На этом их беседа прекратилась. Просыпавшиеся солдаты стряхивали с себя похмелье, перебирали награбленное вчера добро, проверяли, не сбежали ли их заложники, и принимались за завтрак. Филип гадал, собирались ли победители кормить своих пленников. «Должны, — рассуждал он, — в противном случае мы умрем с голоду и они останутся без выкупа. Однако в чьи обязанности входит давать пищу заключенным?» Он начал прикидывать, долго ли ему придется здесь сидеть. Те, кто его схватил, пошлют в Кингсбридж гонца с требованием заплатить выкуп, и братья направят кого-нибудь вести переговоры об освобождении. Кто это будет? Хорошо бы Милиус. Но в отсутствие Филипа за главного оставался Ремигиус, и он мог послать одного из своих дружков, а то и сам явиться. Помощник приора все делал очень медленно: он был просто не способен на быстрые, решительные действия, даже когда это было в его собственных интересах. Так что могли пройти месяцы. Филип помрачнел.
Другие пленники оказались более удачливыми. Вскоре после восхода солнца их жены, дети и родственники начали — сначала робко, а затем более уверенно — просачиваться в замок, чтобы договориться о выкупе за своих близких. Какое-то время они торговались, жалуясь на отсутствие денег и предлагая взамен всякие безделушки, но потом приходили к соглашению, уходили, а через час-другой возвращались, принося с собой условленный выкуп, чаще всего наличные. Кучи добра постепенно росли, а тюремные клетки пустели.
К полудню половина пленников уже разошлись по домам. Как догадался Филип, это были местные жители. Те же, что остались, должно быть, являлись рыцарями, взятыми в плен во время сражения, и жили в других городах. Вывод Филипа подтвердился, когда заключенных стал обходить констебль замка, спрашивая их имена. Большинство оставшихся были рыцарями из южных графств. Филип обратил внимание, что в одной из клеток сидел человек в колодках, словно кто-то хотел быть вдвойне уверенным, что он не убежит. Присмотревшись повнимательнее, Филип узнал его.
— Взгляните! — обратился он к сидевшим вместе с ним трем пленникам. — Тот человек… Неужели это он?
— Иисус Христос! Это же король! — воскликнул один из них.
Филип уставился на грязного темноволосого узника, руки и ноги которого были зажаты в деревянные тиски. Сейчас он ничем не отличался от остальных, а ведь еще вчера он был королем Англии! Вчера он отказал Кингсбриджу в разрешении на открытие рынка, а сегодня он не мог даже самостоятельно встать. Король получил по заслугам, но все равно Филипу было жаль его.
В полдень пленникам принесли еду. Это были чуть теплые остатки от обеда воинов, но и они сгодились умиравшим с голоду заключенным. Филип откинулся назад, давая остальным съесть побольше, ибо считал, что голод порождает слабость, а воздержание от пищи смиряет плоть.
Пока его товарищи по несчастью выскребали котелок, во дворце началось какое-то движение и из него вышли несколько очень важных персон. В то время как они спускались по ступеням дворца и шагали через двор замка, Филип мог разглядеть, что впереди группы шли два вельможи, и догадался, что это были Ранульф Честерский и Роберт Глостер. Правда, он не знал, кто из них кто. Они подошли к клетке Стефана.
— Здравствуй, кузен Роберт, — сказал Стефан, сделав ударение на слове «кузен».
Тот из двоих, что был повыше ростом, ответил:
— Я не хотел заставлять тебя проводить ночь в колодках и приказал устроить тебя поудобнее, но, как видно, мой приказ не выполнили. Однако, похоже, ты еще живой.
От группы дворян отделился человек в одеждах священнослужителя и подошел к клетке, где сидел Филип. Сначала приор не обратил на него внимания, ибо Стефан как раз спросил, какая его ждет участь, и Филипу было интересно услышать ответ, однако священник произнес:
— Кто из вас приор Кингсбриджский?
— Я, — отозвался Филип.
— Отпусти его, — приказал священник воину, что притащил сюда Филипа.
Приор изумился. Он в жизни не встречал этого священника. Очевидно, его имя узнали из списка, ранее составленного констеблем. Но почему? Конечно, он был рад выбраться из этой клетки, но, не зная, что стоит за его освобождением, радоваться не спешил.
— Это мой пленник, — возмутился воин.
— Уже не твой, — заявил священник. — Освободи его.
— Почему я должен его освобождать, не получив выкупа?! — в негодовании заорал пленитель Филипа.
Ответ священнослужителя был категоричен:
— Во-первых, потому что он не является ни воином армии короля, ни жителем этого города, и, взяв его в плен, ты совершил преступление. Во-вторых, потому что он монах, и, подняв руку на Божьего человека, ты совершил святотатство. И, в-третьих, потому что секретарь принцессы Мод повелевает тебе отпустить его, и если ты посмеешь ослушаться, то не успеешь и глазом моргнуть, как сам окажешься в этой клетке. Так что пошевеливайся!
Воин неохотно подчинился.
Филип был встревожен. Он-то надеялся, что Мод не узнает о том, что он оказался ее пленником. Но если его потребовал к себе секретарь Мод, значит, надежду эту можно оставить.
Чувствуя, будто его придавила каменная глыба, он вышел из клетки.
— Иди со мной, — сказал священник.
Филип поплелся за ним.
— Так я свободен? — спросил он.
— Думаю, что да. — Вопрос приора удивил его. — А знаешь ли ты, кто тебя ждет?
— Понятия не имею.
Священник улыбнулся:
— Что ж, пусть это будет для тебя сюрпризом.
Они подошли к дворцу и поднялись по длинной лестнице. Филип изо всех сил напрягал мозги, но так и не мог понять, с какой это стати секретарь принцессы Мод проявил к нему такой интерес.
Они вошли на территорию дворца. Вдоль его стен располагались двухэтажные здания, а в середине крохотного двора виднелся колодец. Священник привел Филипа в одно из этих зданий.
Там спиной к двери возле очага стоял другой священник. У него была такая же, как у Филипа, фигура, такие же черные волосы, правда, его голова не была выбрита и в волосах еще не серебрилась седина. Филип не верил своему счастью. На его лице заиграла широкая улыбка.
Священник обернулся. У него были такие же, как у Филипа, ярко-голубые глаза, и он тоже широко улыбался.
— Филип! — воскликнул он, протягивая вперед руки.
— Слава тебе, Господи! — проговорил изумленный Филип. — Франциск!
Братья обнялись, и на глаза Филипа навернулись слезы.
Королевский зал приемов Винчестерского дворца стал совсем другим. Отсюда исчезли собаки, как исчезли и незамысловатый деревянный трон короля Стефана, скамьи и висевшие на стенах шкуры животных. Вместо них появились расшитые портьеры, дорогие расписные ковры, вазы с цукатами и нарядные стулья. В воздухе витал аромат цветов.
Филип всегда чувствовал себя неловко при королевском дворе, а при дворе, во главе которого стояла женщина, так просто дрожал от страха. Принцесса Мод была его последней надеждой вернуть себе каменоломню и получить разрешение на открытие рынка, но уверенности в том, что эта надменная, властная женщина примет справедливое решение, у него не было.
Принцесса восседала на изящном резном позолоченном троне в платье цвета колокольчиков. Она была высокой и стройной, с гордыми темными глазами и прямыми блестящими черными волосами. Поверх нижнего платья на ней было надето еще одно — шелковое, длиной до колен, с облегающим лифом и расклешенной юбкой: до ее приезда этот фасон в Англии был неизвестен и теперь входил в моду. Одиннадцать лет она прожила со своим первым мужем и четырнадцать — со вторым, однако выглядела гораздо моложе сорока. Люди восхищались ее красотой. Филипу же она показалась несколько угловатой и неприветливой, хотя, конечно, ценителем женской красоты он был никудышным.
Филип, Франциск, а также Уильям Хамлей и епископ Уолеран поклонились принцессе и стали ждать. Она, не удостоив их даже взглядом, продолжала разговаривать со своей фрейлиной. Они беседовали о каких-то пустяках и мило смеялись, но Мод и не думала прерывать эту болтовню, чтобы поприветствовать своих посетителей.
По роду своей работы Франциск имел возможность почти ежедневно видеть принцессу, но близкими друзьями они так и не стали. Когда она прибыла в Англию, ее брат Роберт уступил ей Франциска, ибо она нуждалась в первоклассном секретаре. Однако это была не единственная причина. Франциск служил своеобразным связующим звеном между братом и сестрой, а заодно и следил за взбалмошной Мод. В полной интриг жизни королевского двора предательство считалось вполне обычным делом, и истинная роль Франциска заключалась в том, чтобы помешать Мод что-либо тайно предпринять. Мод обо всем этом знала и не противилась, но ее отношения с Франциском были тем не менее весьма натянутыми.
