Хозарсиф перед поворотом набросил на голову плат и, чуть наклонясь вперёд, шагнул навстречу бушевавшему в подземелье огню. Всё же пламя оказалось не слишком уж сумасшедшим, хотя несколько ожогов на обнажённое тело неофит нечаянно заработал.
Идти ему пришлось под горящими деревянными арками. И хотя те были, скорее всего, сплетением тонких прутьев, но жар от огня исходил довольно внушительный. Проскочив кое-как под семью арками, юноша опять оказался на площадке, в конце которой виднелась каменная лестница, опускающаяся в чёрную спокойную воду.
Неофит сдёрнул с головы сударит и на мгновенье остановился. В это время семь пламенных арок загорелись ещё сильнее под налетевшим сзади сквозняком, поэтому огненные языки потянулись вслед убежавшему юноше, желая, хоть и с опозданием, скушать смельчака. Тому ничего не оставалось, как опуститься в глубинное чрево поджидавшей его холодной воды. Вода подземного озера казалась маслянисто-чёрной в пещерной темноте, лишь усердно отражала бушующее в коридоре пламя.
Огонь, преследуя беглеца, долетел почти до самой воды, но вдруг распластался на границе водоёма, будто расплющился о возникшую на пути стеклянную стену. Жгучие языки яростно взметнулись к потолку, облизывая покрытые каплями стены.
Уже не обращая внимания на пляшущий сзади пламень, Хозарсиф спускался по каменной лестнице в ледяную спокойную воду, способную поделиться своим неспешным вековым житиём и пещерным тёмным спокойствием, с готовым принять его неофитом. Эта другая беда почти сразу же помогла забыть охваченный огнём коридор.
Несмотря на то, что судороги объятий ледяной воды почти сразу же стали одолевать тело, так ещё дно подземного озера оказалось слишком на большой глубине, но назад пути не существовало. Поэтому неофиту пришлось отталкиваться ногами от подводной тропы, чтобы глотнуть воздуха и чтобы не утонуть, поскольку он не умел плавать.
К счастью, такие прыжки продолжались недолго. Вскоре дно начало повышаться, постепенно выводя путешественника на пустынный берег. Хотя из-за пронизавшей пространство темноты нельзя было с точностью сказать, правда ли это место необитаемо, или предстоит схватка с каким-нибудь пещерным драконом, поджидающим здесь долгожданный завтрак.
Свет от пламени с той стороны подземного озера не мог помочь ничем, поскольку находился довольно далеко. Кроме того, все арки над проходом уже прогорели. Драконографию Хозарсиф тоже пока ещё не изучал, так что приходилось надеяться на благодатный исход. Дракон, если таковой имелся, мог в это время просто ещё не проснуться, скажем, после очередного обеда, или вообще никакого дракона нет, а есть только безумная безудержная фантазия. Но в таких случаях человека всегда спасала надежда.
Оставалось только ждать. Ждать и надеяться, потому что после испытания огнём и пещерным холодом воды Хозарсиф не слишком мог передвигаться. Ожиданье, к счастью, не затянулось, и провожавшие юношу в путь неокоры появились из бокового входа с факелами в руках.
Водрузив горящие факелы во вбитые в стену кольца, оба принялись растирать неофита мускусным маслом, от которого у того сначала закружилась голова, но потом приятные запахи даже немного успокоили. Хозарсиф сообразил, что испытание холодом и онгоном уже позади, и сейчас сопровождающие его неокоры, возможно, даже угостят какой-нибудь не то чтобы пышной трапезой, но хотя бы горстью фиников и кувшинчиком чистой воды.
Интуиция не подвела юношу, так и случилось: все трое пришли в пещерный грот, где с потолка свешивалась на длинном шнуре бронзовая лампа. В углу неофита ожидало мягкое ложе, а на стоящем перед ним низком резном столике красовались вазы с различными фруктами и кувшин с вином, в котором плавали лепестки роз. Увидев это, Хозарсиф чуть было не присвистнул, но вовремя сдержался, ибо свист — не есть верный спутник при мерцании неверного огня факелов.
Неокоры снова принялись умащать тело юноши душистыми маслами, среди которых преобладали душица, тмин, розмарин и олеандра. Такое смешение запахов Хозарсиф испытал впервые, но с превеликим удовольствием. С малых лет распознаванию запахов его обучала мать, и он, на сей раз, был благодарен матери за своевременное обучение.
Потом неокоры, укутав юношу свежими льняными одеждами, оставили его отдыхать и неслышно удалились. Хозарсиф устало опустился на лежанку возле стола, но съел и выпил совсем немного, хотя ему самому совсем недавно казалось, что готов в одиночку уничтожить обед, приготовленный на сорок солдат. Почему солдат, и какой обед может быть в армии фараона, юноша не знал, знал только, что он очень устал сегодня и хоть немного, но нужно отдохнуть от многотрудных испытаний мистерии посвящения.
В голове снова возник образ, обнажённого фараона, вычеканенный на бронзе. За всю свою, ещё не большую, но уже отмеченную приключениями жизнь, ему не приходилось видеть такое ни в одном из египетских храмов. Откровение в святилище Амона-Ра говорило о многом.
Тут же вспомнился ещё один божественный символ, выбранный им в трапезной, как жизненный ключ: колесо времени, где на самом верху заветного колеса развалился сфинкс, зажимающий в лапах меч. Слева к нему поднимался по спицам Германубис, [29] а с другой стороны падал вниз головой Тифон. [30]
Колесо замаячило на противоположной стенке грота, а из-за него, как в зале символов, заструились несколько разноцветных лучей. Откуда-то послышалась нежная музыка. Казалось, струны арфы слушаются касания ласковых женских рук. Эти руки были действительно женские, ибо только женщины владеют таким волшебным прикосновением. И такие поцелуи дарить в силе тоже только женщины. Юноша ещё не знал, что это, но интуитивно догадывался о восхитительной женской ласке, разлившейся по всему телу. Ласка… Ласка?!
Хозарсиф открыл глаза. Незаметно для себя он задремал, откушав всего-то пару спелых апельсин и выпив вина из небольшой глиняной кружки. Потом, так же незаметно рядом с ним на ложе появилась обнажённая женщина. Очнувшись, неофит с ужасом уставился на женское тело, ни разу в жизни им ещё не виданное в полном своём соблазне и желании. Первым порывом неофита было вскочить с проклятого ложа, но оказавшаяся рядом нубийка, удержала юношу горячими ласковыми руками.
— Прекрасный мой, погоди, куда ты? — горячо шептала женщина. — Ведь я — благодарность богини за все пережитые днём страдания. Неужели не нравлюсь? Неужели ты откажешься от благодарности богини за все страдания, перенесённые тобой?
Она изогнулась на ложе, взяла руку неофита в свои ладони, и пальцами его руки принялась водить по своему телу, лаская этим то ли его, то ли себя. Перецеловав на руке юноши каждый пальчик, она прижала его ладонь к груди, как бы уча гладить и ублажать женщину. Ведь именно так мужчина начинает испытывать ту самую страсть, против которой почти никто не в силах устоять.
Потом девушка опустила его руку ниже, к округлому животу, заставляя понять, что ничто человеческое не способно противостоять женскому восхитительному началу, ведь женщина, если она действительно женщина, всегда права и только человеку свойственно ошибаться.
— Прекрасный мой, бесподобный мой, я научу тебя забывать со мной все мирские страдания, я умею приносить радость, — страстно шептала она, стараясь всем телом прильнуть к лежавшему рядом мужчине.
Она снова прижала его ладонь к своему напряжённому телу чуть ниже живота, заставив почувствовать шёлковую шёрстку, но Хозарсиф, придя, наконец, в себя, с непритворным ужасом выдернул руку, вскочил с ложа, по пути опрокинув столик с кушаньями.
— Же-же-женщина! — начал он опять заикаться от волнения. — У-у-уйди, е-е-если тебе до-до-дорога жизнь!
Та, увидев, что довела мужчину любовным заигрыванием до откровенного бешенства, подхватила свою одежду с ложа и, жалобно пискнув, скрылась в одном из боковых коридоров. Хозарсиф, обхватив голову руками, снова повалился на лежанку, надсадно скуля, будто обиженный плохим обхождением хозяина маленький щенок.
Голос девушки ещё не успел затихнуть, как в грот с другой стороны вошли двумя рядами двенадцать неокоров, держащих факелы в вытянутых руках. В междурядье показалась фигура иерофанта всё в той же наброшенной сверху барсовой шкуре. Мембра подошёл прямо к Хозарсифу, поднял его с лежанки и поставил перед собой. Затем положил свою правую руку ему на правое плечо, а левую на левое.
— Ты остался победителем в первых несложных жизненных испытаниях, — пафосно произнёс жрец. — Ты должен всегда торжествовать над смертью; над воздухом, землёй, водой и огнём; должен уметь побеждать самого себя, чтобы не упасть в бездну материальных страданий. Запомни это.
Жрец повернулся, сделал знак рукой, и юноша опять последовал за ним.
Факельное шествие закончилось в святилище Исиды, огромная бронзовая фигура которой встретила их с приветственной улыбкой на устах, и Хозарсифу это показалось добрым предзнаменованием.
