– Его унесла болезнь, «потливая горячка». Он сгорел за день. Бедный Эдвард! Он был таким мягким. – Рассказывая о прошлом, она рассеянно смотрела вдаль, как будто и часть ее самой ушла вместе с первым мужем. – Потом я вышла за Джона Латимера. – Она вздрогнула и опомнилась. – Итак, расскажите… Он из Антверпена?
– Нет, англичанин. Писатель, философ. Он довольно известная персона, Кит. – Хьюика начало трясти, стоило ему лишь упомянуть о Николасе Юдолле. – И необузданный… Крайне необузданный.
– Необузданный… – повторила она. – По-моему, это опасно.
– В хорошем смысле, – усмехнулся Хьюик.
– А что же ваша жена? – спросила Катерина. – Она относится ко всему с пониманием?
– В последнее время мы с ней практически живем раздельно. – Хьюику не хотелось говорить о жене, таким виноватым он себя чувствовал. Он спешил сменить тему: – Сейчас любовь как будто витает в воздухе… При дворе только и разговоров о короле и кое о ком еще.
Ее лицо вытянулось.
– Наверное, вы имеете в виду меня.
Они остановились, и она посмотрела на него большими глазами, в которых мелькнула тревога.
– Хьюик, почему я? При дворе достаточно красавиц, которые только того и ждут! Двор буквально переполнен ими. Разве он больше не хочет сыновей?
– Может быть, его подхлестывает именно ваша холодность. – Хьюик слишком хорошо понимал, как распаляет страсть равнодушие. Он вспомнил смазливых юнцов, в которых он влюблялся. Им противно было смотреть на его кожу… – Король привык получать то, что хочет. Вы, Кит, не такая, как все. Вы не спешите сдаться.
– Хм, не такая, как все… – Она глубоко вздохнула. – Что вы мне посоветуете? Броситься в его объятия? Может быть, это охладит его пыл?
– Кит, он все время говорит о том, какая вы добрая. И о том, как преданно вы ухаживали за мужем. – Хьюик предпочел не рассказывать, как король допрашивал его: хорошо ли она относилась к больному мужу, сама ли ухаживала за ним, смешивала лекарства?
– Откуда же ему знать об этом? – язвительно спросила она, обернувшись.
Дальше они шли в мрачном молчании; Хьюик держался немного позади. Она распахнула дверь буфетной. Их окутал смолистый запах, и, наконец, ее досада как будто прошла. Катерина достала кувшины, откупорила их, нюхая содержимое, стала выкладывать лекарственные травы в ступку и разминать.
– Золотая печать, – сказала она, доставая очередной горшочек, вынимая пробку и поднося к носу. Удовлетворенно вздохнув, она поднесла горшочек ему, и он вдохнул пряный аромат.
– Мирра, – определил он, когда она добавила к золотой печати немного мирры. – Пахнет, как в соборе…
Катерина зажгла горелку, растопила комок воска и продолжая смешивать бальзам, добавила миндальное масло и несколько капель горячего воска, не переставала растирать смесь, чтобы бальзам получился однородным.
– Ну вот, – сказала она наконец, поднося ступку к носу и определяя, правильный ли запах. – Давайте руки.
Хьюик снял перчатки; без них он показался себе голым. Она стала втирать бальзам в его воспаленные руки. Ее прикосновения взволновали его.
– Видите, Кит, – говорит он спустя некоторое время, – вы в самом деле добрая!
– Не более добрая, чем большинство людей, – возразила она. – Золотая печать действует волшебно!
– Вы одаренная травница. Настойки, которые вы приготовляли для лорда Латимера, были поистине волшебными.
Катерина как-то странно посмотрела на него, и ему показалось, что в ее взгляде мелькнуло нечто похожее на страх. Вдруг она спросила:
– Вы заметили что-нибудь, когда осматривали моего мужа после кончины?
Ну вот, опять – взгляд загнанного зверя. Что с ней?
– Опухоль практически сожрала все его внутренности. Просто чудо, что он прожил так долго. Наверное, грех так говорить, но он бы меньше мучился, если бы смерть унесла его раньше.
– Пути Господни неисповедимы… – Катерина рассеянно отвела глаза в сторону.
– Как Мег? – спросил Хьюик. – Как она перенесла смерть отца?
– Не слишком хорошо. Я волнуюсь за нее.
– Вы не пробовали давать ей несколько капель настойки зверобоя?
– О зверобое я не подумала. Надо попробовать.
– Король непременно хочет выдать ее за Томаса Сеймура. По-моему, неплохая партия для нее, – продолжил Хьюик. Он обронил последнее замечание вскользь, это всего лишь слух, сплетня, но внезапно на ее лице появилось нечто вроде отчаяния.
– В чем дело? – спросил он.
– Только не за Сеймура! – выпалила Катерина. – Мег ни за что не выйдет за Сеймура.
– Так, значит, Сеймур нравится вам?! – ошеломленно восклицает он.
– Этого я не говорила.
– Да, но все написано у вас на лице. – В самом деле – как будто проступает узор на ковре. Подумать только, Сеймур – не кто-нибудь! Король ни за что на это не согласится – об этом даже думать не стоит.
– Я не хочу его любить. Хьюик, я так смущена, так запуталась.
– Вы должны забыть его.
– Знаю, что должна. А вы… – она понизила голос до шепота, – вы ничего не скажете?
– Ничего. Даю слово.
Катерина отвела глаза в сторону, и он понял, что она не до конца доверяет ему. Кому он ближе – ей или королю? В конце концов, он – личный врач Генриха Восьмого. В ее доме он тоже оказался по приказу короля.
– Почему король прислал вас ухаживать за моим мужем? – спросила она, как будто прочитав его мысли.
– Кит, я не могу скрывать от вас правду. – Хьюик закрыл лицо руками. Ему очень стыдно. – Король просил меня сообщать ему о вас. Он давно уже интересуется вами, еще с тех пор, как вы год назад прибыли ко двору, чтобы служить леди Марии. Кит, он приказал мне!
Ну вот, теперь ей все известно. Она прогонит его с позором!
– Вы, Хьюик, шпион?
Он почувствовал, как она уходит от него, как лишает его своей дружбы.
– Возможно, раньше так и было, но сейчас все по-другому. Сейчас я на вашей стороне.
Ему было стыдно смотреть ей в глаза, поэтому он разглядывал аккуратно помеченные ярлычками горшочки и флаконы, стоящие на полках у нее за спиной. Катерина отвернулась. Хьюик читал про себя названия: норичник, таволга, молочай миндалевидный, истод, дурнишник, девясил, лопух… Молчание затягивалось, становилось невыносимым, душило его.
– Кит, – просительно начал он наконец, – мне можно доверять… вы можете мне верить!
– Почему я должна вам верить?
– Тогда я не знал вас… а теперь знаю.
– Да, – прошептала она, – а я знаю вас.
Думает ли она о тайнах, которые связали их? На душе у Хьюика стало немного легче.
– Зуд утих? – спросила она, протягивая ему перчатки.
– Да. Значительно.
– Пойдемте, – она направилась к двери, – меня ждет сестра. Приказать оседлать вашу лошадь? – Она его выпроваживает… Хьюик почувствовал себя жалким и ничтожным. Ему захотелось пасть перед ней ниц и умолять ее о прощении. Но ее вежливая холодность связала ему язык.
Он шел за ней по темным коридорам; в холле она позвала дворецкого.
– Казинс, доктор Хьюик уезжает. Будьте добры, передайте конюху, чтобы седлал лошадь, и проводите доктора. – Она протянула Хьюику руку для поцелуя.
– Друзья? – спросил он.
– Друзья. – Она мимолетно улыбнулась, но лицо ее было непроницаемо.
Катерина с сестрой гуляли в парке Чартерхауса. Обычно нежная кожа Анны стала землистой, как будто сразу состарилась на несколько лет. Анна потеряла ребенка, и все же своего всегдашнего жизнелюбия она не утратила.
– Будут другие, – сказала она, когда Катерина выразила ей сочувствие.
Недавно прошел дождь, мелкий дождик, от которого влажно заблестели молодые листочки. Небо совершенно очистилось от облаков; оно было ярко-голубое, почти кобальтовое, как иногда бывает после дождя. Весело сияло весеннее солнце, предвещая скорое лето.
– Целый месяц ко мне не приезжал никто, кроме душеприказчиков, и вот два дорогих гостя за один день, – порадовалась Катерина.
– Извини, сестрица, что так долго не приезжала к тебе, – объяснила Анна. – После выкидыша я чувствовала себя плохо – целых две недели не вставала.
Анна снова как будто светится изнутри; светлые волосы окружают ее лицо, словно нимб. В такой прекрасный день кажется, будто парк поцеловал сам Господь. Булыжники блестят, окна сверкают, подмигивая, когда сестры проходят мимо. Катерина распахнула калитку в свой аптекарский огород и вошла туда первой. Груши в саду за огородом в полном цвету – белые лавины на фоне синего неба, и тисовые живые изгороди по периметру такие ярко-зеленые, что больно глазам. На каждой травинке застыла бриллиантовая капля дождя, щебечут стайки зябликов, охотясь за червяками. Посередине парка круглый пруд, где скользят серебристые карпы; их чешуя блестит под самой поверхностью воды.
– У тебя здесь настоящий райский сад, – восхитилась Анна. – Даже не подумаешь, что совсем недалеко каменная громада Смитфилда!
– Да, – кивнула Катерина. – Иногда я совершенно забываю, что нахожусь в Лондоне.
