Конечно, могли возникнуть некоторые проблемы с титулами, поскольку принцесса Луиза выходила замуж за человека не королевской крови, хотя и аристократа. Это был первый случай такого брака после того, как сестра короля Генриха VIII Мэри вышла замуж за Чарльза Брэндона, герцога Саффолка. Однако королева решила, что герцог Аргайлльский был очень близок к ней и вполне может стать членом королевской семьи. «Я полагаю, — отмечал в связи с этим Генри Понсонби, — что Луиза немного нервничала по этому поводу, так как не совсем привыкла К столь интимным разбирательствам относительно своей свадьбы». Что же до самого жениха, то он был вполне доволен такой перспективой и не задумывался о подобных проблемах. А королева пребывала в уверенности и часто сообщала об этом своей старшей дочери, что этот брак стал «самым популярным событием» за все годы ее правления. Что же касается аристократических титулов, то ее этот вопрос мало волновал. Она знала, что в своем доме ее дочь всегда будет принцессой, а в доме мужа вполне может быть просто леди Лорн. Во всяком случае, говорила она Генри Понсонби, намекая на Джона Брауна, там ее не будет преследовать «этот абсурдный человек в килте».
Свадьба принцессы Луизы состоялась 24 марта 1871 г. в Виндзорском дворце и прошла в более торжественной обстановке, чем аналогичные события в жизни Алисы и Елены. Во главе торжественной процессии шла королева в своем шикарном черном платье, отделанном бриллиантами и рубинами под «Кэмпбеллы идут». Вскоре после свадьбы молодые переехали в Кенсингтонский дворец, во дворе которого Луиза поставила мраморную статую, изображающую королеву в торжественном одеянии в момент коронации.
Принцесса Луиза всегда поддерживала не совсем обычные отношения с членами своей семьи и придворными. Мари Маллет находила ее «весьма привлекательной, но при этом обладающей чрезвычайно дурным характером. Я просто боялась заговорить с ней, — вспоминала она, — но от нее не могла ускользнуть ни одна душа... Никогда в жизни я не встречала более опасную и злую женщину, которая не остановится ни перед чем, чтобы добиться своей цели»[61]. Однако позже миссис Маллет пришла к выводу, что она была «чрезвычайно отзывчивым человеком, когда кому-то требовалась помощь», и это было «самой характерной чертой ее необыкновенно сложного характера». Миссис Маллет верила, что Луиза непременно «обуздает свой дурной характер и сможет оказаться весьма полезной для королевы».
«Я согласна с магометанами, что долг детей перед своими родителями должен быть на первом месте, однако в Европе детей этому в религиозном плане не учат».
Королева всегда старалась держать под контролем сыновей не в меньшей степени, чем дочерей. Конечно, наибольшее беспокойство ей доставлял старший сын Берти, поскольку был официальным наследником престола. Однако не меньше хлопот доставлял ей и принц Альфред, герцог Эдинбургcкий. Она с сожалением отмечала, что он был слишком «сдержанным, скрытным, чувствительным, рассеянным и капризным», чем доставлял ей массу огорчений. Однако когда принц вернулся домой после службы в военно-морском флоте, куда он отправился отнюдь не по собственной воле, все заметили разительные перемены в его характере. Он стал так походить на своего «дорогого папу», что все диву давались. Хотя, конечно, он и ранее был таким же красавцем, как и его отец. А теперь для окружающих он стал просто «добрым, порядочным и умным парнем». «Да благословит его Господь, — с радостью отмечала королева. — С тех пор как он снова с нами, мы не обнаружили в его поведении ни единого промаха, ни единой ошибки. Он поумнел и стал более мужественным. Его приятно послушать, и ему есть о чем рассказать. Все просто не нарадуются, глядя на него».
Кроме того, у принца Альфреда обнаружилось немало интересных увлечений, чего нельзя было сказать о его старшем брате. Он стал коллекционировать марки, увлекся фотографией, играл на скрипке, хотя и не очень хорошо, сочинял музыку, хотя и не такую уж хорошую. Кроме того, он неплохо играл в шашки, удивлял всех своими чудными акварелями. Правда, при этом он никак не хотел понять, что нужно хорошо относиться к слугам, и всегда забывал, что «достойное и великодушное отношение к подчиненным является наиболее болезненной темой для королевы». Однажды она сделала ему выговор за то, что он обращается со своими слугами как с солдатами. Она заявила, что это наносит «огромный вред придворным традициям, совершенно недопустимо в королевском дворце и что она этого не потерпит»[62]. Когда принц Альфред снова отправился на военно-морскую службу, он допустил несколько серьезных ошибок, вызвавших нарекания со стороны королевы. Так, например, он забыл поздравить мать с восемнадцатой годовщиной со дня свадьбы родителей и тут же получил короткую и весьма сердитую телеграмму, в которой она напоминала ему об этой оплошности[63].
Принц Альфред был не только забывчивым. Когда он снова приехал домой в отпуск, то вел себя вызывающе, со всеми ссорился, а к слугам вообще относился так, словно они были его подчиненными на флоте. Он обладал чрезвычайно вспыльчивым характером и, что еще больше поражало и возмущало королеву, был на редкость жадным. А в 1862 г. он нанес матери еще один тяжелый, по ее словам, удар. До нее дошли слухи, что во время службы на Средиземноморском флоте он совершил «бесчестный поступок» по отношению к какой-то молодой женщине на острове Мальта. Это было такое же позорное для представителя королевской семьи поведение, которым за год до этого отличился его старший брат в Ирландии. Королева была вне себя от гнева, но все же простила сына в следующем году, когда тот приехал домой и показался ей более воспитанным и повзрослевшим, то есть больше похожим на «своего дорогого папу».
Однако это улучшение оказалось временным. «Я не горжусь своим Аффи так, как ты, вероятно, думаешь, — с горечью писала она старшей дочери вскоре после того, как Альфред получил огнестрельное ранение в Австралии. — Он поступает не совсем порядочно, всячески преувеличивает свои достоинства, а сейчас и вовсе ведет себя так, словно совершил героический поступок. Более того, он требует оваций в свой адрес, Вместо того чтобы молиться Богу, который смилостивился и сохранил ему жизнь... Да, Аффи доставляет мне немало огорчений, а иногда просто злит меня своей неуправляемостью. Он сбился с пути, и я не знаю, что с ним теперь делать. Просто не понимаю причин такого поведения».
Еще большее оскорбление нанес матери принц Альфред своим неистребимым желанием сочетаться браком с великой княгиней Марией Александровной — единственной дочерью царя Александра И. Королева не любила царскую семью и считала ее «фальшивой» и даже «полуазиатской». Разумеется, она не могла помешать сыну, но хотела еще до свадьбы познакомиться с невестой. Можно представить ее гнев, когда отец великой княгини наотрез отказался повезти дочь в Лондон для смотрин. Еще больше расстроила ее дочь Алиса, которая поддержала предложение царя, чтобы королева сама отправилась в Европу, где могла бы познакомиться с ней в Кёльне. «Ты всецело стала на сторону русских, — упрекала она Алису. — Надеюсь, ты помнишь, что я нахожусь на престоле на двадцать лет больше русского царя и вообще являюсь самым старым монархом в мире. К тому же я — правящая королева, а не какая-то императрица. Не забывай об этом!»
Таким образом, королева так и не познакомилась с невестой сына и вообще с нарочитым безразличием отнеслась к свадьбе, которая состоялась 23 января 1874 г. в Санкт-Петербурге. Кроме того, она очень расстроилась, когда узнала, что ее сын пришел на это торжество в форме капитана русского флота. Однако, познакомившись в конце концов с юной супругой Альфреда, она осталась ею очень довольна. Девушка показалась ей добропорядочной, прекрасно воспитанной и достаточно умной. К тому же Мария, несмотря на свою природную скромность, не смущалась в присутствии королевы и нисколько не нервничала, чем еще больше покорила сердце свекрови. Однако удовлетворение этим браком отнюдь не было взаимным. Ее русская семья вскоре узнала, что поездка Марии в Лондон оказалась для нее «невероятно скучной», Виндзор и Осборн не произвели на нее никакого впечатления, а английская еда была просто «отвратительной». К тому же она очень уставала от ночных балов и танцев, а Лондон, где она с мужем остановилась в Кларенс-Хаусе, произвел на нее «ужасное» впечатление. Что же касается мужа, то он показался ей утомительным, много пьющим и обладающим к тому же весьма необузданным нравом. Она не скрывала, что была рада, когда он снова отправился в Средиземное море на своем броненосце «Султан».
Поступки принца Артура, получившего в 1874 г. титул герцога Коннотского и Стратернского, никогда не вызывали у матери того раздражения и негодования, которые она часто испытывала от поведения его старшего брата. Действительно, с того самого момента, когда Винтерхальтер изобразил его на картине получающим подарок от герцога Веллингтона в свой первый день рождения, принц Артур никогда не досаждал матери и не разочаровывал ее по каким бы то ни было поводам. Однажды королева призналась его гувернеру, что «восхищалась этим мальчиком с первого дня его жизни», поскольку он никогда не давал ей никаких оснований для беспокойства или огорчения. А его отцу она как-то сказала, что Артур является их любимым ребенком, «более дорогим, чем все остальные дети, вместе взятые». «После тебя, — добавила она в беседе с мужем, — он для меня — самое дорогое существо на земле... Меня страх берет при мысли, что я могу обнаружить в его характере или внешнем виде хотя бы один недостаток. Я очень боюсь, что через некоторое время он вырастет и станет беззащитным перед всяким злом. У меня от этой мысли даже слезы на глаза наворачиваются». Он действительно был для матери «самым дорогим существом» и «лучшим ребенком» из всех, которых ей доводилось когда-либо встречать.
