Последний вечер своего девичества проводила юная Феодора наедине с любимой бабушкой, слушая мудрые наставления. Затем старая женщина вдруг заулыбалась и сказала такие слова:
- Милая моя внука! Я дала тебе много полезных советов. Ежели сможешь, последуй им. А сейчас подумай и о счастье наслаждения мужскою любовью. Поверь мне, это, быть может, наилучшая разновидность человеческого счастья!.. — И тихим старческим голосом Феодора Старшая произнесла стихи:
...Дросилла пробудилась и, привстав,
Была не в силах даже слова вымолвить:
Глядела на Харикла онемелая
И насмотреться не могла на милого.
И отирала пальцами испарину,
Как жемчугами щёки ей покрывшую.
И если бы кто видел после сна её,
Вскричал бы: «Зевс, родитель небожителей,
Тебе известно всё, что услаждает жизнь:
Веселье, песни, вкусный стол, вино,
Дворец роскошный, серебро и золото,
Богатство, словом, и довольство полное.
Всё это в радость, кто же против этого,
Но что сравнится с девушкой румяною,
Когда она к полудню просыпается,
Испариною лёгкой увлажнённая,
Как луг весенний под росою утренней?
Ведь лишь поцеловав ланиты девушки,
Такою нежной влагой орошённые,
В груди уймёшь ты пламя и огонь зальёшь,
Снедающий и жгущий сердце пылкое,
Всё безысходной страстью истомлённое
И, словно уголь, от любви горящее...[348]
Феодора Младшая слушала звучание тихого голоса, родного, тёплого, женского; сердце чуялось в груди, билось, замирало; нутряное нетерпение охватывало тело живое девичье...
В это самое время Орхан, после непременной бани, положенной жениху, сидел за книгой. Он взял одну книгу из новых, привезённых ему из Мардина[349]. Уезжая из Бурсы, он всегда брал с собой какую-нибудь книгу. На сей раз это были стихи Тарафы и Амр ибн Кулсума[350]. Орхан любил стихи и просвещённых правой верой, и язычников, арабов и тюрков. Оставшись один на один с книгой, Орхан при свете бронзового светильника углублялся глазами в извилистую вязь строк. Увлекательный ритм возбуждал желание пения...
С паланкинами верблюды - скажешь, то большие лодки:
Славный кормчий ими правит, и они верны и ходки.
Рассекают лодки пену водяную, как игрок
Делит опытной рукою в кучу сдвинутый песок...[351]
Мысли о предстоящих ночах с Феодорой были радостны, но перемежались то и дело мыслями о битвах и победах... Орхан представлял себе, как падёт бейлик Кареси[352], и тогда управление им Орхан передаст сыну Сулейману... Потом надобно будет войти в союз с генуэзцами... Вторгнуться на Галлиполийский полуостров... Надобно будет помочь генуэзцам в их войне с венецианцами. Это вряд ли понравится будущему тестю, Кантакузину!.. Орхан улыбнулся... Эти франки в плащах с нашитыми крестами... Османы ещё увидят, какою поступью отходят крестоносцы по дороге бегства!.. Орхан снова запел:
Вселенная простёрта под ногами
У нас, кто всех сильнее и смелей.
Так много нас, что нет земли меж нами,
Как нет воды меж наших кораблей...[353]
Хотелось думать о головокружительном величии... Хотелось видеть грядущую державу османов величайшей! Османским будет весь Восток арабов! Османской будет Византия! Слово «Константинополис» исчезнет, будет звучать другое именование: «Истанбул»! В этом городе навсегда водворится учёность, свойственная правой вере; арабские, персидские книги придут в книгохранилища; и язык тюрок-османов сделается одним из самых книжных языков!..
Память, отступая всё назад и назад, воскресила раннюю юность. Вспомнился отец, юная Люлюфер, юная любовь... Напевал теперь песню, Люлюфер эту песню любила; грустную, пела весело... Тихо пропел Орхан, глядел на огонь светильника:
Фелек хюснюн дияринда,
Чюда кулду бизи шимди.
Арамихзда юуче дагляр,
Ирактан мерхаба шимди...
Судьба на земле любви
Разделяет нас с тобою теперь.
Могучие горы стали меж нами,
Привет твой издалека я слышу теперь...[354]
* * *
Был составлен брачный договор на двух языках, турецком и греческом. Впервые в Европе (а, должно быть, и в мире!) заключался межконфессиональный брак; брак, в котором каждый из супругов сохранял своё вероисповедание...
Сначала должны были пировать в Силимврии, затем - в Скутари. Ахчибаши - главный повар-кухарь в стане Орхана - едва не терял голос, отдавая многочисленные свои распоряжения. Пиршество готовилось великое...
Прибыли генуэзские послы: Андало де Мари и Томмадзо ди Маньерри[355]. Они привезли подарки новобрачному: двадцать один фунт и десять унций серебра, серебряную и золотую посуду; отрезы сукна, скарлата, бархата, камлота, собольи и беличьи меха, сорок четыре меры триллийского вина, сладости, египетский сахар, лимонный сироп, и наконец - драгоценные уборы для невесты и отличной работы кирасу для Орхана...
Сам Орхан поднёс невесте дары ещё более ценные: ларцы розового дерева, изукрашенные искусной резьбой и наполненные крупными жемчужинами, рубинами, алмазами, бирюзой, изумрудами... Поднесены были также невесте от жениха дорогие меха чёрных лисиц, горностаев и соболей. Эти, из холодных дальних краёв привезённые меха, носили теперь османы вместо прежних, давних уже, простых волчьих шуб...
От невесты поднесён был жениху золотой перстень с печаткой, на которой изображено было рукопожатие - символ счастливого супружеского союза. Поднесены были также несколько ящичков — дактилиотек - в которых размещались камни, украшенные резными прекрасными изображениями. Эти изображения сделаны были в древности и оттого являлись ещё более ценными. Вырезанные на сардониксе женские головки, тонкие покрывала, наброшенные поверх затейливых причёсок, большие глаза, пухлые губки, округлые нежные подбородки, прямые носики - всё это теперь вызывало мысли о юной Феодоре...
Крепился мир османов, широко распахнутый. От смешения множества кровей - тюркской, болгарской, греческой, монгольской, персидской, арабской, черкесской, грузинской - нарождалась раса османов, красивейших людей мира!..
Привезли приданое Феодоры - благовония, украшения, одежду, покрывала, мебель. Так же вошли в её приданое от бабушки несколько икон в драгоценных окладах - изображения Богоматери, Иисуса Христа, святого Константина и святой Елены[356]. Рано утром отец, мать и бабушка благословили невесту. Феодора стояла, опустив глаза, одетая в белый шёлковый наряд, расшитый золотыми нитями. На волосах - алмазный убор, запястья окружены алмазными браслетами, в ушах - серебряные серьги с алмазными подвесками. Бабушка напоследок всё крестила внучку, поспешно, быстрыми мелкими движениями руки, пальцев...
Кантакузин и его сын Матфей облачились в узкие длинные кафтаны нарядные - кавадии, парчовые, разузоренные... Но всех наряднее среди византийцев смотрелась молодая пара: Иоанн Палеолог, сын Андроника и Анны, и Елена, дочь Иоанна Кантакузина и Ирины из рода Асеней... Итальянский рытый бархат, аксамит, шёлк блистали цветочными переплетениями на одежде юных супругов...
Выступила процессия. Шли с весёлыми песнями флейтисты и флейтистки, танцоры и танцовщицы...
На равнине поставлен был деревянный помост, закрытый со всех сторон длинными шёлковыми, тканными золотом занавесями. Там, скрытая от людских глаз, уже находилась невеста, сопровождаемая матерью и бабушкой. Красное покрывало плотного шелка теперь было накинуто поверх наряда Феодоры и закрывало её с головы до ног...
На прекрасных, богато убранных конях подъехали спутники Орхана, его свита, его старшие сыновья. На голове султана - белый складчатый тюрбан с кистью алой, словно венчик цветка. В кафтан золотного бархата одет жених – по красному полю вытканы цветки гвоздики. Сверкает персидская парча. Гости генуэзцы разряжены в яркие одеяния...
Иоанн Кантакузин также верхом на коне. Отец невесты простирает руку. Вспыхивают факелы в утреннем свете солнечном, и будто сияние озаряет всё вокруг. Флейты поют, трубы гремят. Все видят невесту, покрытую красным покрывалом. Феодора стоит на помосте. Жених перед помостом - на коне. Хор греческих певиц запевает:
Сегодня только начал плющ вкруг пальмы стройной виться,
Увидит завтра стар и млад, какой любовью любит
Невесту милую жених, как пылко обнимает,
Целует локоны её вкруг шеи лебединой...
Ответно откликнулся хор певцов:
