И вот всё повторялось вновь. Лена и Надя, как это уже было не раз, снова сидели и ломали головы над тем, как пронести через многие кордоны опасный груз. Но теперь они уже были не одни, с ними были Миша и Катя.
Миша и Лена достали пропуска на право выхода из Одессы и долго бродили с Катей по дорогам в поисках заветной ямы.
Все поля и овраги вокруг Гнилякова казались Кате одинаковыми. Она никак не могла восстановить в памяти точные приметы того места, где закопан груз.
Чтобы избежать неприятностей на работе, Мише пришлось вернуться в Одессу. Через день ушла и Лена, ей тоже нельзя надолго исчезать из порта. Маленькая Катя осталась одна…
Ещё долго бродила она по студёным, заснеженным полям, пока вдруг не заметила лямку своего парашюта, торчавшую из-под сметённого ветром снега.
Сгибаясь под тяжёлой ношей, она вышла на дорогу и много часов шла по ней, без всякой надежды на то, что кто-нибудь ей поможет. Когда её стала нагонять телега, на которой ехали двое старых людей, она даже не оглянулась. Но старик, державший вожжи, остановил лошадь и предложил девочке подвезти её.
Старики привезли Катю к себе домой и, желая ей помочь, хозяин снял с телеги поклажу. По её весу он понял, что в мешке, кроме картошки, есть ещё кое-что, и, выбрав момент, пока Катя с полотенцем в руках вернулась в комнату, он без обиняков сказал ей:
— Мы понимаем, дочка, что ты парашютистка, и хотим помочь тебе. Самой тебе в Одессу не пройти. Мы тебя отвезём на лошадях.
Катя ничего не ответила. Она провела бессонную ночь. Хотя старики и не казались ей подозрительными, но кто его знает, кем они могут оказаться на самом деле.
На другое утро старый Остапчук запряг лошадь, сам отнёс в тележку Катин мешок, наложил сверху два мешка картошки и сказал Кате:
— Залезай! Поехали.
Старик решил ехать по льду лимана, в объезд полицейских постов. Но уже бурно наступала весна. Тонкий лёд не выдержал тяжести, и, когда они были уже далеко от берега, лошадь провалилась в воду.
На счастье, передние колёса повозки удержались на льду. Остапчук, по пояс в воде, с помощью Кати вытащил на лёд лошадь, а затем повозку. Окоченевший, в твердеющей от холода одежде, он продолжал путь, как ни уговаривала его Катя вернуться.
Остановились в ближайшем селе. Старик пообсох в тёплой хате и через несколько часов снова запряг лошадь.
Вечером Катя со своим тяжёлым мешком вошла в дом номер восемь по Градоначальнической улице. А старик Остапчук повернул домой. И он совершил маленький подвиг в этой большой войне.
Какое счастье, что Катя доставила батареи и теперь можно работать, не жалея энергии! Выполнив задание, Катя должна была сразу покинуть Одессу, направиться в Николаев и там, у своей тётки, дожидаться прихода советских частей. Но события развивались так стремительно, что к тому времени, когда Катя собралась в Николаев, все дороги были забиты откатывавшимися к Одессе немецкими и румынскими войсками. Пробираться по этим дорогам было опасно и, кроме того, уже бессмысленно.
Миша предложил устроить Катю у своей матери. Лена сообщила в штаб о своём решении оставить Катю и получила на это согласие. Через несколько дней Катя была уже легализирована.
Она оказалась очень деятельным членом группы. Лена поручила ей наблюдать за передвижениями вражеских войск по Николаевской дороге. Катя отправилась в путь и к вечеру добралась до одного из придорожных посёлков. Там она познакомилась с женщиной, у которой на руках были две маленькие дочки. Катя сказала ей, что может остаться у неё в доме, чтобы ухаживать за её дочками, и обещала, что будет много с ними гулять. Женщину её предложение очень обрадовало.
Так совсем неприметная на вид девчонка стала контролировать движение полков и дивизий немецкой армии.
Глава одиннадцатая
СТО ВОСЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ КИЛОГРАММОВ ДИНАМИТА
Удивительна Потемкинская лестница. Когда поднимаешься по её широким каменным ступеням, кажется, что она устремлена прямо в небо. И от этого чувства нельзя отделаться, сколько бы раз ты по ней ни поднимался. И ещё она напоминает о детстве и о первом свидании. А когда ты стоишь на верхней площадке, чувствуя на себе внимательный взгляд бронзового Дюка, сжимающего свиток плана Одессы, и перед тобой морская даль в сиреневой дымке, тогда приходят думы…
Город сильнее войны и несчастий. Усталый, с нахмуренными, потемневшими фасадами домов, он расправляет морщины под весенним солнцем.
Всякий раз, когда Лена возвращалась из порта, она медленно шла по шумной Дерибасовской.
Ещё недавно, казалось, Дерибасовская забыла о войне. Да и называлась она улицей Антонеску. Женщины в ярких шелках, с длинными завитыми волосами обходили магазины, а за ними тащились денщики с корзинами для покупок. Сегодня эти женщины, растеряв надменность, сами таскают в порту по трапам кораблей свои чемоданы. Сколько раз за последние десятилетия над Одессой нависало слово «эвакуация»?! И опять оно мечется по улицам. На ящиках и связках каких-то дел, сваленных в кузов грузовика, сидит немолодой человек в сером котелке; в своём жалком положении он изо всех сил старается сохранить респектабельность. Да ведь это её старый знакомый «губернаторский чиновник». Два офицера в форме цвета хаки и в фуражках с очень широкой тульей, придающих им опереточно-горделивый вид, неистово стучатся в закрытые двери ресторана «Чёрная кошка». Швейцар с обмякшей бородой, приоткрыв дверь, кричит:
— Господа! Ресторан закрыт! Эвакуация!..
Дойдя до конца Дерибасовской, Лена остановилась. На круглой тумбе, рядом с порванной афишей, извещавшей, что в театре Василия Вронского состоится премьера — бенефис артиста Николая Сергеевича Фалеева, комедия-фарс «Ни минуты спокойствия», — косо наклеена напечатанная на грубой обёрточной бумаге военная сводка немецкого командования, извещающая о новых победах. Но никто не останавливается! Пожар в нефтегавани, полыхавший всю ночь, взрывы цистерн с бензином, как артиллерийская канонада, не давали городу уснуть.
И всё же Одесса оставалась прекрасной. Платаны с чёрными узловатыми ветвями, казалось, широко раскинули руки и глубоко вдыхают тёплый морской ветер. Скоро на город обрушится первый весенний дождь. И тогда уже совсем близко лето…
Лена вернулась домой как раз вовремя. Надя уже снова тщательно заперла дверь и молча принялась за работу.
Отойдя к окну, Лена выглянула на улицу — всё спокойно, и присев на подоконник, рядом с фикусом, стала терпеливо ждать.
Когда Надя занята делом, её лучше не тронь — взорвётся, как петарда.
И всё же Лена нетерпеливо спросила:
— Ну что там? Что происходит?
— Иди послушай!..
Её сразу оглушила бешеная истерия войны, и тишина комнаты мгновенно потеряла своё очарование. На всех мыслимых регистрах, начиная от пронзительно тонкого, свистят, стучат, гудят морзянки, слышны голоса. На мгновение возник звук скрипки, и тут же на него, как на чужака, яростно набросились всевозможные свисты и хрипы. Удивительно, как Надя умудряется разыскать штабную рацию в этом хаосе.
— Появились три новые немецкие рации! — сказала Надя. Лена сняла наушники и снова отошла к окну.
— Как по-твоему, далеко от города?
— Нет, где-то совсем близко. Это для нас счастье, Ленка!
— Почему?
— Да потому, что в городе часто меняются рации. Пеленгаторы не успевают следить за всеми. Будь одни и те же, нас давно бы засекли.
— Ткачевич! — вдруг воскликнула Лена. — Переходит улицу. Торопится!..
Через минуту Ткачевич, обросший светлой щетиной, вошёл в комнату, устало опустился на стул.
— В этом доме стакан воды получить можно?
Пока он пил большими жадными глотками, Лена рассматривала его лицо. Да, за эти дни ему сильно досталось. Он осунулся, щёки ввалились, глаза щурились, как у человека, который изо всех сил борется с одолевающим его сном.
— Где Миша? — вдруг спросил Ткачевич. — Ищу с самого утра…
— А что случилось?
— Прибыл Натушар!
— Кто он?
— Кто? — повторил Ткачевич, удивлённо взглянув на Лену. — Натушар — это крупный, я бы сказал крупнейший, немецкий специалист по эвакуации. Если ему удастся, то разберёт по кирпичикам даже оперный театр и вывезет. И всё же это не главная новость. Дай ещё воды!..
Он снова осушил стакан. Сняв наушники, Надя прислушивалась к разговору.
— Попеску смещён! — проговорил Ткачевич и помолчал, как бы обдумывая это обстоятельство. — Вместо него назначен зондерфюрер доктор Петри. И я тоже пошёл на повышение, — усмехнулся он. — Мои заслуги оценены, и Петри назначил меня ответственным за порт. Вы понимаете, что это значит?.. Я должен помогать им грузить ворованное…
— А как же быть? — спросила Лена. Она понимала, как ему сейчас трудно, но знала: если немцы заметят, что он саботирует, то немедленно его расстреляют.
