Когда Галилеянин, утрудившись, отдыхал у колодца Иакова, подошла к нему женщина из Самарии. Он не уклонился от нее, но попросил ее дать ему напиться воды. Женщина, которая познала пять мужей и имела любовника, сказала ему, что у нее нет мужа. И вот он, чьи слова были для нее источником воды, текущей в жизнь вечную, стал ее седьмым, и последним, мужем.
В Финикии гречанка припала к его ногам и молила исцелить ее дочь. «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам», – сказал он. Она же сказала: «Но и псы едят крохи, упавшие со стола». Этими словами растопила она его сердце.
Фарисеи привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии. Они спросили его, могут ли они побить ее камнями. Он же, наклонившись, писал перстом на земле. Потом выпрямился и сказал: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался он один и женщина, стоящая посреди. Вновь восклонился он и спросил: «Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?» – «Никто», – отвечала она. «И я не осуждаю тебя», – сказал он и стер слова свои так же, как и грехи ее.
О чем думала третья Мария, слыша крики возлюбленного ею? Впервые она услыхала, как он проповедовал, в Магдале, у Геннисаретского озера. Одно слово горело у него на устах. Оно проникало ей в уши и пронзало ей сердце, пока огонь его не заполыхал в ней так, что силы готовы были оставить ее. И слово это было: любовь.
И она пошла за ним вслед. Незамеченная, вошла она в дом, где он был гостем Симона фарисея. Имела она при себе алавастровый сосуд, из которого возливала благовония на себя и своих любовников. До того как успел кто-либо удержать ее, подошла она к месту, где возлежал он, и преклонила колени. Слезами радости обливала она его ноги и отирала их своими распущенными волосами. Она покрывала поцелуями ступни его и умащивала их ароматным бальзамом.
Симон не мог более сдерживаться и спросил проповедника покаяния, почему он терпит сие. Он же отвечал, что эта женщина сделала то, чего не сделал никто другой. Симон не омыл ему ног, она же оросила их слезами своими. Хозяин при его приходе не дал ему лобзания мира, она же беспрестанно целовала его. Фарисей не умастил главу его, она же ноги его поливала бальзамом. Кто выказал столько любви, во всем прощен будет.
Из любви поверила Мария Магдалина ему, когда он потребовал: «Возлюби Господа!» Но он добавил к этому: «Возлюби человека». И только она поняла, что обе заповеди суть одна заповедь: «Возлюби меня». Поэтому вместе с другими мужчинами и женщинами она последовала за ним в священный город, где он должен был взять власть, дабы утвердить на земле царство любви.
Когда враги схватили его, мужчины бежали. Только женщины остались при нем. Они не ведали страха, потому что любили его. Они покинули своих отцов, братьев, мужей, сыновей, чтобы следовать за ним как за своим женихом. Матери знали, что он дитя, которое нуждается в ласке. Сестры сознавали, что он брат, который будет руководить ими. Дочери чувствовали, что он возлюбленный, который утешит всех невест в мире.
Мария Магдалина видела, что он страдает, как мужчина, и стенает, как женщина, Прямо перед тем как он предал дух свой, он громко призывал своего отца. Солдат в шкуре пантеры взял копье и проткнул ему ребра. Кровь с водою, как при лишении девственности, истекла из него.
Одному из наших по духу, бывшему членом высшего совета, разрешили снять тело с креста и положить его в уже высеченный в скале гроб новый. Все три Марии, следовавшие в погребальном шествии, били себя в грудь, как подобает плакальщицам, когда мертвое тело вносили в гробницу.
Мария из Назарета положила сына своего к себе на колени и, как новорожденному, покинувшему только что ее лоно, омыла кровь с его тела. Мария Магдалина делала мертвому то же, что и живому: орошала его слезами и отирала волосами. Мария Клеопова, моя мать, помазала его благовониями, как Мария из Вифании две недели назад в доме своей сестры Марфы. Она разбила ониксовый кувшин и вылила миро на его перебитые руки и ноги. Втроем подняли они тело и обвили его пеленами, как новорожденного оборачивают в пеленки. И тогда стали они оплакивать мертвого, как матери Вавилонские, скорбевшие по прекрасному Адонису. Они плакали до тех пор, пока уже нельзя было отличить синей нити от красной. Тогда заключили они тело в гробницу, заимевшую во чреве от его пребывания.
Никогда еще не знала Мария Магдалина мужчины, который бы с такой силою любил женщин. Собрав вокруг себя двенадцать мужчин, одновременно с ними призвал он двенадцать женщин: Марию, мать мою, Марию Клеопову, Марию из Вифании и сестру ее Марфу, Саломию Зеведееву, замужнюю Иоанну и. вдовствующую Сусанну, самаритянку, и финикиянку, прелюбодейку, и одержимую, и жену самого Пилата, римского наместника Иудеи. Мария знала, что отныне она должна стать наставницей женщин, его учениц, дабы продолжить его дело любви. Если Бог – всё, то Он также и женщина.
Два дня спустя, в предрассветных сумерках вернулась она вместе с моей матерью к гробу. Когда они с благовонными травами пришли туда, увидели они, что камень был отвален от гроба. Они поспешили внутрь и увидели лежавшие пелены. Плащаница лежала в углу, свернутая, словно кто-то положил ее там. Неужели враги учителя осквернили могилу? Даже тело его не оставили они в покое?
Моя мать выбежала оттуда, чтобы сказать мужчинам, а Мария заплакала. Вдруг она услыхала чьи-то шаги. В страхе обернулась она и увидала приближавшегося к ней садовника. «Ты ищешь кого-то?» – спросил он. «Куда делось тело?» – хотела она спросить. Но тут увидела она глаза его и узнала его. У него теперь не было бороды, и лицо его было гладким, как лицо женщины. Она вскричала: «Учитель!» – «Учитель, дай мне прозреть!» – крикнул слепой в Иерихоне. И только когда он исчез, поняла она, что из любви она родила его снова.
Еще ребенком грезил я о Нем как о некоем седовласом отце. В облаках, клубившихся над вершиной горы Фавор, видел я, как вздымается его обрамленная бородой голова. Когда сверкала молния его гнева, раскаты его громового голоса окружали гору. Так явил Он себя Моисею на горе Хорив: Азъ есмь Сущій.
Он был небом. На востоке, в нагорье, образ его появлялся, когда чуть брезжила утренняя заря. На западе, на горизонте, тень его опускалась пурпурною завесой. Дыхание его веяло над водою, когда отец мой выходил в ночь рыбачить на озеро. После бурных зимних дождей он простирал свой гигантский лук над всем миром.
Он был Светом, который создал солнце и звезды. Он был Господом, который не терпел никого другого рядом с собою. Из праха земного вылепил Он человека по образу своему и подобию и дыханием своим л против Отца своего. Тогда сына, который хотел стать, как Он, изгнал Он из Сада Услад.
В отеческой доброте своей заключил Он союз мира с народом своим, в отеческой строгости дал он детям своим закон, которому они должны были следовать. Когда же строптивость наша вызывала его раздражение, никто не мог спастись от его ангела мщения. Он изливал на нас фиалы воды, огня, серы. Он бросал на нас полчища мух, жаб, саранчи. Он насылал на нас голод, войны, чуму и смерть и повелевал умерщвлять в стране нашей первенцев наших.
Я, Сын Грома, глотал строки Писания. В своих снах видел я, как солнце вдруг стало черным и луна сделалась красной, и звезды небесные упадали на землю, как смоквы, сотрясаемые бурей с небесного древа. Весь дрожа, проснулся я, когда Он, в конце, свил небо, как свиток.
И тогда пришел этот неведомый человек. Он стоял на берегу озера и звал нас. Мы повиновались ему, и он открыл нам свое имя. Он говорил не как отец, но как брат. Он был не гнев, а любовь. Я не был больше сыном, который трепещет перед отцом своим, но человеком, прислушивающимся к человеку.
Я полюбил его. Куда бы ни пошел он, моя тень следовала за его тенью. Когда он говорил, мой взгляд был прикован к его устам, и слова его отзывались в моем сердце. Когда он отдыхал, я спал у него на груди и любил его, как самого себя. Лицо его было зеркалом для меня. Я смотрелся в него, как и он в меня. Он был мною, и я был им.
Что происходит, если одно зеркало глядится в другое? Я знаю это, потому что испытал на себе. Те, кто не изведал этого, меня не поймут. Моя душа смотрелась в другую душу и знала ее, как самое себя. Я любил ее, и она любила меня. Любовь овладела мною и привела меня на край своей бездны. Я стоял и смотрел. Взор мой пил воду, которая в глубине блестела, как зеркало. Там глаза мои видели его глаза, которые смотрели в глаза мне, и мы с ним были одно.
Его присутствие с нами было как свет. Его отсутствие было как ночь. Когда он исчез навсегда, все дни мои стали снами. Но я утешал себя, потому что он сказал мне, что никогда не покинет меня.
Я самый младший из учеников его, был ближе всех к нему, когда он прощался с нами. Когда он сказал, что некто предаст его, это я спросил его, кто же станет предателем. Его ответ поверг меня в ужас. Когда враги схватили его, все друзья его ринулись прочь. Только Симон и я последовали за ним в ночь его поругания, но как только Симон был узнан, я бежал вслед за ним. И тогда понял я, как он был прав, когда прошептал мне на ухо, что мы все предадим его.
