— Солнышко-то, Федор Матвеевич, чай, на зиму пошло?
— Оно, глядишь, жарища-то все поменьше будет.
На горке у массивной каменной часовни всадники остановились, не слезая с коней.
— Бают, сия часовня повелением Ивана Грозного сооружена, — проговорил воевода. — На сем месте будто царица бременем разрешилась при следовании из Александровской слободы.
— Знатное место для встречи государя, — ухмыльнулся Апраксин, и словно в ответ ему запылился проселок за придорожными соснами: показалась царская свита. Сразу же тронулись дальше. Петр ехал посередине, справа Апраксин, слева воевода.
— Обозы поотстали малость, небось к Сергиеву не дошли. Как управился, Федор?
— Все путем, государь. Недостаток в струменте, пил раз-два, и обчелся.
— Пилы везем, другие припасы. Все, воевода, подобру надобно поместить для сбережения.
Легкий ветерок потянул снизу озерным привкусом. Сквозь сосновую кущу просвечивала голубизной зеркальная гладь.
В устье Трубежа Петр первым делом повел Брандта на пристань. Вспрыгнул на карбас, погладил борта, провел рукой по вантам, полез на корму, выпрямился, окинул взглядом озеро:
— А что, Брандт, чем не море?
— Озеро славное, государь, но море поболее намного.
Карбас Брандту понравился.
— Но мы станем сооружать несколько другое. Знатней этого судно. — Брандт попыхтел трубкой.
— Для начала, государь, — посоветовал Брандт, — будем мастерить яхту небольшую, как получится. Потом можно построить другую, в две мачты с палубой. — Карстен знал, что Петру захочется большего. — А там уж будем думать о фрегате.
Петр загорелся:
— Что есть фрегат?
— О, это красивый корабль, наподобие «Орла». Три мачты, две палубы с пушками.
— Сколько пушек?
— Много пушек. Полсотни. Но нам хватит и десяти.
— Почему?
Брандт усмехнулся:
— Для этого озера достаточно, здесь нет неприятеля.
На том и порешили.
На поляне уже орудовали плотники, сооружали козлы для распиловки бревен. Через два дня Апраксин принимал первую возку леса с делянки, загодя выбранной Еремеевым.
Рано утром пришел Петр, долго смотрел, как ладно пилами плотники сновали: вверх-вниз, вверх-вниз, и готовая доска набок отваливалась. Не вытерпел, скинул кафтан, сам полез на козлы. В тот же миг Меншиков всех потешных загнал на козлы, сам с царем в пару встал.
Работа пошла веселее, Еремеев подошел к Апраксину:
— Дозволь молвить.
Тот кивнул.
— Не все ладно. Досья трудно достаются, не ровен час, дождь хлынет, все попортит. Навес надобно ладить, туда досья перекладывать.
— Добро, делай. Людишками воевода распорядится.
На другой день из залесья потянул легкий ветерок, и вся неделя оказалась ветреной… Теперь работы на подели царь чередовал с плаванием на лодке под парусами. После полудня он обычно брал Апраксина, Меншикова и Еремеева.
Неделю спустя Петр освоил азы парусного дела, ловко орудовал со снастями при перемене галса и заходе ветра. Апраксин старался не отставать. Рыбный голова с явной охотой пояснял тонкости управления лодкой под парусами.
С каждым днем возрастала ретивость царя, а Федор дивился его покорности в общении с Еремеевым. Частенько Кузьма крякал и прикрикивал на него. Петр лишь лукаво щурил глаз на старосту, подергивал губами, а глазами улыбался.
Иногда внезапно налетал шальной ветер, кренил карбас, вода захлестывала борт. Кузьма перехватывал, потравливал снасти.
— Озеро да ветер шуткуют не спросясь, — говорил он, — раз оплошаешь, жизни могешь лишиться. Кто на море не бывал, тот горя не видал.
Другой бы поотстал, а Петр после таких случаев еще настырнее стремился на озеро. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней — хочешь не хочешь, каждый раз тянулся за ним Федор. Сам не заметил, как втянулся в это дело…
В затишье работали на верфи, строили яхту. Царь ловко орудовал топором, у Федора получалось не совсем складно. Петр не подтрунивал, но тех, кто отлынивал, подгонял.
— Пошто рты разинули? — покрикивал он на зевавших мужиков и потешных, вскидывался на Скляева: — Гляди, Федосейка, с тебя спрос, до плети недалече. — Плюнув на ладони, Петр со звоном вонзил топор, полетела сколотая щепа…
Близилась осень. В один из дней с утра небо заволоклось, запасмурило, к полудню заморосило. Дождь шумел всю ночь, не перестал и днем. На подели работы не смолкали, а карбас сиротливо покачивался без паруса у рыбацкой пристани. После обеда Петр остался в монастырской трапезной. Накануне прискакал, вторично, гонец из Преображенского от матушки: в беспокойстве сильном велела царица беспременно возвратиться не мешкая.
Еще утром Апраксин передал игумену желание царя — свидеться перед отъездом, старые книги послушать.
Неслышно, но быстро, запыхавшись, словно боясь опоздать, вошел Дионисий. Поклонился, вопросительно посмотрел на царя.
— Уговор наш не забыл? — Петр добрыми глазами кивнул в угол на ларь, где стопкой лежали книги. — В прошлый раз недосуг было, припозднились, нонича послухаем.
— С радостью превеликою, государь.
Апраксин с интересом следил, как Дионисий перебрал книги, надел очки, уселся в торце стола. Положив ладони на стопку книг, посмотрел в открытое оконце, прислушиваясь к мерному шелесту дождя, и словно продолжил прерванный рассказ:
— Русичи, государь, аще во времена Олега да Игоря хаживали по рекам да морям. Славяне и торговлей процветали, себя в обиду не давали. Неизведанного не страшились. Олегов щит на вратах Царьграда красовался…
Монотонно звучал чуть дребезжащий голос игумена. Долго он перелистывал древние книги, отвечал на вопросы Петра, а в конце концов сказал:
— Ты, государь, я чаю, намедни на озерке про парусы глаголал. — Поверх очков обвел всех торжественным взглядом. — Так они есть нашенские, от Олега Вещего заведены были. Не где-нибудь, как бахари иные блажат, а на Руси…
Петр передернул плечами, глянул на Апраксина:
— Вишь ты, мы-то неучи какие. — Кивнул игумену: — Ну, давай дальше!
Дионисий отложил сафьяновую книгу.
— Разные вороги, государь, яко волки, грызли Русь, куски полакомее рвали клыками, да оные у них же и выкрашивались. Вон шведы, тевтонцы льстились добычей легкой. — Игумен вздохнул, оживился. — Ведомо тебе, государь, князь наш удельный Александр, сын Ярославич, третьим княжил в Переславле. Зван был Новым городом на подмогу. Шведы морем в ту пору Неву воевать пришли…
Дионисий немного помолчал и продолжал:
— Сеча великая была… Однако Александр с малой дружиной побил зело шведов. За ту битву князя Александра нарекли Невским…
В слюдяное оконце мерно барабанили капли усиливающегося дождя.
Петр откинулся на высокую спинку деревянного стула, задумчиво смотрел на узловатые руки игумена, лежавшие на книге.
— А пошто далее предки-то Неву не уберегли?
— А то есмь, государь, смута великая стряслась на Руси. Шведы же полонили и Орешек, и Иван-город, и другое… Государь наш Иван Васильевич воевал Ливонию. На море Балтийском суда завел, торговлю морским путем учинил. После того родитель твой, государь Алексей Михайлович, царство ему небесное, думу таил о том же, сподобил корабль «Орел» с пушками, пути морские отыскивал. — Дионисий развел руками, посмотрел на Петра, перевел взгляд на Апраксина. — Видать, время не вышло…
За оконцем совсем потемнело. Дождь все лил, ярче в наступивших сумерках замерцала лампада у божницы.
— Погоди, придет срок! — твердо проговорил Петр, упрямо сжав губы.
Старшие Апраксины по воле государя втягивались в его военные и иные заботы, а младший брат Андрей в это время томился в покоях болезненного, а попросту говоря, слабоумного от природы второго государя, Ивана Алексеевича. Монотонная и скучная жизнь немного развеяна была три года назад с появлением в царских покоях законной супруги царя Прасковьи Федоровны из старинного боярского рода Салтыковых.
Царь Иван, собственно, и не подумывал о семейном счастье, но за него все решила старшая сестрица.
В ту пору казалось, что все идет своим налаженным порядком. Софья — правительница по закону при малолетних царях, чего тревожиться. Но царевну терзали сомнения. Время шло, цари подрастали, и дальнейшее Софье рисовалось туманным и неопределенным. От ее участи зависела судьба ее приближенных.
Умный и проницательный князь Василий Голицын искал выход.
— Наиглавное, Софьюшка, обезопаситься нам от Нарышкиных, а с Иваном наша правда перетянет.
— О том и я забочусь, но подступиться с какой стороны?
— С бабьей, государыня, — рассмеялся князь.
Частенько с глазу на глаз он, чтобы польстить своей любовнице, величал ее царским титулом.
— Надобно Ивана нам женить.
