она заявила:
— Не видели мы ни разу ещё такого дома, где бы то, что дозволено, запрещали, как в вашем доме…
И хотя ей не хотелось прощаться с Хадиджей, не сказав ей даже какой-нибудь любезности для приличия, она много раз намекала на то, какая Хадиджа способная и хорошая хозяйка, достойная того, чтобы осчастливить мужа. После таких слов Аиша произнесла «Аминь», от себя добавив:
— У неё нет недостатков, кроме её язычка!.. Разве ты ещё не испытала это на себе, Зейнаб?
Та не удержалась и рассмеялась:
— Я не испытала его на себе, и хвала Аллаху. Но я слышала о нём; досталось же от него другим!
Все засмеялись, а громче всех — Хадиджа, пока мать неожиданно не призвала их к тишине: «Тшшш…» И девушки на миг умолкли. Откуда-то снаружи до них донёсся голос. Хадиджа тут же в тревоге воскликнула:
— Скончался господин Ридван!
Мариам и её мать ранее уже принесли свои извинения за то, что не будут присутствовать на свадьбе из-за того, что состояние господина Мухаммада Ридвана резко ухудшилось. Не было ничего странного в том, что Хадиджа сделала такое заключение, судя по голосам, доносившимся из дома соседей. Мать вышла из комнаты в спешке и отсутствовала несколько минут, а затем вернулась и с неподдельной грустью произнесла:
— И в самом деле, шейх Мухаммад Ридван умер… Какое горе!..
Зейнаб спросила:
— Наше оправдание так же ясно и очевидно, как солнце. Мы больше не в силах откладывать свадьбу или мешать жениху праздновать её в своём доме, а он, слава Аллаху, отсюда далеко. А вы что, будете вот так красноречиво молчать и дальше?!
Но Хадиджа погрузилась в мысли о другом, от чего сердце её сжалось в страхе. Эту грустную весть она сочла дурным предзнаменованием. Словно обращаясь к самой себе, она пробормотала:
— О Боже Милосердный…
Мать прочла её мысли, и в груди её тоже защемило, но она отказывалась сама сдаться в плен этому внезапному ощущению, и заставить дочь тоже капитулировать перед ним. С деланным безразличием она сказала:
— Мы ничего не можем поделать с предписанием Аллаха, ведь решение жить или умереть — только в Его руках. А пессимизм свойственен только шайтану…
К собравшимся в комнате невесты присоединились Ясин и Фахми, как только переоделись. Они сообщили, что ввиду нехватки времени от имени всей семьи к Ридванам отправился отец, чтобы выполнить свой долг перед покойным и проводить его в последний путь. Затем Ясин пристально посмотрел на Хадиджу и со смехом сказал:
— Господин Ридван не пожелал оставаться в этом мире после того, как ты перестанешь быть его соседкой…
Она ответила ему бледным подобием улыбки, а он, не замечая этого, с пристрастием оглядел её, кивнул головой в знак довольства, а затем с тяжёлым вздохом сказал:
— Правду говорят: «Одень камышинку — станет куколкой» [47]…
Хадиджа нахмурилась, выражая неготовность соревноваться с ним в обмене колкостями, а затем прогнала его с криком:
— Замолчи. По-моему, смерть господина Ридвана в день моей свадьбы — это дурной знак.
Ясин засмеялся и сказал:
— Вот уж не знаю, кто из вас двоих сам виноват в свой беде.
Далее он продолжил, и тоже со смехом:
— Ты не должна бояться смерти этого человека. Не утруждай себя мыслями о нём. Я всего лишь боюсь за тебя из-за твоего язычка — вот он-то и есть самый настоящий дурной знак. Мой тебе совет — и я не устану повторять — прополоскай его в сахарном сиропе, пока он не будет годиться для разговора с женихом…
Тут Фахми угодливо заметил:
— Что бы там ни было с господином Ридваном, но день твоей свадьбы будет благословенным. Ты ведь так долго этого ждала. Разве ты не знаешь, что уже объявили о перемирии?
Ясин воскликнул:
— Я чуть про это не забыл!.. Твоя свадьба — это просто чудо из чудес сегодня. Наконец-то, спустя годы мы получили то, что так хотели: война окончена, и Вильям сдался.
Мать переспросила:
— Значит, дороговизне тоже конец, и австралийцы уйдут?!
Ясин со смехом ответил:
— Ну конечно же. И дороговизне конец, и австралийцам, и язычку госпожи Хадиджи.
В глазах Фахми мелькнула какая-то идея. Словно говоря сам с собой, он сказал:
— Германия повержена!.. Кто бы мог это представить себе?!.. Теперь уж нет надежды, что хедив Аббас или Мухаммад Фарид вернутся. Также утрачены иллюзии насчёт возвращения халифата. Звезда англичан взойдёт, а наша звезда упадёт. Вот такие дела…
Ясин сказал:
— От войны получили пользу только двое: англичане и султан Фуад. Но ни те мечтать не могли о том, чтобы повелевать Германией, ни этот не смел мечтать о троне…
Некоторое время он молчал, а затем со смехом продолжил:
— И ещё есть третий, кому повезло не меньше двух предыдущих: это наша невестушка, которая и помыслить не могла о женихе…
С угрозой в глазах Хадиджа посмотрела на него и огрызнулась:
— Ты не дашь мне покинуть этот дом, если я не ужалю тебя…
Он обернулся к ней и сказал:
— Уж лучше заключим перемирие. Я не такая уж важная птица, как кайзер Вильям или Гинденберг.
Затем он бросил взгляд на Фахми, на лице которого промелькнула задумчивость, никак не увязывающаяся с таким счастливым событием. Он сказал ему:
— Оставь политику и готовься к торжеству, вкусным угощениям и напиткам…
Хотя Хадиджу обуревали различные мысли, одна мечта за другой лезли в голову, а больше всех — недавнее утреннее воспоминание. Оно особенно не давало ей покоя, даже затмив собой остальные её горести. Это было приглашение отца поговорить с ней наедине о том событии, которое должно вот-вот произойти и
