Большие корабли и струги томно шевелились на малой волне, и с тихим скрипом терлись боками о дерево причалов.
На княжеской ладье, прислонившись спиной к мачте и уронив копье на плечо, мирно дремал сторож. Другой сторож дремал у борта над удочкой из длинной орешины.
Ничто не говорило о том, что княжеская дружина готовится в поход.
Разочарованный этим Гостомысл остановился около ладьи и стал наблюдать за поплавком: поплавок медленно двинулся по воде в сторону, однако сторож даже не пошевелился.
На крючок похоже попалась большая рыба, потому что вокруг поплавка начали появляться буруны, и жилка туго натянулась, грозя утащить удочку в воду.
— Эй, на ладье! — смеясь, крикнул Гостомысл. — Смотри, сом утащит, и тебя, и ладью.
Сторож встрепенулся, и спросонья уронил удочку на воду, и удилище поплыло по воде к камышам на противоположной стороне реки.
Сторож в расстройстве хлопнул себя по бокам.
— Ах, какое несчастье!
— А ты ширше разинь рот! — посоветовал Гостомысл.
— А вот я тебя! — зло пригрозил сторож, но, рассмотрев, кто перед ним, смягчился. — Ты почто, княжич, в такую рань пришел?
Гостомысл принял важный вид.
— Так проследить надо за сбором ладьи.
Тут к разговору присоединился и сторож, дремавший у мачты. Проснувшись, он подошел к борту и заговорил с Гостомыслом:
— Будь здрав, княжич! Ты чего ищешь?
— Я думал, что корабли уже готовят в поход, пришел посмотреть, — сказал Гостомысл.
— А-а! — зевнул сторож и сказал: — Ты погоди немного, скоро люди придут. А пока зайди на ладью, осмотрись.
— Позже! — махнул рукой Гостомысл.
Он уже увидел, как со стороны города появилась толпа людей с поклажей. Во главе толпы шел воевода Храбр. Рядом с ним кормчий Ерш.
Ерш — худой и маленький, — но, несмотря на невзрачный вид, он был самый лучший кормчий в городе.
Сом, конечно, был еще лучше, но он с ранами остался дома, хотя и рвался отомстить разбойникам.
Подойдя к Гостомыслу, Ерш поздоровался с ним и одобрительно заметил:
— Ты уже здесь, княжич?
— Здесь. Пришел посмотреть, как готовятся корабли в поход, — дружелюбно сказал Гостомысл.
— Ладно, что у тебя глаз не спящий, — похвалил Ерш.
Храбр мягко потрепал Гостомысл а по плечу и сказал:
— Ну что, княжич, давай грузиться?
Вопрос был риторическим. Разумеется, Храбр в этом деле обошелся бы и без разрешения Гостомысла.
Храбр развел дипломатию умышленно. Гостомысл последняя надежда князя, его наследник. Князь уже немолод, и когда-то этому мальчику придется возглавить отцовскую дружину. Для дружинников будет лучше, если к этому времени Гостомысл будет готов водить дружину. И хотя наставником Гостомысла был ушлый Стоум, которого в дружине за хитрость недолюбливали, каждый из дружинников почитал своим долгом помочь будущему вождю советом.
Гостомысл уважительно кивнул головой и сказал:
— Грузите!
Тем временем Ерш забрался в ладью, осмотрел ее от носа до кормы и наоборот — нет ли течи, или какой другой неисправности, — и только после этого стал показывать людям, куда и что класть.
В общем-то, на корабле особых удобств не было. В трюмы складывали запасы еды, мешки с хлебом, вяленое и соленое мясо, немного рыбы — ловить рыбу некогда будет. Бочонки с хорошей водой. Нево-озеро — пресное, вода мягкая, прозрачная, но кто знает, куда может завести военная тропа?
Мальчишки городских торговцев притащили также корзины с яблоками и грушей.
Тем временем мечники укрепили на бортах ладьи большие грубые щиты. А в высокие корзины, привязанные к бортам, сложили запас стрел.
После этого Храбр ушел, оставив Ерша и Гостомысла распоряжаться на ладье. Но так как на княжеской ладье распоряжался опытный кормчий, а люди не первый раз готовились в поход, то Гостомыслу оставалось только наблюдать за происходящим.
Разумеется, роль пассивного наблюдателя ему быстро надоела, и он, решив посмотреть, что происходит на других ладьях, спустился с корабля и отправился по причалу.
Осмотром он установил, что сила собиралась внушительная: больших ладей было всего две, остальные легкие струги — но их было почти три десятка. На легких стругах легче гнаться за разбойниками, когда те станут утекать.
Тут ему попалась на глаза Голубка.
Голубка, согнувшись набок от натуги, тащила большой узел. Заметив Гостомысла, расцвела да самых ушей, словно кошка, встретившая на узкой дорожке жирную мышь; положила узел на землю у ног и задала задиристый вопрос:
— Эй, княжич, ты чего тут делаешь? Рыбу собрался ловить?
— В поход готовлюсь бить разбойников, не видишь, что ли, варежка соленая? — насмешливо кольнул в ответ Гостомысл.
Голубка сощурила глаза.
— Княжич, не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати.
Не зная, что ответить, Гостомысл от досады нахмурил тонкие белесые брови. Но на лице Голубки появилось серьезное выражение.
— Княжич, а ты не обижайся, — с разбойниками воевать дело опасное, поэтому хочу предупредить, чтобы ты был осторожен.
Гостомысл надменно усмехнулся, и объявил:
— Мы собираем три сотни воинов, а у них всего-то не больше сотни, и то часть их побил Медвежья лапа.
— Так-то оно так, только морские разбойники ужасно хитрые. Их силой не просто взять, — сказала Голубка с досадой.
Гостомысл бросил на Голубку недоверчивый взгляд и спросил:
— А тебе-то, откуда это знать?
Голубка улыбнулась и сказала:
— Ну, я ведь не раз бывала с отцом в походах, приходилось воевать и с разбойниками.
— Ты — в походах? — недоверчиво воскликнул Гостомысл. В прошлый раз это заявление Голубки воспринял за хвастовство. — Да кто же тебя, сопливую девчонку, возьмет в военный поход?
Голубка гордо задрала курносый нос.
— Так потому и берут, что мой отец князь Радосвет — вождь Ророгов.
— Каких еще Ророгов? — удивился Гостомысл.
Голубка захихикала.
— Тю на тебя! Ты что не знаешь, что Сокол-Ророг — наш предок?
— Чей? — с недоумением спросил Гостомысл.
— Предок вождей нашего племени, — сказал Голубка.
— А наш род идет от самого Сварожича, — похвастался Гостомысл.
Их разговор прервал окрик с ладьи:
— Голубка, долго ты еще там будешь прохлаждаться?
— Щас! — крикнула Голубка и, ухватившись за узел, проговорила: — Ну, ладно, побегу я, а то дядя будет ругаться, мы утром ведь тоже уходим.
— И куда? — машинально задал вопрос Гостомысл.
— В Руссу возвращаемся. Нам уходить далеко теперь никак нельзя — побьют вас разбойники, кто защищать город будет?
— Не каркай, как старый ворон, — сказал Гостомысл.
— Я не ворон, — строптиво ответила Голубка.
— Ну, ворона, — сказал Гостомысл.
— И не ворона, — сказала Голубка.
— Тогда варежка соленая, — сказал Гостомысл.
Голубка обиженно засопела, взяла узел и потащила его к ладье, но через пару шагов, оглянулась и сказала:
— Княжич, ты только береги себя.
— А что, понравился? — спросил с насмешкой Гостомысл.
— Понравился, — притворно беззаботно хихикнула Голубка. Но через секунду улыбка исчезла с губ, а в ее глазах появилась жалость. — Убьют тебя, глупенький, кто меня возьмет замуж?
Гостомысл покраснел и пробормотал:
— Да рано вроде бы нам жениться.
— А ты года через четыре сватов присылай, посмотрим, — снова хихикнула Голубка и легко взбежала на борт ладьи.
Гостомысл постоял некоторое время, затем побрел к своим ладьям. Около ладей его встретил отец.
— А, — пришел наконец-то. И где ты ходил? — спросил отец.
— Я ходил к русской ладье, — сказал Гостомысл.
— Ты с кем то разговаривал на русской ладье? — спросил князь.
— Так, с девчонкой одной. Говорит, что она дочь князя Ра-досвета, вождя Ророгов, — сказал Гостомысл.
Отец хмыкнул.
— Да? А что она тут делает?
— Она с дядей. Наверно, на торг приходили.
— Но вообще-то у руссов добра не перечесть, да и воины они добрые. — Немного подумав, добавил: — Все племена, живущие от Северного моря до южного, нашего корня. Мы одного славянского народа. Наш общий предок — сын Ноя Афет, которому достались на западные и на северные страны до полунощия. Но правнуки Афетовы, Скиф и Зардан, отделились от рода своего в западных странах и поселились в Ексинопонте, и жили там много лет. Их князьями были: Словен, Рус, Болгар, Коман, Истер. Через некоторое время, когда люди расплодились, Словен и Рус со своими ближними ушли на север. По происшествии времени и от нашего народа стали отделяться племена.
Древляне, северяне, радимичи и вятичи, которые стали жить отдельно среди лесов темных, имеют обычаи дикие, подобно зверям. Питаются всякою нечистотою. В распрях и ссорах убивают друг друга. Не знают браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, уводят или похищают девиц. Не ведают целомудрия, ни союзов брачных. Молодые люди обоего пола сходятся на игрища между селениями: без всяких обрядов соглашаются жить вместе. Поляне смирнее, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшает их жен. Но они пугливы, готовы всякого терпеть над собой. Я не осуждаю их обычаи. Каждое племя вправе иметь закон, который они пожелают, какими бы они дурными нам ни казались. А у руссов свой порядок. У них в городе между собой не дерутся, законы имеют и соблюдают, а если кто тронет одного из них — все встают на его защиту. Дань они платят исправно. Это хорошо. Плохо только, что их князья и старшины отгораживаются от родства со своим народом. Похоже, в этом они берут пример с подлых ляхов. Но ляхи злы на нас, потому что старшими среди славянских племен стало словенское племя. А эти чего хотят? Пока не знаю. Покончим с разбойниками, займусь и руссами. Надо заставить их князей и старшин родниться со славянскими лучшими людьми.
