песчаных бурь, – отвечает Афра. – Только дождь или его отсутствие.
– Значит, ты не слышишь?
С обеспокоенным видом она кладет голову на ладонь. Хочет что-то сказать, но я перебиваю ее, засмеявшись:
– Сегодня день был холодный, но солнечный. А теперь идет дождь! Английская погода – совсем как спятивший человек! Может, ты выйдешь завтра погулять? Мы побродили бы по набережной.
– Нет, – говорит Афра. – Не могу. Я никуда не хочу выходить.
– Но теперь ты свободна, почему бы тебе не выйти? Больше не нужно бояться.
Она ничего не отвечает.
– На берегу мальчик построил удивительный замок из песка, целый город с домами и даже с небоскребом!
– Замечательно, – отвечает Афра.
Были времена, когда жена все хотела знать и выспрашивала, что́ я вижу. Теперь ничего не хочет.
– Нам нужно связаться с Мустафой, – говорит она.
Ненавижу темноту, ненавижу запах моей жены – это сочетание розовой воды и пота. Афра пользуется духами, перед тем как лечь спать: достает из кармана стеклянный флакон и наносит несколько капель на запястья и шею. В гостиной до сих пор ведут беседы другие постояльцы. Скрипят половицы – это поднимается марокканец, я узнаю его походку. Он по привычке останавливается. Сперва это кажется случайным, но есть в его движениях особенный ритм. Он проходит мимо нашей комнаты; я слышу, как по паркету катится стеклянный шарик. Мне знаком этот звук. Я подпрыгиваю с кровати и включаю свет. Вижу шарик Мухаммеда, направляющийся к ковру, поднимаю и смотрю стекло на просвет – его рассекает красная жилка.
– Что это? – спрашивает Афра.
– Просто стеклянный шарик. Ничего. Засыпай.
– Положи его на мою тумбочку, – говорит она.
Делаю, как она просит, и возвращаюсь в постель, на этот раз поворачиваясь к Афре спиной. Она кладет руку сверху, прижимает ладонь к позвоночнику, словно слушает мое дыхание. Я не закрываю глаз, потому что боюсь, потому что наступила
ночь
окутала нас с Афрой. Мы были у башни Баб-аль-Фарадж, в Старом городе. Ждали под деревом «тойоту». Рядом лежал труп мужчины. «Тойота» оказалась пикапом с выключенными фарами, металлическими решетками по бокам – в таких машинах обычно перевозят коров или коз. Мертвец лежал на спине, запрокинув руку над головой, – молодой, лет двадцати пяти, в черном свитере и черных джинсах. Афре я о нем не сказал.
Здесь мы встречались с проводником через границу.
Внезапно лицо трупа осветилось. Белое сияние то появлялось, то исчезало. В руке над его головой лежал телефон. У мужчины были карие глаза, густые брови. На левой щеке – старый шрам. На шее сверкала серебряная цепочка с подвеской-именем: Аббас.
– Здесь красиво, – сказала Афра. – Я знаю, где мы.
Когда-то напротив росли виноградники, а по ступенькам можно было подняться к воротам школы.
– Мы рядом с часами, – сказала она, – и еще за углом есть кафе с фруктовым льдом из розовой воды, куда мы водили Сами, помнишь?
Позади домов часы на башне Баб-аль-Фарадж засветились зеленым. Одиннадцать пятьдесят пять. Еще пять минут. Я беспомощно стоял и смотрел на Афру. Как потеплело от воспоминаний ее лицо! Поплакав и посмеявшись, она будто бы возвращалась к жизни. На мгновение показалась прежняя Афра и вновь скрылась. Стоя так близко к ней, я видел: она хочет ухватиться за иллюзию нашей жизни в Алеппо. Раньше она не потерпела бы такого. Вдруг мне стало страшно за жену. Погас телефон. Снова темнота.
Вдалеке на продолговатом холме виднелась цитадель, напоминая жерло вулкана.
Ветер принес аромат цветов.
– Пахнет розами, – сказал я.
– Это мои духи, – проговорила Афра.
Она порылась в кармане и достала стеклянный флакон, зажав его в ладони. Эти духи я заказал для нее в год нашей свадьбы. Мой друг владел предприятием по дистилляции розового масла, и я мог сам выбрать розы.
Афра шепотом сказала, что хотела бы вернуться весной, когда только начинают распускаться бутоны. Она бы надушилась, надела желтое платье и гуляла по городу. Хорошо бы подняться по холму до базара. Мы побродили бы по многолюдным улочкам старого рынка, переулкам, где продавали специи, мыло, чай, бронзу, золото, серебро, сушеные лимоны, мед, травы, и я бы купил ей шелковый шарф.
К горлу подступила тошнота. Я рассказывал Афре, что базар опустел, многие переулки разрушены бомбами или сгорели, по рядам вместо торговцев и туристов теперь шастали солдаты, крысы и кошки. Все палатки были покинуты, кроме одной, где старик продавал солдатам кофе. Они заняли цитадель, превратили ее в военную базу и окружили танками.
Базар Аль-Мадина принадлежал к числу старейших рынков во всем мире, являясь ключевой вехой на Шелковом пути, где раньше путешествовали торговцы из Египта, Европы и Китая. Афра говорила об Алеппо как о волшебном сказочном крае. Словно и не было тех лет, что вели к войне, восстаний, песчаных бурь и засухи, а ведь даже тогда, еще до бомб, приходилось трудно.
Снова у мертвеца вспыхнул телефон. Кто-то отчаянно хотел с ним поговорить. На дереве сидел удод, сверкая чернильными глазками. Птица распахнула крылья с черно-белыми полосами. Свет пугал меня. Я опустился на колени и вытащил мобильник из окаменевших пальцев, бросив к себе в рюкзак.
Часы пробили полночь. Издалека донесся тихий рокот мотора. Перепугавшись, Афра выпрямилась. «Тойота» с выключенными фарами завернула за угол, взрыхлив колесами пыль и пепел. Из машины вышел бородатый лысый водитель в черной футболке, армейских брюках и ботинках, с поясной сумкой и пистолетом за ремнем. Он был точной копией борца за режим, даже побрился – уловка на случай, если его поймают боевики «Шабихи» Асада.
Мужчина некоторое время неподвижно изучал меня. Афра пошаркала ногами, но он даже не глянул в ее сторону.
– Зовите меня Али, – наконец сказал он и улыбнулся столь широко, что на лице появились морщины.
Мне вдруг стало неуютно: вспомнился заводной клоун, которого бабушка подарила Сами. Улыбка быстро померкла, взгляд Али заметался по темноте.
– Что случилось? – спросил я.
– Мне сказали, вас будет трое.
Я указал на мужчину, лежавшего на земле.
– Плохи дела.
В голосе Али прозвучала мимолетная грусть, он склонился над телом, потом опустился на колено и, сняв с пальца мертвеца золотое кольцо, надел на свой. Со вздохом посмотрел на башню с часами, потом устремил взгляд в небо. Я тоже глянул туда.
– Ночь сегодня ясная. Путь нам освещают звезды. До восхода солнца четыре часа. Нужно добраться до Арманаза к трем, если хотите до четырех успеть к границе.
– Сколько нам ехать? – спросила Афра.
Али наконец посмотрел на нее, словно только что заметил.
– Около двух часов, – сказал он, глядя по-прежнему на
