Он прошелся по комнате и продиктовал:
— Деньги действительно были получены от товарища Суменсон. Об их происхождении знают наверняка Карл Либкнехт, Клара Цеткин, Роза Люксембург, Франц Платтен и другие заграничные интернационалисты. Мы требуем решающих доказательств, что указанная сумма недостаточная, кстати, чтобы продать Россию Вильгельму II, получена из кассы главного немецкого штаба, как утверждают клеветники, которым мы вскоре ответим другими аргументами.
Он весело рассмеялся и еще раз повторил:
— В завтрашние газеты самым жирным шрифтом!
Когда стенографистка вышла, он соединился по телефону с Дзержинским и Петерсом.
Ночью раздался нетерпеливый телефонный звонок. Говорил Дзержинский:
— Мы все организовали. Латыши поймали 3-х журналистов, имевших материалы следствия. Четверть часа назад их казнили…
— Спасибо! — ответил Ленин. — И держите эту подкарауливающую свору под пристальным наблюдением!
— Мы знаем о каждом их намерении! — прозвучал ответ. — Завтра должна быть пробная манифестация в честь Национального собрания, которое назначено на 6 января.
Ленин нахмурил лоб и сказал:
— Я уже говорил, что вы должны сделать.
— Мы готовы! — донесся злой, шипящий голос Дзержинского.
Ленин повесил трубку.
Несколько часов спустя, несмотря на сильный мороз, он стал у открытого окна и прислушивался. Застывший зимний воздух необычайно выразительно доносил отзвуки винтовочных залпов и злобный, тяжело дышавший стрекот пулеметов.
Во двор на скорости влетела мотоциклетка. Из нее выскочил финский солдат и исчез в сенях дворца. Через минуту он входил в кабинет диктатора.
— Манифестация разогнана. Погибло около пятисот демонстрантов. Знамена и плакаты сорваны и уничтожены. Городские жители спокойны. Наши патрули с пулеметами несут службу на перекрестках улиц, товарищ! — докладывал дрожащим голосом солдат.
— Хорошо! Можете идти! — сказал Ленин.
Сверкнул черными глазами и прошептал:
— У вас имеется уже 2 аргумента, господа меньшевики и народники! Не бойтесь задержки — придут еще другие…
Об одном из них он думал всю предыдущую ночь. Он собрал товарищей Троцкого, Каменева, Зиновьева, Сталина, Антонова, Урицкого, Муралова, Пятаткова и Дыбенко.
— Какие вести с фронта? — спросил он, когда все приглашенные собрались в кабинете.
— Очень плохо! — неохотно сказал Троцкий. — Сообщается, что Германия намерена начать новое наступление с целью оккупации Петрограда. Тогда — конец революции! В контрреволюционных кругах немцев ждут как спасения души!
Ленин рассмеялся и пробурчал:
— Это уже настоящее предательство, а на нас вешают собак, что мы хотим мира!
— Население Петрограда и Москвы высматривает немцев, которые должны вернуть прежний порядок, вернуть на трон династию, а с нами — покончить! — воскликнул Зиновьев, хватая себя за густую, кучерявую шевелюру.
Ленин безразлично пожал плечами.
— Товарищ председатель зря игнорирует ситуацию! — зло заметил Урицкий. — Тут надо что-то придумать, решить радикально! Нельзя играться в уничтожение других социалистов руками польского дворянина Дзержинского, когда враг стоит у порога! Немецкий империализм силен и ему будет не до шуток, когда он войдет в Петроград под радостные крики населения.
— Да! Товарищ Урицкий прав! — поддержал его Каменев, многозначительно глядя на Троцкого.
Ленин слушал внимательно, а от его взгляда не скрылись даже самые малые остатки впечатлений и невысказанных мыслей товарищей.
— Я чувствую, что товарищ Урицкий недоволен доверием, оказываемым мной Дзержинскому? Я не хочу, чтобы между нами возникали недоразумения. Дзержинскому поручено деликатное дело, чтобы не подвергать опасности вас — израилитов. У меня имеется информация, что община предупреждала вас… Это так?
Помолчав, они кивнули головами.
— Тогда закончим с этим! Надеюсь, теперь вы поняли? Я доверяю Дзержинскому, потому что он напоминает мне адскую машину, переполненную ненавистью.
— Он сумасшедший, маньяк! — с истерическим пафосом воскликнул Зиновьев. — Знаете ли вы, товарищ, что он шпионит даже за нами?!
Ленин доброжелательно улыбнулся, что заставило товарищей усилить бдительность. Им была знакома эта улыбка. Она вызывала опасение, что сейчас последует тяжелый, разящий, неожиданный и быстрый удар. Однако Ленин весело рассмеялся и сказал:
— Этот бешеный поляк просил меня недавно, чтобы я распорядился следить за ним самим. Такой он фанатик! Не верит никому, даже себе!
— Неделю назад он завлек к себе Малиновского и приказал убить! — воскликнул, топая ногами, Урицкий. — И наверняка убил, потому что с того времени никто не видел товарища Малиновского!
Ленин сощурил глаза и прошептал:
— Немного поспешил. Тем временем этот агент царской полиции принес нам больше пользы, чем вреда. Но рано или поздно он должен был погибнуть. Скоро он бы не был нам нужен.
Безразлично махнув при этом рукой, он добавил:
— Товарищи! В течение трех оставшихся до нового года дней вы должны раструбить в прессе во все трубы иерихонские, что пролетариат должен взяться за оружие и дать немецким империалистам отпор от красной столицы. Направьте на это всю свою энергию и способности! Запустите в действие агитационную машину!
— Армия не хочет еще раз подставлять свою голову, — заметил угрюмо Антонов.
— Да! — буркнул Муралов. — Им отлично известно, что нам не хватит военных материалов и провианта. На гражданскую войну пойдут, а биться с внешним врагом не согласятся!
— Тогда мы пошлем вооруженных рабочих, революционный пролетариат! — воскликнул Ленин. — Французская революция показала на что способен даже невооруженный народ!
Троцкий ядовито усмехнулся.
— Французская, а не российская… — прошипел он.
Ленин вдруг так искренне рассмеялся, что в глазах его проступили слезы.
— Вы ничего не понимаете! — говорил он, заходясь смехом. — Я ведь знаю, что после 1-х немецких очередей из пулеметов наши отряды разбегутся как стая мышей! Но наше выступление будет иметь архиважные последствия. Послушайте!
Подходя к каждому по очереди, беря за руки и хлопая по плечу, он сквозь смех объяснял:
— Революционная армия выступила! Мы помпезно обставим это! Мы сумеем красиво обыграть данный факт! Что из него следует? Замолкнут наши клеветники — социалисты из агонизирующего после Керенского Совета; задумаются контрреволюционеры, мечтающие о создании новой добровольной армии; мы перетянем на свою сторону офицеров, которых потом не отпустим; поднимут головы французы и англичане и наверняка с новой силой ударят на западе; немцы вынуждены будут снять с нашего фронта несколько дивизий и станут более сговорчивы для подписания с нами мирного договора; наше выступление против немцев раз и навсегда развеет подлые обвинения о том, что мы якобы состоим на службе у Германии; если бы так было, штаб Вильгельма должен был бы опубликовать компрометирующие нас документы, чего он никогда не сделает, потому что таких документов у него нет…
Все пребывали в недоумении. Это был дьявольский план, просчитанный исходя из пророческого положения вещей.
— Макиавелли!.. — подумал Троцкий, с уважением глядя на желтое лицо и куполообразный ленинский череп.
— Да здравствует Ильич! — рявкнул возбужденный грузин Сталин.
Этот окрик тут же подхватили Муралов, Пятаков, Дыбенко и Антонов. Спустя еще мгновение также остальные товарищи присоединились к горячей, стихийной овации в честь мудреца с монгольским лицом и хитрыми, веселыми глазами мелкого спекулянта. Ленин смеялся, умело скрывая свою радость. Он чувствовал, что одержал огромную победу и что товарищи, в которых он так нуждался, стали теперь его людьми. Ему хотелось сделать свой триумф окончательным.
— Вы поняли мой план? Старательно и быстро займитесь его реализацией! Так как наше «чека» будет очень занято, давайте назначим товарища Володарского шефом политической разведки, Урицкого — руководителем вооруженных сил этого органа, а Дзержинскому отдадим самую грязную работу — суд. Я говорю: самую грязную, потому что дело это и кровавое, и такое, за которое нас будут проклинать, так как суд этот не будет руководствоваться никаким иным правом, кроме личного убеждения прокурора, судьи и палача в одном лице. Согласны?
— Не протестуем! — ответили товарищи.
— Отлично! Тогда за работу! — закончил совещание Ленин.
Товарищи вышли, а он бегал по комнате, потирал руки и, щуря раскосые, хитрые глаза, тихо, издевательски смеялся.
3 дня спустя сирена, установленная на крыше Смольного института, рычала долго и пронзительно, устанавливая новый лозунг, вбитый накануне при помощи газет и агитаторов в головы рабочих, окрестных крестьян и разных отбросов, извращенцев, преступников, околачивающихся вокруг «пролетарского правительства».
