Далее речь могла уже идти о штурме Кантакузином при поддержке Орхана стен Истанбула-Константинополиса и Эдирне-Адрианополя...
* * *
Орхан торжественно въехал в ворота дворца Иоанна Кантакузина в Дидимотике.
Кантакузин и Ирина вышли навстречу султану. Пешие, они приветствовали его, конного...
Уже было решено родителями, какая из дочерей станет супругой тюркского султана. Когда войско Орхана приблизилось к стенам Дидимотики и вступило в бой, Ирина призвала дочерей и сказала им:
- Я верю в скорое освобождение; верю и в то, что ваш отец станет настоящим императором. Но в этой жизни ничто не достаётся даром! Одна из вас должна стать женой тюрка. Султан Орхан уже имеет супругу, но, по обычаю мусульман, может взять себе ещё не менее трёх жён... Я предоставляю выбор вам. Которая из вас согласна на этот брак?
Елена[340], которой с детства нравился Иоанн, сын Андроника и Анны, побледнела... В мечтах она часто видела себя женой привлекательного юноши, видела себя в императорской порфире и короне... «Когда-нибудь, после смерти моего отца, Иоанн может унаследовать престол...» - думалось невольно... И теперь Елена едва не лишилась чувств при мысли молниеносной о возможном крушении своих мечтаний; крушении таком головокружительном, что у неё и вправду закружилась голова, и девушка упала в беспамятстве!..
Ирина бросила на дочь быстрый взгляд и громко позвала служанок. Мать приказала им унести бесчувственную девушку. Тогда Мария, вторая дочь, разрыдалась отчаянно и повторяла сквозь слёзы, что если её отдадут в жены мусульманину, она решится наложить на себя руки!.. - Я умру!.. Я умру!.. - повторяла она...
Тогда тринадцатилетняя Феодора, сжав кулачки, встала:
- Я не умру! Я буду женой этого правителя. Пусть он возьмёт Константинополь приступом и освободит бабушку!..
Мария всхлипнула и замолкла. Ирина посмотрела на младшую дочь:
- Подумай хорошенько, Феодора! Брак - не игра. Ты ещё очень молода. Если я сейчас решу отдать тебя султану, я не переменю своего решения. Елена и Мария старше тебя. Их слёзы и капризы мало занимают меня. Если я прикажу, они подчинятся. А ты ведь ещё дитя...
- Когда ты, матушка, сделалась женой моего отца, ты ведь была немногим старше меня! Будь покойна, а я останусь тверда. Я буду женой султана Орхана!..
И теперь Иоанн Кантакузин и его супруга Ирина встречали торжественно султана Гази. Кантакузин подвёл к спешившемуся Орхану своего приближенного, Димитриса Кидониса Младшего, и сказал по-гречески, что этот его приближенный может выступить в роли толмача...
- Разве я не знаю греческого языка? - несмешливо спросил Орхан.
Иоанн Кантакузин сказал с почтением и учтивостью, что восхищается познаниями султана Орхана и предлагает толмача лишь для соблюдения положенного этикета...
- Что за этикет! - Осман улыбался. - Разве мы не друзья, Иоанн? Когда-то мой отец Осман сдружился с Михалом Гази... Михал был ему верным содружником - ортаком. Но я знаю и другое о греческой дружбе. - Орхан прищурился и заговорил почти нараспев, будто читая вслух:
- «Если у тебя есть друг, живущий в другом месте, и если он проезжает через город, в котором ты живёшь, не помещай его в своём доме. Пусть он разместится в другом месте, а ты пошли ему всё необходимое, и он будет относиться к тебе лучше. А если ты оставишь его в твоём доме, он опорочит твою прислугу, стол, порядки, будет расспрашивать о твоём имуществе, имеешь ли ты то или это. Да что много говорить? Если найдёт возможность, он будет подавать любовные знаки твоей жене, посмотрит на неё распутными глазами, а если сможет, то и соблазнит её. А если и нет, то, удалясь, будет хвастать, чем не должно...»[341] Разве не эти слова написаны вашим книжником?..
Кантакузин любезно улыбался и расточал похвалы образованности почётного гостя... Орхан был в весёлом и насмешливом настроении...
В белых банных повязках Орхан и Кантакузин входили в банный пар.
- Что, друг Иоанн? - Орхан посмеивался. - А ты в этой бане хорошей не поступишь со мной, как царица древняя Клитемнестра поступила со своим супругом Агамемноном?[342] - И Орхан, чуть откинувшись, но крепко стоя на ногах, захохотал.
Кантакузин снова повторил похвалу образованности Орхана.
- Отец хотел видеть меня учёным!.. - Голос Орхана посерьёзнел...
Натирали тела смесью тыквенных выжимок, бобовой муки и толчёных розовых лепестков. Парились, поливались обильно холодной водой...
Сложена была богатая трапеза. Поставлена была золотая и серебряная посуда. Кантакузин заранее осведомился, как желает Орхан принимать кушанье, сидя на ковре, на подушке, со скрещёнными ногами, или же на стуле на греческий манер.
- На стуле, на стуле, - сказал Орхан дружелюбно. - Я ведь сегодня у тебя в гостях! А приедешь ко мне, посажу тебя на кожаную подушку!..
После трапезы Кантакузин спросил Орхана, не желает ли Орхан отдохнуть. Но Орхан отвечал, что чувствует себя весёлым и бодрым; и осведомился, накормлены ли его спутники, предоставлены ли им помещения для жилья. Разумеется, Кантакузин отвечал утвердительно. Но Орхан пожелал сам убедиться. С ним прибыли только простые воины, никого из братьев он не взял с собой. Кантакузин сопроводил гостя, и оба они видели, что люди Орхановой свиты хорошо устроены...
Вернувшись в приёмные покои, сели играть в затрикий[343]. Орхан сказал гостеприимному хозяину:
- Я хотел бы просить тебя, друг Иоанн, позволь мне сейчас, за игрой, беседовать, не с одним тобой, но и с твоей почтенной супругой...
Ирина, до сих пор молчавшая, склонила голову. Её почтительная сдержанность нравилась Орхану. Ему очень хотелось разглядеть Ирину повнимательнее, но он не позволял себе поднять на неё глаза. Сидели дружеским кружком, Ирина следила за игрой, Орхан и Кантакузин передвигали фигурки. Орхан заметил, что Кантакузин играет так, чтобы нарочно проиграть гостю. Но Орхан делал вид, будто не замечает этого; играл серьёзно, обдумывал ходы... Кантакузин проиграл и снова хвалил таланты гостя...
Ирина также обратилась к гостю:
- Позвольте, Ваше Величество, и мне выразить восхищение вашей одарённостью, равно как и Вашей образованностью...
Орхан поднялся со своего места и, не поднимая глаз, поклонился Ирине. Затем снова сел.
- Тебе, Орхан, возможно называть меня не только другом, но и тестем, любящим тестем! - с улыбкой проговорил Иоанн, приподымая руки, будто для объятия, и снова опуская руки на подлокотники деревянного кресла.
Орхан также улыбнулся и приложил ладонь к груди, но ничего не отвечал словами. Кантакузин повернулся к жене:
- Я полагаю, и тебе, Ирина, следует выказать более теплоты к нашему зятю будущему, к нашему названному сыну Орхану!
Ирина снова наклонила голову, и длинные серебряные подвески её головного убора чуть качнулись вперёд.
- Если Его Величество позволит... - тихо произнесла она.
- Я позволю, - отвечал Орхан серьёзно. И уточнил ещё: - Я позволяю...
Теперь все трое молчали. Орхан чувствовал себя в полной безопасности и гадал, что будет дальше...
- Кажется, пришла пора показать невесту жениху! — сказал Кантакузин шутливым тоном.
Орхан видел, как Ирина приметно вздрогнула в своих широких цветных одеждах... «Должно быть, видеть невесту до свадьбы - это не по обычаю!» - подумал Орхан.
Кантакузин по-прежнему говорил шутливо.
- Госпожа Ирина, - он улыбался жене, - ступай и приведи дочь!
Ирина встала и отправилась к двери.
- Сын Орхан, - улыбка не сходила с лица Иоанна Кантакузина, - ты, верно, слыхал много дурного о греках. И сербы, и болгары частенько чернят нас, греков. Но сейчас ты убедишься в моей честности. Я покажу тебе мою дочь и если ты не пожелаешь взять её в жены, я более ни слова об этом не скажу; пусть наш союз тогда остаётся лишь союзом двух государей, но не союзом родичей...
Орхан тотчас - быстрой мыслью - подумал о том, что Кантакузин уже именует себя «государем». Но и на этот раз Орхан промолчал, зная, что молчанием своим подчёркивает свою независимость и даже и несколько унижает собеседника... Нельзя было сказать, что он нарочно намеревается унизить Кантакузина, но чутье некое подсказывало Орхану, что именно молчание сейчас будет для него, для Орхана, султана Гази, лучше чего бы то ни было...
Кантакузин снова приподнял руки, будто хотел потереть ладонь о ладонь, но так и не потёр, опустил руки снова.
- Что до союза, - медленно заговорил Орхан, - то я тебе отвечу словами мудрого араба Шихабаддина Ахмада: «...человек не в состоянии заниматься в одиночку всеми делами; поэтому люди испытывают нужду друг в друге и собираются в большом числе в одном месте и содействуют друг другу в сделках и торговле и создают города, чтобы получать взаимную выгоду от близости!»[344]
