Лукулл взял драгоценность в руки и с изумлением обнаружил, что на камне вырезано его собственное изображение.
— Благодарю, великий царь, этот перстень — самый дорогой моему сердцу подарок. Обещаю никогда не расставаться с ним.
Лукулл, по примеру Красса, поплыл на восток вдоль берега. По пути он заходил в каждый более-менее значительный порт. Таким образом, обойдя побережье Сирии, он изрядно увеличил свой флот.
Затем легат Суллы взял курс на Кипр. Едва он прибыл на остров, как разведка донесла, что за мысом укрылся многочисленный флот неприятеля. Лукулл распорядился вытащить все корабли на сушу и обратился с просьбой к ближайшим городам позволить флоту остаться на острове до весны. Так как зимой море считалось закрытым, его просьбу нашли вполне естественной.
Лукулл дал морякам отдохнуть двое суток, пополнил запасы продовольствия и воды, а затем глубокой ночью спустил корабли на воду и обогнул остров с другой стороны от засады. Флот Лукулла миновал оплот пиратства — Киликию — и достиг Родоса.
Родосцы славились как великолепные моряки и кораблестроители. Поскольку легат Суллы не поскупился (золота и серебра у него было в избытке), остров вместе с флотом Лукулла покинули два десятка прекрасных боевых кораблей.
Обладая внушительной силой, Луций Лукулл принялся наводить порядок на островах. Он заставил признать власть Суллы жителей Коса и Книда и вместе с ними напал на остров Самос. Затем Лукулл изгнал войска Митридата с Хиоса.
Между тем разведка донесла, что какое-то римское войско осадило находящийся недалеко от Хиоса город Питану и пытается взять его штурмом.
Лукулл тут же приказал плыть к Питане. В душе он надеялся, что бой ведет Сулла или кто-то из его легатов. Приблизившись к городу, римляне увидели, как гавань порта спешно покидает небольшой понтийский флот. Его не стали преследовать, Лукулл решил, что важнее помочь осаждающим.
Остановив корабли на расстоянии, недоступном для городских камнеметов, если таковые имелись в Питане, Лукулл хотел послать Марка Красса для переговоров с осаждающими. Однако последние сами выслали старую триеру. Она была такой ветхой и плыла так медленно, что казалось, никогда не приблизится к флоту Лукулла. Легат потерял терпение и приказал своей прекрасной родосской пентере идти на сближение с кораблем.
— Гай Фимбрия! — воскликнул Красс, приглядевшись к пассажирам судна.
— Где? — удивился Лукулл.
— На триере, беседует с центурионом. Сейчас я рассчитаюсь с этой мразью.
— Не смей, Марк. Я запрещаю тебе даже разговаривать с ним.
— Фимбрия виновен в смерти моего брата и отца! Неужели ты позволишь ему и далее творить беззакония? Неужели мои родные останутся неотомщенными?
— Марк, ты замыслил не месть, а самое обыкновенное убийство. Он плывет к нам для переговоров. Если ты убьешь его сейчас, то чем будешь отличаться от Мария или Цинны?
Красс опустил голову и ушел прочь. Привычка к железной дисциплине и чувство долга были отличительными чертами всех поколений рода Крассов.
На пентеру Лукулла поднялся центурион с пятью легионерами.
— Я Квинт Фунданий, прибыл по поручению Гая Флавия Фимбрии, — представился центурион.
Выждав некоторое время, Лукулл спросил:
— А что же молчит сам Фимбрия?
— Он сейчас занят — готовит легионы к штурму.
— Это за твоей-то спиной? — удивился легат Суллы. — По-моему, все его мысли заняты тобой, центурион. Фимбрия уже приготовился толкнуть тебя в спину, чтобы ты не болтал лишнего.
Разоблаченный Фимбрия вышел из-за спины центуриона и злобно сверкнул глазами в сторону Лукулла. Однако, вспомнив о цели визита, он изобразил на лице радость и добродушие.
— Доблестный Луций Лукулл, — обратился он к легату, — твой флот появился здесь как нельзя более вовремя. Злейший враг римлян, человек, приказавший в один день перебить восемьдесят тысяч италиков, заперт моими легионами в Питане.
— Насколько я понимаю, речь идет о Митридате, — предположил Лукулл.
— Именно о нем. Понтийский царь попал в западню вместе со своими приближенными и казной. Он даже не пытается сопротивляться и помышляет лишь о бегстве. С трех сторон Питану окружили мои войска, но четвертую, со стороны моря, мне нечем закрыть. У меня нет флота, но он есть у тебя, Лукулл. Если мы одновременно нападем на Питану с моря и с суши, то Митридат со всей казной окажется у наших ног.
— Я не получал от Суллы указаний брать в плен Митридата.
— О чем ты говоришь, Луций? В наших руках Митридат, доставивший Риму столько неприятностей. Победа над ним может сравниться только с поражением Ганнибала. Если мы захватим царя Понта, прекратится война в Греции и Азии, перед нашими деяниями померкнет слава побед Мария над кимврами и тевтонами, битвы Суллы под Орхоменом и Херонеей покажутся мелкими стычками. Все золото и слава Востока достанутся Луцию Лукуллу и Гаю Фимбрии.
— Я должен подумать, — спокойно ответил Лукулл на восторженную речь собеседника.
— Если тебя что-то смущает, можешь не участвовать в штурме Питаны, — в голосе Фимбрии звучала почти мольба. — Я прошу лишь закрыть твоим флотом гавань города. Еще день-два — и мои легионы покончат с грозой Востока.
— Я подумаю, — вновь произнес Лукулл.
Он отвернулся от гостя, желая показать, что разговор окончен. Лицо легата Суллы исказила гримаса брезгливости.
Фимбрии ничего не оставалось делать, как покинуть негостеприимную пентеру. С трудом сдерживая бессильную ярость, он отправился на свою дряхлую триеру.
Красс проводил взглядом униженного врага и обратился к Лукуллу.
— Откуда взялся в Азии Фимбрия?
— Цинна отправил в Грецию своего товарища по консульству Луция Валерия Флакка. Флакк высадился в Эпире с двумя легионами. Одним командовал его легат Гай Фимбрия. В задачу Флакка входило принять в свое подчинение легионы Суллы и очистить от войск Митридата Грецию и Азию, — Лукулл презрительно усмехнулся. — Однако дела пошли далеко не по плану Цинны. Едва ступив на греческую землю, легионеры Флакка начали толпами перебегать к Сулле. Не имея возможности бороться с Суллой, консул повел свои легионы на север. Ему удалось пройти Македонию и Фракию, переправиться в Азию и достигнуть Калхедона. Здесь войско взбунтовалось против своего консула. Несомненно к этим событиям приложил руку Фимбрия. Одни утверждают, что он собственноручно убил Флакка, другие говорят, что Фимбрия своей демагогией лишь подтолкнул легионеров к изгнанию и убийству консула. В общем, легионы перешли под власть Гая Фимбрии. Каким образом ему удалось загнать в ловушку Митридата, я знаю не более твоего, Марк. Впрочем, удивляться вряд ли уместно: Фимбрия злодей и убийца, но он энергичен, умен, смел и талантлив.
— А ведь если ты примешь предложение Фимбрии, Митридату придет конец.
— Совершенно верно, Марк. Но союз с таким человеком, как Фимбрия, вряд ли понравится Сулле.
— Принимает же он на службу пиратов; почему бы не воспользоваться услугами Фимбрии?
— У Суллы свой кодекс чести, как, впрочем, и свои счеты с Митридатом. Лучшее, что мы можем сделать в данной ситуации, — это поспешить к Луцию Корнелию Сулле Счастливому.
Старая триера еще не достигла берега, а флот Лукулла уже выходил в открытое море.
Марк Красс с восторгом смотрел на Суллу, отдававшего приказания своим легатам. Но вот их взгляды встретились, и Красс невольно опустил глаза. Никто не мог выдержать тяжелого, проницательного взгляда светло-голубых глаз проконсула. Казалось, он проникал прямо в душу собеседника, читал самые сокровенные мысли и одновременно уничтожал его или покорял своей воле.
Необычными у Суллы были не только глаза. Крупный нос с раздувающимися ноздрями и огненно-рыжая копна волос делали их обладателя похожим на льва. Лицо проконсула покрывала красная сыпь, лишь кое-где проступали белые пятна. Необычный цвет лица в юности служил предметом насмешек. Сохранились стихи, сложенные по этому поводу:
Сулла — смоквы плод багровый,
чуть присыпанный мукой.
Когда же Сулла благодаря своему уму, энергии, воле и таланту добился значительных успехов, на его внешность взглянули по-иному. Рыжие волосы, столь необычные для римлянина, красно-белый цвет лица, повергающий в смятение взгляд — все это стало казаться печатью богов.
Высокое предназначение предсказали Сулле, когда он только начинал свою карьеру. В должности пропретора Луций Сулла был направлен в Каппадокию. Целью его было вернуть на трон ставленника Рима Ариобарзана. С небольшим войском пропретор одержал ряд побед, изгнал за пределы Каппадокии мятежного Гордия и вышел к Евфрату.
Обеспокоенные успехами римского оружия, парфяне отправили в пограничную страну посла. В тронном зале каппадокийских царей стояло три кресла. Пока Ариобарзан и парфянин Оробаз обменивались традиционными восточными приветствиями и любезностями, Сулла занял среднее кресло. Слева от себя он предложил сесть послу самого могущественного государства Востока — Парфии, место справа досталось царю Каппадокии. Впоследствии парфянский царь счел это оскорблением своего достоинства и лишил посла головы.
