Руабен невольно улыбнулся.
— Наверное, у тебя характер помягче, я же злее тебя. Да ты тоже временами думаешь: Осирису было в больше по душе, если бы Ахет Хуфу поменьше угнетала людей. Зачем живому богу такая гора? Строили же его предки поменьше, пониже и попроще.
Руабен опасливо оглянулся:
— Не наше это дело — говорить о живом боге.
— Зато наше дело ломать спину и падать от голода. Умный ты мужчина и мастер на все руки, а этого недодумаешь.
— А если и додумаю, что из того? Ты додумал, но идешь в такой же муке на гору, как и те, кто недодумал, — с досадой ответил Руабен.
— И это верно, — с горечью согласился Нахт.
Приходили дни, и где-то иногда в сознании теплилась надежда, что пройдут эти безрадостные времена, и они вернутся домой. Но пришла еще неприятность, которая была в их положении особым злом. Жесткие ячменные лепешки, составляющие основную еду в их убогом рационе, с каждым днем становились тоньше и меньше. Чеснок, лук или редька не могли насытить мужчин, выполняющих нечеловеческую работу.
И один из таких дней, когда рабочие, пошатываясь, спускались тихо с салазками, Руабена поразил непривычный яркий блеск внизу, под навесом. Он смутно догадался, что, вероятно, сам царь любовался на свою любимую пирамиду, и блеск исходил от его носилок, украшенных листовым золотом.
Вместе с царем там стоял и чати. Хемиун за многие годы видел всяких строительных рабочих, но теперь он внимательно смотрел на их движение и хмурился все больше. Группа их нестройно двигалась по насыпи.
— Почему они такие худые? Особых причин на это нет, распоряжений об уменьшении норм зерна не было, питание должно быть обычным, — вслух высказал свое беспокойство Хемиун.
Он отошел от царя и приказал позвать к себе начальника припирамидного поселения. Тот подошел встревоженный.
— Почему они у тебя такие костлявые?
— Начальник Дома пищи говорит, что убавили норму ячменя.
— Ты не думаешь, что они упадут и некому будет работать?
Начальник молчал, бледнея под взглядом Хемиуна.
— Тебе надо было заняться этим вопросом и выяснить точно, сокращены ли дневные нормы?
Хемиун не стал продолжать разговора, сумрачный, уселся в свои носилки и направился вслед за царем.
«Завтра наведем в этом деле порядок», — с досадой думал он. Однако он не предвидел, что события развернутся быстрее, чем он мог предполагать.
На следующий день во время обеда в поселке при пирамиде все с возмущением обнаружили, что лепешки по сравнению с прежней нормой убавились наполовину.
Худые, озлобленные, вечно голодные перевозчики и каменотесы, раньше такие молчаливые, теперь прорвались в полный голос:
— Нас совсем решили уморить! — кричали одни.
— Работаем, как быки, а кормят хуже собак., возмущались другие.
— Скоро совсем не будут давать еды. Один чеснок да редька!
— Собак кормят лучше, чем нас!
— Братья! — вдруг раздался сильный голос Нахта. — Наши глыбы не увезет и пара быков, мы же должны поднимать их на огромную гору. Но хороший хозяин заботится о своих быках, когда пашет на них. Он берет их и хорошо кормит, если они на тяжелой работе., Кто у нас хозяин? Зачем нас пригнали сюда? Зачем оторвали от родных, от детей? — слышался гневный голос Нахта в напряженной тишине. — Мы работаем тяжелее, чем любой бык, но нас не хотят кормить. Сколько наших братьев упало на этой горе, когда тащили глыбы сверх своих сил? Сколько из них умерло, надорвавшись от работы и плохой еды? Нас ожидает такая же участь. Пусть отпустят домой, к нашим семьям, если нет для нас еды. Пойдем, заявим об этом чати! Если не желают отпустить, пусть перебыот. Чем мучиться без конца на этой горе, лучше умереть враз…
— Пойдем! Все пойдем! — раздались голоса в толпе. — Веди нас!
— Идемте все! — сверкая жгучими черными глазам призывал Нахт.
И он сильно, порывисто зашагал к воротам, за ним потоком устремилась армия строителей Ахет Хуфу.
Руабен, слушая Нахта, забыл обо всем и чувствовал лишь непреодолимо властную силу призыва. Он двинулся за Нахтом, и они пошли рядом, впереди всех, и стража в воротах уже ничего не могла с ними сделать. Эта безоружная армия с сильными руками сверкала ненавидящими глазами вместо секир, и стражники отступил перед стихией гнева.
Начальник поселка пробовал защитить ворота, но людской вал отбросил его, как щепку, и он, оглушенный, смотрел, как толпа выплеснулась на дорогу и, неудержимая, полилась к пригороду. Он не знал, что делать и, только собравшись с мыслями, послал двух стражников предупредить чати о бунте.
— Какое несчастье! Как на беду, всю стражу из поселка отправили с караваном в Ливийскую пустыню. Но кто же этого ожидал? Всегда все было тихо, спокойно! Теперь несдобровать! — жаловался начальник оставшимся стражникам.
Они вышли за ворота и беспомощно смотрели, как человечий поток, извиваясь, быстро удалялся. В знойном слепящем мареве он становился все более слитным в своем красновато-черном цвете, в едином порыве…
Руабен бежал рядом с Нахтом, в толпе слышались восклицания, отдельные слова и тяжелое дыхание сотен бегущих. Свобода пьянила; опасность взрыва еще не представлялась, она была еще не видна. Но всем было ясно, что жить так, работать так дальше нельзя. В этом была их правота и сила. В душевном подъеме они не замечали палящей жары и жажды. Нахт между тем мучительно соображал, что он должен делать, куда он стремится и ведет за собой людскую массу? К чати! Он ведает всем строительством Ахет Хуфу. Вот уже скоро поворот дороги к дворцам, там же живет и Хемиун.
Руабен резко вскрикнул и остановился, схватившись за ногу.
— Что? — остановившись на секунду, спросил Нахт.
— Сильно ранил ногу!
— Перевяжи и догоняй! — Нахт снова устремился вперед, словно хотел скорее разрешить все вопросы, которые его мучили.
Руабен заковылял на одной ноге в сторону и упал. К нему из густой толпы пробрался сосед по хижине Маи. С размаху Руабен наступил на острую кость, и она глубоко вонзилась в подошву. Кровь лила сильной струей, смывая дорожную пыль. Маи отделил от повязки Руабена лоскут, но, прежде чем перевязать рану, осмотрелся. Заметив куст, оторвал несколько листьев и, закрыв ими рану, туго перевязал ногу. Руабен потерял сознание. Маи с тревогой смотрел на него. Толпа ушла уже далеко, закутавшись в облако пыли. Если бы они и пытались догнать, то не смогли бы.
— Что же делать? Вода далеко. Как помочь?
Но в это время Руабен открыл глаза, сел и, увидев, как по направлению реки шли его товарищи, пытался встать, но не мог наступить на ногу от резкой боли.
— Что же теперь? Пойдем в поселок, недалеко с тобой уйдем.
— Пойдем за ними! Это же предательство! — умолял Руабен.
Но когда он встал и наступил на раненую ногу, снова упал без сознания.
— Тоже бунтовщик, — разговаривал вслух Маи, — так выработался, что и на мужчину перестал походить. А кровь-то все идет…
Он оторвал еще кусок и снова перевязал рану, прикрыв свежими листьями. Маи стоял, не зная, что делать. От слабости, от палящего солнца, от потери крови Руабену становилось хуже. И тогда Маи взвалил себе на спину раненого и, задыхаясь от тяжести, побрел назад к поселку.
В это же время князь Хемиун сидел со своим дядей на крыше дворца под полотняным навесом. Хуфу торопил со строительством пирамиды.
— До вершины еще далеко, да стена вокруг пирамиды, храмовые постройки. Сколько еще лет надо? Ты должен спешить. Поставь больше людей на строительство, — настаивал царь. — Прошло уж больше двух с половиной десятилетий.
Хемиун с досадой покусывал губы, сдерживая внутреннее кипение. Уж если он не вкладывал умения, энергии в эту гробницу, то кто же тогда это сможет! Но вслух он сказал очень спокойно:
— Твое величество! Вершину мы закончим быстро, ведь с каждым слоем ее площадь уменьшается, глыб и работы требуется меньше. Мы очень спешим, но рабочих рук не хватает. Крестьяне остаются на удлиненные сроки. Кроме того… — Он замялся.
— Что еще тебе надо?
— С едой плохо. Мы плохо их кормим.
— Ты — чати, и поэтому у тебя все права. Делай, что надо для ускорения. Я с твоими мерами соглашусь.
— Хорошо, твое величество! Я постараюсь изыскать зерна, не хватающего нам до нового урожая. При хорошем корме работа пойдет лучше. Мы вместе были вчера на Ахет Хуфу. Я никогда не видел, чтобы все наши рабочие были такие худые.
— Насколько мне известно, отпуска зерна не сокращали, — заметил царь.
— Я проверю. Подозреваю, что в Доме пищи обворовывают. Нужно проверить чиновников. Казнокрадство создает добавочные трудности.
— Если это так, наказать со всей строгостью расхитителей.
— Сегодня будут посланы надежные люди для проверки, — ответил Хемиун. Его энергичное лицо сделалось злым и усталым.
