– Если мы не уйдем прямо сейчас, мой господин, мы останемся здесь навсегда. Твой конь вынесет нас из пустыни, и ты скоро присоединишься к своему правителю, или погибнешь в пустыне рядом с неспособным двигаться быстрее полоном.
Стараясь не шуметь, я снял с себя обнимающие меня безвольные руки, и горько сожалея в душе о своем проступке, покинул вместе с ведьмой наш лагерь. Когда мы оба оказались на спине моего исстрадавшегося коня, женщины и дети проснулись и с глухим ревом бросились за нами, но ведьма ущипнула скакуна своими острыми ногтями, и он понесся из последних сил.
Как же я ненавидел себя в этот момент. Ненавидел, но не мог ничего сделать. Ведьма была права, и внезапная буря в пустыне повлекшая за собой невероятной мощности ливень спасла моего погибающего от жажды любимца, а значит, я просто не имел права не воспользоваться этим последним данным мне самим Нептуном конным шансом. Не мог не попытаться вызволить себя из плена огнедышащей пустыни, чтобы найти Ирода и выполнить оказавшуюся под угрозой миссию.
Не знаю, что приключилось с вверенным мне полоном, но полагаю, что они тоже обрели новый шанс, и добрались до приграничий Аскалона, где нашли свою судьбу.
В Аскалоне я первым делом снял две смежные комнаты в гостинице для себя и спутницы, и пригласил к ней лекаря.
Нежная Абаль – на мой язык ее имя переводится как «дикая роза» не смотря на свою слабость, старалась обслужить меня, шипя на гостиничную прислугу, всякий раз, когда те успевали раньше нее подать мне воды для умывания или пытались перестелить постель.
Да, в постель она тоже норовила просочиться, но я сводил к переносице брови, скрещивал руки на груди и надувал щеки, пытаясь, таким образом, хотя бы временно отогнать прелестницу, давая ей возможность оправиться после перенесенных испытаний. Ночью, Абаль тихой кошкой прокрадывалась в мою комнату, и, стуча зубами от несуществующего холода, просилась уступить ей краешек места.
Думаю, она хотела хоть таким образом отблагодарить меня за спасение, да я и сам уже что-то чувствовал к ней. Крестьянка она или рабыня, а было в ней что-то такое, что не пропустит ни один «Черный паук», что-то такое, что было в моей матери. Колдовское, призывное, в чем-то неправильное и незаконное, в чем-то такое свое, что хотелось кричать в голос: «Моя!»
Именно с такими женщинами «Черные пауки» заводят детей, потому что Абаль принадлежала к плеяде женщин Черной луны, к самым лучшим таинственным, прекрасным и опасным жрицам ночи и тьмы…
Абаль…
Я нашел Ирода через два дня после того, как мы благополучно достигли Аскалона, недалеко от базарной площади, где мы с ведьмой покупали лепешки и мед. Заметив издалека правителя со свитой, мы инстинктивно отскочили друг от друга, разъединив руки.
Не мало не удивившись моему появлению, Ирод не поинтересовался, куда я дел женщин и детей, понимая, что как мужчина, я имел полное право распорядиться ими по своему разумению: бросить, продать, или использовать для собственных надобностей.
При мне был верный конь, идущий за мной точно на незримой привязи, пока мы гуляли по рынку с Абаль, теперь я был вынужден сесть в седло, дабы быть ближе к не расстающемуся со своей лошадью правителю. Поняв, что Ирод намерен расспросить меня о произошедшем, стража отстала на несколько шагов. Абаль же не обращая внимание на пялившихся на нее идумеев, продолжала следовать за мной, неся на плече корзину с нашим завтраком.
Я подумал, что, раз уж я и Абаль нравимся друг другу, мне, наверное, следует, честно признаться в этих чувствах Ироду, объяснив свои честные намерения, и попросив его милостивого разрешение заключить брак. Конечно, формально он подарил мне рабов, но, все же, мне хотелось соблюсти приличия. Неравный брак – вещь не самая приятная и уж никак не поощряемая в обществе. Если бы мы сейчас оказались в Риме, нам с Иродом следовало бы посетить отдел регистрации, где Ирод подтвердил бы факт дарения Абаль, а я дал бы ей официальную вольную, сделав вольноотпущенницей. Как сия процедура проходит в Идумее, я не имел понятия. Кроме того, поженившись или нет, жить мы должны были в доме Ирода, а стало быть, опять же нужно было его разрешение и благословение. «Черные пауки» – особый народ. Мы выглядим покладистыми и спокойными, мы вежливы, рассудительны и, внешне, покорны судьбе. Во всяком случае никто из выдающихся представителях этой категории шпионов, никогда не поставил бы свою миссию под удар из-за женщины. Даже из-за такой как Дикая Роза – Абаль. Иными словами, я не имел права выходить из роли, не мог вот так сразу из преданного слуги и друга Ирода, сделаться слугой своему члену, презрев ради похоти дело своей жизни.
Ирод рассказывал о приезде в Аскалон, на подступах к которому им угораздило встретиться с засадой мелких «перекресточников», я о буре в пустыни, и ливне, чуть не угробившем нас.
Приметил впереди стоящие почти что напротив друг друга храмы Аполлона и Венеры я подумал, что на этом самом месте, было бы не плохо попросить Ирода поженить нас с Абаль.
Ирод продолжал рассказ о разбойниках, то и дело, косясь на мирно следующую за нами девушку. Проезжая мимо дома с садом, мой господин сорвал бутон дикой розы, и вколов его в прическу отметил, что со дня нашего расставания моя рабыня сделалась еще красивее, и теперь, буде я решусь продать ее, за спасенную девку можно будет выручить вчетверо против цен, которые я мог получить за нее на границе или в деревнях. В подтверждение своих слов, Ирод извлек из-за пояса золотую монету с выгравированным на ней коленопреклоненным бородачом[28] и протянул ее мне. Плохо понимая, что я делаю, я принял плату, и наблюдающая за нашими расчетами Абаль, глубоко вздохнув и понурившись посеменила за конем моего повелителя.
Без веревки сама пошла, добровольно. А куда денешься? Уж лучше в рабы к повелителю Идумеи, нежели…
Мой конь стоял, не зная следовать ли за конем Ирода, или нет. Вне себя от горя, я смотрел то на бутон дикой розы в густых волосах моего повелителя, то на понуро идущую за ним Дикую Розу – Абаль, понимая, что еще не много, и я брошусь на этого человека. Брошусь и… скорее всего погибну от рук идумейской стражи шествующей в нескольких шагах от нас.
Что ты делаешь безумец? – Кричало внутри меня. Абаль из породы женщин могущих производить на свет божий лишь «тайных дел мастеров», жрецов и колдунов! На что она Ироду? Одно слово, и он отдаст ее тебе обратно.
Но я не сказал этого слова, а глубоко вздохнув и обменявшись парой ничего не значащих слов с молчаливыми вечно следующими за своим повелителем горцами, побрел за ними. Сердце мое разрывалось, голова шла кругом, но, по всей видимости, перемена во мне не была заметна.
Долгое время после этого случая, я успокаивал себя мыслью, что Абаль была дана мне не для того, чтобы я был счастлив, а единственно с целью поднять меня на более высокую в ремесленном смысле ступеньку. Хотя, уж лучше бы я был счастлив.
«Крепость и достоинство – одежда ее, и смеется она над грядущим днем.
Уста свои открывает она с мудростью, и кротко наставление на языке ее», – стенала поселившаяся в сердце песня царя Соломона или Шломо.
Наши кони двигались один за другим по шумным наводненным народом улицам прекрасного Аскалона. Как же много я еще увижу городов, познакомлюсь с различными народами, выучу языков и диалектов, но Аскалон, представший перед моим взором, сразу же после лишений огненной пустыни, белой жемчужиной, до сих пор кажется мне величайшей драгоценностью в мире, соперничать с которой может только горная Петра, но это уже совсем другая история.
Когда-то отец говорил, что самый прекрасный город на свете это тот, в котором тебя посетила любовь…
Впрочем, в Аскалоне, несмотря на желтоватые лужи ишачьей и верблюжьей мочи, ящики с гниющими фруктами, кровь погибающих под ножами торговцев овец, желающих показать перед покупателем, что торгуют по-настоящему свежим еще трепещущим мясом, удушающие запахи благовоний и пряностей, свежей и уже протухшей рыбы – Аскалон был особым городом для Ирода. К слову, как я узнал несколько позже, Аскалон был городом, который Ирод и его семья чтили, неизменно жертвуя на его прекрасные, хотя и не крупные храмы. Когда же мой повелитель сделался царем всех иудеев – он снял с Аскалона почти что все налоги, выделяя его из череды подобных ему городов[29].
– Вот у этого колодца, – Ирод остановил коня, и когда я поравнялся с ним, наклонился таким образом, чтобы я мог расслышать каждое его слово. На площади, через которую мы в этот момент проезжали, было многолюдно и весьма шумно. – Вот у этого самого колодца мой отец впервые увидал мою мать Кипру. Поэтому вся моя семья и любит Аскалон, без которого нас родившихся от этого брака детей не было бы на свете, а мой отец, как он справедливо считает, никогда не обрел бы счастья.
