встал с кресла, и его трубка кончиком мундштука нацелилась прямо в лицо режиссеру, едва не коснулась носа. Герасимову захотелось схватить эту трубку, швырнуть на пол и растоптать в порошок.
— Вы закололи не Шульгу, вы закололи партию! — гремел голос Сталина, и Герасимову подумалось, что он сейчас потребует у него признаний в предательстве народа и партии. — У вас дети выиграли Отечественную войну. Зачем вы закололи партию?
Надо было что-то отвечать на столь нелепый и иезуитский вопрос, и Герасимов заговорил каким-то не своим, чужим голосом:
— Свой фильм я снимал строго по роману Фадеева. Мы с писателем хотели показать такую молодежь, которая по велению собственного сердца защищала Родину, рискуя жизнью. И такой молодежи на оккупированных территориях было большинство.
— Я не знаю, каких было большинство, а каких меньшинство, — произнес Хозяин. — Я знаю, что такую молодежь воспитала партия. И еще я знаю, что вы с Фадеевым — два сапога пара. Или как иголка с ниткой — куда Фадеев, туда и вы. Но мне также известно, что в Краснодоне вместе с юными подпольщиками были сброшены в шахту и несколько коммунистов, об этом мне написали письмо сами краснодонцы. Вот почему мы пересмотрели и пришли к выводу, что в таком виде роман не может широко издаваться. Его нужно переделывать.
— И описать полководцев! — вскрикнул Лаврентий Павлович и кивком указал на Иосифа Виссарионовича.
— Слушай, дай мне сказать, — с неприязнью поморщился Сталин, — речь не о полководцах, а о романе. И о фильме.
— Роман Фадеева «Молодая гвардия» переиздается за рубежом во многих странах и имеет там успех, — вдруг решил заступиться Молотов.
— Меня не интересует, что говорят за рубежом, — пуще прежнего рассердился Сталин. — Мы должны иметь собственное мнение. Раз Фадеев не явился на заседание Политбюро, мы укажем на его ошибки во всеуслышание в прессе, посредством критики. Пусть пеняет на себя. Что касается фильма, то в нем, как и в романе, надо усилить роль партии. Товарищ Герасимов, вы сможете в фильме значительно усилить роль партии?
Герасимов ожил. Значит, фильм не режут, а лишь хотят заставить внести поправки.
— Такая вероятность есть, — живо откликнулся Сергей Аполлинарьевич. — Можно дописать несколько сцен, тем более что Любовь Шевцова перед началом войны училась в ворошиловградской разведшколе и во время оккупации несколько раз ездила на связь в Ворошиловград. Это подробно описано у Фадеева в романе.
— Или так, — с иронией произнес Сталин. Недавно ему Ганьшин рассказал анекдот. Посмотрел, дескать, Сталин кино и говорит: «Фильма никуда не годится. Сценариста расстрелять. Режиссера расстрелять. Всей съемочной группе по пятнадцать лет лагерей». Ему отвечает Берия: «Может быть, они просто все заново переснимут?» Сталин подумал и сказал: «Ну, или так». И теперь ему стало нравиться время от времени произносить это «или так». — Вот и покажите связь Шевцовой с руководством. И еще мне кажется, что вашу фильму надо снять в одной серии, чтобы люди не тратили слишком много времени на ее просмотр.
У Герасимова чуть не вырвалось словечко, созвучное со словом «гулюшки». Еще чего не хватало! И вдруг он представил себя Олегом Кошевым на допросе у фрицев. Голос его зазвучал жестко и уверенно:
— Большинство экранизаций, товарищ Сталин, как правило, по художественным достоинствам ниже хорошо известных читателям крупных литературных произведений. То же самое может произойти с «Молодой гвардией». Показать в одной серии множество разных характеров, совершенно не похожих друг на друга, которые Фадеев мастерски описал в романе, мне лично не представляется возможным. Может пострадать драматургия фильма. Зритель, давно ознакомившийся с романом и документальными публикациями, может остаться недовольным недомолвками в фильме.
— А я считаю, — настойчиво произнес Сталин, — что надо усилить роль партии, но делать надо только в одной серии. Тогда фильма получится еще лучше, и ее драматургия будет более сжатой. А потому более захватывающей и напряженной. Кроме того, надо учитывать, что не у всех зрителей бывает возможность смотреть подряд две серии и высиживать в зале почти четыре часа. Если же фильму сделать в одной серии, ее сможет посмотреть каждый.
— Простите, товарищ Сталин, — все больше смелея, уже грозно ответил режиссер, — но в нашем фильме, или, как вы выражаетесь, в нашей фильме, не четыре и даже не три часа, а всего два часа с половиною. А если добавить линию партии, все равно он или она увеличится минут на двадцать и все равно будет меньше трех часов. Если же сократить до одной серии, наш фильм, — он нарочито подчеркнул голосом мужской пол фильма, — вообще утратит всякие художественные качества.
Сталин почувствовал злость интонаций режиссера.
— Мне как зрителю лучше знать, сколько я хочу смотреть серий и сколько это займет у меня времени. Если в Краснодоне молодогвардейцы подожгли биржу труда и она горела почти сутки, то в романе она должна сгореть за десять минут. Не могу же я читать целые сутки, как она горит. А в фильме она должна сгорать за полминуты, и я не собираюсь смотреть, как она горит десять минут, как в книге. В литературе свои законы построения сюжетов, а в драматургии свои, более сжатые, чем в литературе.
В. М. Молотов. 1945. [РГАСПИ. Ф. 82.Оп 2. Д. 1599. Л. 1]
Герасимов понял, что настал решающий момент и надо совершить подвиг во имя искусства, нельзя идти на поводу у этого назидателя. Он встал и гордо выпрямился:
— Иосиф Виссарионович, понимая всю ответственность своего заявления, я прошу вас отстранить меня от создания фильма «Молодая гвардия». Поручите эту работу другому кинорежиссеру. И пусть он режет созданный мной материал до одной серии, рубит фильму руки и ноги. Роман Фадеева получил широкую известность. Я не смогу в одной серии отобразить на экране события и яркие индивидуальности хотя бы основных героев книги, которых читатель успел полюбить. Заявляю твердо и убежденно: в одной серии это сделать невозможно.
Сталин вновь поднялся со своего кресла и пошел по ковровой дорожке, показавшейся Герасимову в тот миг обагренной кровью мучеников Краснодона. То там, то сям вверх взлетали клубы дыма, словно маленькие взрывы. Герасимов с чувством собственного достоинства сел, а Берия шикнул на него:
— Что ты делаешь, дурак? Соглашайся!
Наступила зловещая тишина, в которой Сергей Аполлинарьевич услышал, как Ворошилов прошептал Молотову:
— Помнишь, как в том анекдоте заяц ответил льву?
И тихо захихикал. Но Молотов не поддержал его юморка, а встал и тоже решительно заявил:
— Лично мне фильм понравился. Я с удовольствием смотрел две серии, не отрываясь. И хочу вам даже похлопать.
Он захлопал в ладоши, и