Когда ее поезд прибыл на станцию Шарлоттенбурга, королеву уже радостно встречали дочь и внуки. Ее сразу же отвезли во дворец и предоставили апартаменты, в которых когда-то проживал Фридрих Великий, а после того, как королева немного отдохнула и пришла в себя после утомительной поездки, препроводили в спальню императора. «Он лежал на кровати, — записала она в дневнике, — и поднял обе руки, чтобы поприветствовать меня. Мне было приятно видеть его, но самое печальное заключалось в том, что он уже не вставал с постели».
А когда мать и дочь остались наедине, «Вики много плакала, бедняжка». Помимо заботы о состоянии здоровья мужа, добавила королева, «у нее было столько других забот и неприятностей», которые в значительной мере были вызваны откровенным антагонизмом канцлера Бисмарка.
Однако когда на следующий день королева сама поговорила с Бисмарком, то с удивлением обнаружила, что этот довольно милый и дружелюбно настроенный человек вовсе не похож на чудовище, которого Вики называла «самым ужасным и опасным в мире». Он очень волновался перед встречей и часто спрашивал, что будет делать королева во время беседы, где будет сидеть и как ему самому следует себя вести. Они действительно поразили друг друга. Бисмарк нашел старую леди вполне доброжелательной и интересной, а она, в свою очередь, была приятно удивлена его обходительностью и дружелюбным настроем. Как отмечал позже помощник его личного секретаря Артур Бигг, он вышел из ее комнаты в превосходном расположении духа, удовлетворенно потирая бровь. «Боже мой! — воскликнул он. — Вот это женщина! С ней каждый человек может иметь дело!» Позже он уточнил, какое впечатление оставила у него королева Виктория, заявив одному из своих коллег, что «в Шарлоттенбурге бабушка вела себя превосходно».
На следующий день королева отправилась на железнодорожную станцию, и ее старшая дочь провела с ней некоторое время в карете. «Я все целовала и целовала ее, — записала королева в дневнике в тот вечер. — Она долго держала себя в руках, в потом расплакалась. Мне было ужасно больно смотреть на нее, когда она стояла на перроне в слезах, а поезд медленно набирал скорость. Мне тяжело было от мысли, какие еще жуткие испытания могут выпасть на ее долю. Моя бедная девочка, если бы я только знала, как помочь ей в эту трудную минуту».
Через несколько недель состояние здоровья императора заметно ухудшилось. Правда, в то время он нашел в себе силы, чтобы присутствовать на свадьбе своего сына Генриха и Ирен, принцессы Гессенской, однако уже к середине июня практически не мог глотать, и его кормили из тюбика. Родственники сочли необходимым срочно послать за кронпринцем Вильгельмом, который приехал вместе со своей супругой Августой Шлезвиг-Гольштейнской и сразу же начал вести себя как полновластный хозяин дома.
Через день после приезда сына императрица вошла к мужу и воочию убедилась, что его дни сочтены. Позже она сообщала матери, что ее единственным желанием в тот момент было хоть как-то облегчить его страдания в эти последние трагические дни. Она спросила, устал ли он, и тот прошептал сиплым голосом: «Да, очень, очень устал». «Постепенно его глаза стали какими-то странными, — записала она. — Мы подняли лампу, но он уже не реагировал на свет... Он был без сознания, кашлянул один раз, сделал несколько глубоких вдохов, конвульсивно дернулся и так плотно закрыл глаза, как будто перенес болевой шок. После этого он затих и больше не подавал признаков жизни».
«Теперь я уже не его жена, а его вдова, — с горечью писала она матери в тот день. — Не знаю, как я выдержу. Ничего, ты пережила все это, теперь и мне предстоит испытать то же самое». «Дорогое мое дитя, — ответила королева сразу после того, как поступило первое сообщение о смерти императора, — крепко обнимаю тебя и хочу заверить, что это несчастье коснулось не только тебя, но и всех нас. Тебе пришлось пережить гораздо больше, чем мне. Мне, по крайней мере, не доводилось видеть страшные муки и предсмертную агонию своего дорогого мужа. Тем более что место моего мужа так и осталось незанятым, а тебе предстоит пережить новые трудности с новым императором». «У меня просто нет сил вынести постигшее нас всех горе, — писала королева кронпринцу Вильгельму, который унаследовал трон отца. — Постарайся успокоить свою мать и сделать все возможное, чтобы хоть как-то утешить ее. И не забывай, что отныне тебе придется пойти по стопам отца, всегда и во всем следуя его мудрым и благородным советам. Твоя бабушка королева Виктория». Позже она записала в дневнике, что смерть каждого из ее сыновей не смогла бы стать более тяжкой утратой, чем смерть кайзера Германии. Утрата зятя стала бедствием не только для семьи и страны, «но и для всей Европы».
Юный кайзер не последовал совету бабушки. Еще до смерти отца он видел себя «императором Германии и поступал как абсолютный монарх, не терпящий никаких возражений». Уже тогда он вел себя так, словно его отец был предателем своего народа. Сразу же после смерти отца он перерыл все ящики его письменного стал в поисках секретных государственных бумаг, которые могли бы подтвердить его подозрения. Не найдя ничего, он набросился на мать с упреками, что это она спрятала все его документы.
На самом деле кронпринцесса уже давно предприняла все меры предосторожности и во время торжественного юбилея попросила мать сохранить у себя важные документы, которые могли бы нанести вред и ей, и императору Германии, если бы попали в руки нечестного человека. Таким образом, все секретные бумаги были переправлены в Англию еще в начале лета 1887 г. и оказались в надежном месте. Королева охотно согласилась помочь дочери, и в июле того же года три огромных деревянных ящика были доставлены кронпринцессой в Виндзорский дворец. А в мае следующего года туда же был отправлен и четвертый ящик с важными документами. Кроме того, многие документы были вывезены из Германии с помощью британского посла в Берлине, которому сообщили, что там хранятся семейные драгоценности кронпринцессы,
Против воли своей матери новый император Германии приказал провести вскрытие тела покойного отца и завершить медицинское исследование причин его смерти. Вслед за этим юный кайзер дал свое согласие на публикацию провокационного по духу памфлета, в котором всячески подчеркивались заслуги немецких врачей, а ответственность за преждевременную смерть императора возлагалась на англичан. «Английские доктора убили моего отца, — безапелляционно заявил кайзер перед всей страной. — Они искалечили мне руку и сделали все возможное, чтобы погубить отца. И во многом это произошло из-за того, что вокруг моей матери нет ни единого немца!»[60].
* * *
Королева также пришла к выводу, что ее внук просто «сумасшедший, как и Гладстон. Его отношение к матери возмутительно. Она терпеть его не может и часто идет на открытый конфликт с сыном». Королева была вне себя от возмущения и говорила лорду — президенту Тайного совета Крэнбруку, что расценивает поведение внука как «омерзительное». Он, «кажется, мнит себя гениальным политиком и сверхъестественным повелителем страны».
«Замужняя дочь должна жить со мной, а не оглядываться по сторонам в поисках помощи и поддержки...»
Когда вторая дочь королевы Виктории, принцесса Алиса, попыталась убедить мать в том, что та должна покончить раз и навсегда со своим затворничеством, она тем самым навлекла на себя такие же горькие упреки со стороны матери, которые сыпались и на ее министров. Королева в самом резком тоне заявила дочери, что живет так, как считает нужным и удобным для себя, а в противном случае она просто не сможет исполнять возложенные на нее обязанности. «Мне нужно, — убеждала она, — самой формировать свою жизнь и делать все по-своему».
Когда умер ее отец, Алисе едва исполнилось восемнадцать, лет, она была довольно хорошенькой, милой и симпатичной, девушкой, близко к сердцу принимавшей все, что происходило в это время при королевском дворе. Она понимала, что мать убита горем и находится в отчаянном положении, и именно поэтому спала в комнате матери, принимала от ее имени министров и делала все возможное, чтобы хоть как-то утешить несчастную женщину. А королева так быстро привыкла во всем полагаться на поддержку дочери, что чуть было не умерла с горя, когда примерно через полгода после смерти принца-консорта принцесса Алиса собралась замуж за принца Людвига IV Гессен-Дармштадтского. Она почувствовала себя вдруг настолько одинокой и несчастной, что поначалу воспротивилась этому браку и лишь потом смирилась с потерей очередного ребенка, выразив на прощание единственное пожелание, чтобы дочь как можно чаще навещала ее вместе со своим мужем. «У Людвига, — говорила она дочери, — нет никаких срочных обязанностей, которые могли бы помешать ему расстаться с домом хотя бы на некоторое время».
