Секретарь ЦК Аристов стал курировать промышленность и транспорт. Больше полномочия в партии получил Михаил Андреевич Суслов. Кроме идеологии, Суслову отдали кадры. Самыми доверенными людьми у Хрущева стали Микоян и Брежнев, но даже тут Никита Сергеевич перестраховался, поэтому и провел решение, что в его отсутствие исполнять обязанности Первого Секретаря будет Леонид Ильич. Ведь кто знает, что взбредет в голову всезнающему мудрецу Микояну? Тем не менее, Анастас Иванович замкнул на себе руководство Советом министров, сделавшись единственным первым заместителем у председателя, став по существу руководителем Совмина, ведь Булганин теперь не имел право голоса.
— Меня от Шепилова трясет, — передернул плечами Никита Сергеевич. — Надо ж, какая гнилушка! Я ему объятия раскрыл, в дом приглашал, на высокие государственные посты выдвинул, у меня за столом он ел, пил, а что, подлец, вытворил — к бунтарям пристроился! За такое лицемерие на костре жечь надо!
— Встречаются хамелеоны, — подтвердил Анастас Иванович.
— Таким прощать нельзя! Мы, Анастас, должны людям душу открыть, стать ближе к народу, не должны за каменными стенами прятаться! А получается — заборами отгородились, милиционерами, не пускают за них простого человека, — выговаривал Никита Сергеевич. — Вот и возгордились, и замкнуло в голове! Разве Молотов открыт был для людей? Закрыт. А Каганович? А Маленков? Безусловно, закрыты. Про Сталина вообще молчу, тот за семью печатями сидел, как библейский герой. Что у нас за царственные выходки? Кому нужны батальоны охраны, от кого хорониться, от трудового человека? Стучи в двери — не достучишься! Окружили божков служки и — ни-ни! У князей слуг меньше было. Просто сил нет! — возмущался Никита Сергеевич. — Если уж решили тебя застрелить, будь спокоен, застрелят! Помогла Берии его многочисленная охрана? Не помогла! И нам не поможет, а сколько холуев понабрали?! Это ж для каких социалистов такое предназначено? Может, нужно еще, чтобы и задницу им подтирали? Стыдно! Барство надо искоренять. Всех сократим, все урежем! По одному порученцу и по одному прикрепленному члену Президиума вполне хватит, а то в смене двадцать человек расхаживает! Сто человек проезд обеспечивают, и еще двести на подхвате! Что это за коммунист едет на пяти машинах?! Коммунист Хрущев или коммунист Микоян?! — наморщил лоб Никита Сергеевич. — Надо от пороков освободиться и начинать надо с себя. Сам прикинь, что простой человек о нас подумает, если у члена Президиума свита больше, чем у наследника престола?
— Абсолютно верно! — поддержал Микоян. — На Ленина равняться надо. Он прост и доступен был. Как-то у него «Роллс-ройс» на дороге отобрали!
— Ну, ты припомнил! — скривился Никита Сергеевич. — Еще и про «Роллс-ройс!»
— Так ведь было!
— Было, было!
— По твоему предложению, Никита, я согласен, будем штаты урезать, но при доме я бы охрану не трогал.
— Дом — это крепость, там оставить можно, но в целом надо разогнать! Хороший пример подадим, в отличие от Маленкова с Молотовым.
— С дач-то их попросили? — поинтересовался Анастас Иванович.
— Съезжают. Пусть на периферии покрутятся, подумают, что к чему.
— Без пердунов воздух чище, — отметил Микоян. — А с излишеством пора кончать, ты правильно решил!
— Невозможно начальники распустились, — хмурясь, продолжал Никита Сергеевич. — Секретари обкомов при охране вышагивают, в персональных салон-вагонах по железной дороге катаются. Разве это порядок? Непорядок! Готовь, Анастас, постановление, будем все в соответствие приводить. А похвальба, Анастас, какая идет? Какое возвеличивание? Что за моду взяли давать городам, поселкам, кораблям или колхозам собственные имена? Что мы, боги? Разве революцию делали для того, чтобы своим именем город назвать?
— Глупость! — подтвердил Микоян.
— Именем Сталина что только не называется! Давай вернем городам исторические имена?
— И я как ты думаю. В одних названиях запутаешься: Сталинград, Сталинабад, Сталинск, Сталино, Сталиниди, Сталиногорск!
— Автомобильный завод имени Сталина, завод имени Молотова, и чертова гибель чего еще! Надо прежние названия возвращать, и точка!
— Только так, только так! — кивал Микоян.
— Я рад, что ты одобряешь, очень рад! — Хрущев пожал Анастасу Ивановичу руку. — Ошибка была с городами, грандиозная ошибка! Мы царей прогнали, а сами в цари заделались. Мне такая похвальба в гробу не нужна! Самолюбование — это порок.
— Но нам, я считаю, охрану надо сохранить усиленную! — проговорил Микоян.
— Нам — да, а то что-нибудь мракобесы удумают!
— И Жукову делай как нам, а то обидится.
— Георгию, безусловно, и охрана и обслуга положена, он герой!
Фигурой, способной по популярности конкурировать с Хрущевым, остался лишь маршал Жуков, со своим неукротимым характером и яростным стремлением к первенству.
— Как думаешь, не предаст Жуков? — спросил Анастас Иванович.
— Жуков? Никогда!
5 июля, пятница— Что, Резо?
— Тошно! — ответил старый грузин, за последний год он еще больше поседел. — Крушат! Камня на камне от старого порядка не оставят! Моего покровителя выпотрошили. Николай Александрович после Пленума домой приехал и прямо рыдал навзрыд, как школьник. Не ел, не пил, мы все по стеночке ходили, чтобы не обеспокоить! Сегодня с него охрану сняли, остался прикрепленный, и того нового сунули.
— А старого куда дели?
— В отставку.
— Думаешь, не помилует Булганина Хрущев? — спросил Иван Андреевич.
— Хрущев? Помилует? Забудь!
Вано сидел прямо и смотрел на осунувшегося, похудевшего дядю.
— И меня, Роман Андреевич, из генералов списали, в отставку отправили, пенсию назначили совсем маленькую. В кадрах спрашиваю: разве у генералов такая пенсия? «Вы еще работаете, кремлевской столовой руководите, вот уйдете с должности, тогда пенсию пересмотрим». Так что и у меня печальные новости! — вздохнул сталинский шашлычник.
— Не знаешь, куда бежать! К кому? — проговорил Роман Андреевич. — Я пока в булганинском штате числюсь, со спецснабжения Кремля меня Смиртюков сдвинул.
— Ему-то чего?
— Ему абсолютно ничего, видно, сказали.
— Сегодня надо к Жукову пробираться.
— Там немец сидит. Ганс.
— Не Ганс, а Генрих. С войны с ним.
— Немцев держат, а нам, родным, пенделя под сраку!
— Еще не дали, еще держимся!
— Налей, что ли, помянем Иосифа Виссарионовича!
Бывший генерал завозился, извлекая из-под стола бутылку и стопки.
— Сейчас хоть упейся, все как ошпаренные по кабинетам носятся, посты делят.
— Да, после Пленума многих слили, много кресел поосвобождалось.
— Представляешь, сколько новых командиров появится?
— Жутко! И ведь кого берут? Не пойми кого!
— Раньше человек размеренно рос, по ступенечкам поднимался: одна ступенька, потом другая, шел, ума набирался. Чтобы опыт был, надо о-го-го сколько прошагать! А сейчас кого только наверх не тянут!
— Да, карусель закрутилась!
— А как локтями толкаются, аж противно! — разливая, проговорил Вано. — Ну вот, дядюшка, готово! — Вано разлил.
Пожилой грузин взял рюмку, руки у него заметно дрожали. Чтобы дрожь не бросалась в глаза, он предусмотрительно опирал их на стол или прятал, не хотел выглядеть разбитым и больным. Вано тоже приподнял рюмочку.
— Память тебе вечная, дорогой товарищ Сталин! — проговорил старик.
Выпили.
— Закусить чем?
— Извини, но звать никого не буду! — Иван Андреевич выдвинул ящик стола и достал оттуда три карамельные конфеты с вареньем внутри. — Закусывай!
— Мы как студенты!
— Точно! — разливая по второй, отозвался директор столовой. — Если сказать кому, что я генералом НКВД был, от меня как от чумного шарахнутся. НКВД теперь слово ругательное.
— Да, совсем нехорошее слово!
— Еще на допрос поведут, во как обернулось!
— Я мундир с наградами спрятал от греха подальше.
— Не знаешь, как там Светлана Иосифовна?
— Жива, здорова, детки растут.
— Вот кому жизнь отравили!
— Да-а-а!
— Хорошо, Валечка помогает. Я на Новый год позвонил, коробочку с колбаской подвез и вина грузинского. Света так благодарила! — чуть не прослезился Роман Андреевич.
— Валю видел?
— Видел. Валя все та же.
— Дай Бог и ей здоровья, за товарищем Сталиным столько лет ухаживала!
— Да, милый мой, были времена, большие времена, не то, что теперь! — Роман Андреевич разломал конфету напополам. — Лей, Вано, лей!
Завстоловой снова наполнил рюмки и, придвинувшись к дяде, тихо проговорил:
— Давай и Лаврентия Павловича помянем!
— Убиенного! — добавил старый грузин, смахивая скупую слезу.
7 июля, воскресенье— Ты, Коля, для Никиты Сергеевича должен костьми лечь! — учил Подгорного Брежнев. Подгорный шел на должность первого Секретаря ЦК Украины. — Должен, знаешь, как работать, как комбайн! Украина — это крупнейшая республика!
