— Измены эти дорого нам обошлись, пусть бог простит предателей, — перекрестился Церетели.
— Не бог простит, а пес пусть сдохнет на их могиле!..
— Мне не нравится, что на границе нас никто не встречал. Неужели сардар снял все заставы? Как бы не подстроил чего Бешкен наследнику. Сердце мне о недобром подсказывает, — проговорил Абашидзе, выбивая на ладони чубук, чтобы наполнить табаком заново, но раздумал и положил его в карман…
…Прошел только год со дня смерти одишского правителя Дадиани, как его супруге — царице Кесарии донесли, что турки готовятся к нападению. Кесария тут же послала к Почине Абашидзе гонца с наказом не выпускать царевича, который учился в Гелати. Она не могла доверить войско семнадцатилетнему юноше, не хотела подвергать опасности единственного сына.
Царица сделала военачальником своего брата Бешкена. Только на него она могла положиться после смерти правителя, подозревая многих именитых князей в стремлении к власти. Не знала Кесария, что самым опасным врагом был Бешкен, — не для ее сына готовил он престол, яростно борясь с соперниками, — а для себя самого.
Не знала она и того, что в народе говорили, будто Бешкен подсыпал яду в вино Дадиании и того одолел неизлечимый недуг. После смерти Дадиани надо было убрать с дороги Вамеха. Но он был в Гелати под неусыпным надзором Почины Абашидзе. Почина ненавидел Бешкена и не подпускал его послов к крестнику на пушечный выстрел. Он окружил наследника верными людьми: к царевичу — муравей не подползет, орел не подлетит. Бешкен хорошо знал Абашидзе и примирился с мыслью, что в Кутаиси Вамех неуязвим. Он с нетерпением ждал того дня, когда можно будет добраться до цели иным путем.
Ждать пришлось недолго. Как только Бешкен узнал, что турки идут на Одиши, он решил с помощью Искандера-Али все покончить. Он обещал османскому сардару сдаться после мнимого боя с условием, что ему будет передан престол.
Искандер-Али, не колеблясь, согласился. Бешкен, сдаваясь, погубил больше половины одишского войска. Для всех ясна была причина такого странного исхода боя, но говорить об этом прямо никто не решался. Безжалостный Бешкен не знал пощады. А после, когда Искандер-Али сделал Бешкена своей правой рукой, только отчаянный смельчак мог вспомнить о его подлой измене.
Не сладко приходилось Бешкену По ночам ему снились воины, убитые в том ужасном бою. Они стеной стояли перед ним и вопрошали безмолвно: «За что?» Днем, при виде вдов и матерей в глубоком трауре, он опускал голову. Во всех глазах он читал тот же вопрос: «За что?»
«За что?.. За что?.. За что?..» — вопрошали звезды, деревья, земля, небо.
«За что?» — спрашивал он сам себя.
Отреклись от него жена и родные дети, как зачумленного сторонились родственники.
Искандер-Али не только не выполнил обещания, но даже глядел на него с откровенным презрением.
Бешкен остался совсем один. Ему казалось, что и собственная душа отреклась от него. Он еще более ожесточился и озлобился, еще острее стало в нем желание добиться власти.
«Пока законный наследник жив, тебе опасно садиться на престол. Погоди, избавимся от Вамеха, и престол будет твой, и все враги-завистники в твои руки попадут», — успокаивал Бешкена Искандер-Али.
Бешкен чувствовал, что турок обманывал обоих — и Вамеха и его самого. Вамех ему нужен для похода на Имеретию. А дальше он и от него избавится, и от Бешкена.
Бешкен решил убить царевича, как только тот переступит Цхенисцхали, не дожидаясь его прибытия во дворец. Так он ловил одновременно двух зайцев: подозрения в убийстве падут на Искандера-Али. Он, Бешкен, отойдет от «убийцы» и вернет утерянное доверие народа, завоюет сердце Почины Абашидзе и Эсики Церетели. Заручившись помощью Имеретии, он выгонит турок, и Кесария сама предложит ему престол — она боготворит брата, верит в его честность и преданность.
В зале, убранном по-турецки, у раскрытого окна стоял голый по пояс Искандер-Али. В руке он держал серебряную чашу с вином. Разморенный жарой, он смотрел на высящийся напротив дворец. За высокой оградой, в хозяйственных пристройках царила суета, шли приготовления к приезду царевича.
На губах Искандера-Али играла насмешливая улыбка. Он отирал шелковым платком крупные капли пота, выступавшие на бритом черепе, темном лице и волосатой груди.
За его спиной, понурившись, как побитый пес, стоял Бешкен.
— Ты напрасно боишься, князь, — обернулся к Бешкену сардар.
— Ты выпустил орленка в небо, — не мог сдержать упрека Бешкен.
— Орлу не вырваться из львиных лап…
— Пока он жив…
— Никто не отнимет у тебя престола, — прервал его турок, протягивая пустую чашу. — Налей мне вина! — Он приказал ему, словно простому слуге.
От оскорбления кровь бросилась в лицо Бешкену. После минутного колебания он пошел к столику, взял кувшин и наполнил чашу.
Искандер-Али опять повернулся к окну и устремил жадный взгляд на спальню царицы.
— Имеретинский царь понимает, что султану известны его переговоры с русским царем. Знает он и то, почему я откладываю поход против него. — Сардар отпил глоток и щелкнул языком. — Я едва достиг желаемого. Этого «орленка» я заманил сюда, чтобы он помог мне своими войсками! — Он залпом допил оставшееся вино и обернулся к Бешкену. — Вы, гяуры, наивный народ. Вы думаете, что Россия из любви к вам стремится сюда. Ее интересует только выход к Черному морю. Русский царь знает, что на юге один Гурджистан — оплот христианства, и с его помощью он хочет выгнать османского льва и вырвать у него Переднюю Азию. Но этого не будет. Сам аллах послал турок в Гурджистан.
После Имеретии османы собирались покорить Картли, а затем и Кахетию. Прибрав к рукам Грузию, они закрывали русским путь на юг.
У дверей раздались торопливые шаги. Бешкен прислушался. Насторожился и сардар. В зал вошел один из сотников.
— Вести из Имеретии… — не успел тот закончить, как ворвался запыленный, потный гонец и, едва переводя дыхание, упал на колени.
Бешкен страшно побледнел, сердце почуяло недоброе.
— Великий сардар! — начал, задыхаясь, гонец, но тут же замолчал, взглянув на Бешкена.
Бешкен вышел из зала.
— В лощине, что у маленькой башни, пятнадцать вооруженных гяуров напали на царевича.
— И что же? — сразу протрезвел Искандер-Али.
— Слава аллаху, имеретинский князь, его крестный Почина Абашидзе, — прикрыл его собой…
— Жив ли наследник?..
— Жив… Абашидзе погиб. Эсика Церетели ранен в голову, остальные…
— Остальные меня не интересуют, — движением руки остановил гонца Искандер-Али. Он облегченно вздохнул, но тут же лицо его потемнело, как грозовая туча: — Кто нападал?
— Люди правителя дворца Бешкена Пага.
Сардар долго молчал, потом налил себе вина и посмотрел на сотника.
— Бешкен не должен ничего знать. Пусть сейчас же едет встречать наследника! — Махнув платком, он приказал гонцу выйти. Собрав последние силы, тот встал и попятился к двери.
Искандер-Али пальцем поманил сотника.
— На Черном мосту на лошадь Бешкена налетит едущий навстречу всадник. Лучше, если это будет гяур, — он обернулся и опять уставился на окно царицы. — Удачный момент, чтобы избавиться от этого старого шакала. Иди, не медли.
Даже в хмелю сардар не терял рассудка. Перед его взором опять предстала Кесария, чей образ ни днем ни ночью не выходил у него из головы. «Царица, ослепленный властолюбием, брат твой не остановился и перед родной кровью, — Искандер-Али еще больше нахмурился, замутились и сузились покрасневшие глаза. — Среди всех женщин и мужчин — ты одна смогла покорить Искандера-Али. Будь проклят тот день, когда я увидел тебя! — шептал обезумевший от любви и вожделения сардар. — Я раб твоей дьявольской красоты. Я тень твою чту, царица… — Он одним духом осушил чашу. — Поглядим, из какой стали отлит твой сынок!..»
Кесария Дадиани сидела в спальне перед зеркалом. Ее взгляд, ее сердце устремились к портрету Вамеха, висящему на стене. Некий итальянский миссионер изобразил шестнадцатилетнего, полного жизни юношу с пронзительным взглядом больших серых глаз. Портрет был настолько живым, что казалось, Вамех вот-вот заговорит с матерью. Он был изображен в простом архалуке, из раскрытого ворота выступала стройная шея, непокрытая голова коротко острижена, над губой проступал темный пушок.
— Мой Вамех, мой мальчик! Вот уже год, как не видела тебя твоя бедная мать, — шептала Кесария, не замечая суетившихся вокруг служанок, которые наряжали ее к приезду царевича.
В ожидании сына Кесария провела бессонную ночь. Она была бледной и выглядела утомленной. Но это делало ее только прекраснее. Служанки любовались ее девичьей грудью, тонкой талией, крутыми бедрами, хотя и не раз видели царицу обнаженной, не раз одевали и украшали ее.