– В Гив’у Биньяминову пришёл я с наложницей моей переночевать. Но поднялись на меня жители Гив’ы и окружили тот дом, где я был. Меня намеревались убить, а наложницу мою они замучили, и она умерла <...> Вот все вы, сыны израилевы, посоветуйтесь и примите решение<...>
И встал весь народ, как один человек, сказав:
– Никто не уйдёт в шатёр свой и не возвратится ни один в дом свой, а с Гив’ою мы поступим так: на неё – по жребию! Возьмём по десяти человек из ста ото всех племён и по сто от тысячи, и по тысяче от десяти тысяч, чтобы доставлять съестные припасы для народа и чтобы по приходе в Гив’у Биньяминову поступить с ней в соответствии с той мерзостью, что случилась в Израиле.
Собрались все израилиты возле селения и послали во все края биньямининовы сказать: «Злодейство было совершено у вас! Выдайте тех негодяев из Гив’ы. Мы умертвим их и искореним зло в Израиле».
Но сыны биньяминовы не пожелали послушаться братьев своих <...>
Они не только не выдали шайку, но призвали на помощь всё племя. Подмога прибыла вовремя, и, несмотря на то, что ополчение всех остальных племён иврим в двадцать раз превосходило биньяминово, оно храбро выступило навстречу израэлитам. Тут и проявилась особенность биньяминитов, на которую намекал слепец Иорам: не считаясь ни с кем и ни с чем, они просто шли в бой и побеждали.
Так было и на этот раз. В двух первых сражениях на поле возле Гив’ы победа оказалась за биньяминитами. Умелые воины, они нанесли большой урон ополчению остальных племён иврим. Но в третьем бою их перехитрили. Им устроили засаду. Потеряв почти всё своё ополчение, биньяминиты отошли к скале в пустыне и решили сражаться здесь до последнего воина. Тут уже спохватились старейшины иврим: ещё немного и из тринадцати племён израилитов[22], которые избрал Господь народом своим, останется двенадцать. Старейшины поняли, что необходимо сохранить рыжих биньяминитов.
Сперва их уговорили прекратить войну и уйти. Старейшины собрались на совет у жертвенника в Бет-Эле, где находился Ковчег Завета, и решили, что для восстановления племени необходимо дать оставшимся воинам жён, ибо истреблены жёны у Биньямина. И тут вспомнили, что израилиты, уходя в поход, поклялись: «Проклят дающий жену Биньямину». Теперь, хотя у иврим было немало девушек, согласных стать жёнами высоких и крепких биньяминитов, народ не смел нарушить клятву.
Но тут оказалось, что её дали не все: из Явеш-Гил’ада не явилось ополчение на общий сбор. Жители этого селения не пожелали оставить свои виноградники и посадки овощей. Гнев обуял израилитов. Они переправились за Иордан и перебили всё население Явеш-Гил’ада, сохранив только девушек, которых и отдали в жёны последним биньяминитам.
Так постепенно восстановилось племя потомков самого младшего из сыновей праотца Якова, и так жители Явеш-Гил’ада стали биньяминитами.
Об этом родстве и напомнили жители Явеш-Гил’ада, прибывшие в Гив’у.
Старейшины селения собрались под гранатовым деревом на совет. Прежде всего, они велели напоить и накормить явеш-гил'адцев. Потом те рассказали о требовании царя Нахаша и об убийстве посланца. Они не знали, что в Гив’е уже известно о походе аммонитян и что по селению носятся мальчики, собирая народ на площадь, как это всегда делалось при угрозе нападения врага.
Вскоре старейшинам сообщили: люди собрались и ждут.
Старейшины и гости поднялись и пошли на площадь.
Шаул и Миха, лёжа в траве и глядя на облака, отдыхали, пока слуга Иосиф поил волов. Миха описывал Шаулу, что он видит на небе, а тот слушал и улыбался.
– Идут овцы. Много. Наверное, очень жирные и с молоком. У них белая шерсть, завитки крутые, гладкие, как твоя борода. Они идут к какой-то пещере, а оттуда – лучи, золотистые, но не горячие, овцы идут к ним, и им не жарко. А в пещере – покой и тихая музыка.
Это была любимая игра детей в Гив’е: лежать, рассматривать рисунки облаков и рассказывать, кто интереснее, что они видят на небе. Шаул, замерев, слушал мальчика. Ему казалось, что он и сам идёт по небу, открывая за каждым облаком что-то чудесное и манящее.
Иосиф недовольно поглядывал на них. Он не хотел привыкать к тому, что слепец и мальчик пришли в дом и прижились в нём. Слепец как-то сказал, что вернётся к себе на пепелище и опять станет охотиться. Скорее бы уже!
Шаул с Михой поднялись и пошли к волам.
– Иорам сказал, что я совсем не похож на биньяминита, – пожаловался мальчик. – Совсем, совсем!
– Это почему же?
– Вы все большие, рыжие, с гривами, как у львов. И лица у вас такие, будто вы всё время высматриваете, где прячется враг.
Шаул захохотал.
– Неужели я такой?
– Ты – нет, – замотал головой Миха.
Они подошли к плугу.
– Отдохнул? – спросил Шаул. – Тогда полезай на вола.
Шаул подсадил Миху, и они начали новый круг пахоты. Шаул, толкая грудью плуг, видел только землю и задние ноги вола.
Не дойдя до края холма, они должны были повернуть обратно, но тут Миха закричал:
– Шаул! Там много людей на площади. Наверное, сейчас пришлют и за тобой.
Шаул остановился, отёр с лица пот, попил воды из меха и подошёл к самому краю поля, нависавшему над площадью Гив’ы. Внизу действительно собралось много людей. В середине площади стоял на камне незнакомый старик и говорил, перекрикивая гул толпы. Шаул и Миха хорошо слышали каждое слово.
– Биньяминиты, – говорил незнакомец и плакал. – Сегодня вы позволите выколоть по одному глазу нам, своим родичам, а завтра Нахаш велит ослепить вас. Вот он, – старик указал на ещё одного мужчину не из Гив’ы, – сейчас повторит вам в точности, что король Аммона обещает сделать всем детям Якова.
Вперёд выступил второй гил’адец.
– Нахаш сказал, что поразит все укреплённые города и все лучшие города, и все хорошие деревья вырубит, и все источники водные засыплет, и все поля завалит камнями.
В этот момент Шаул ещё раз почувствовал, будто лёгкое пламя коснулось его лба.
– Не будет этого! – раздался его рёв.
Люди замерли, уставясь наверх, на вершину холма, нависшую над площадью. Седобородый гигант в длинной рубахе, с перехваченными у лба шерстяной лентой волосами стоял там между двумя чёрными волами, положив ладони на их спины. Минуту длилась тишина, потом посланцы Явеш-Гил’ада запричитали и заплакали, обращаясь к человеку на холме.
Тот поднял к небу руки, и на площадь вернулась тишина.
Придерживая волов на спуске, человек повёл упряжку вниз. Мальчик, до этого никем не замеченный, вприпрыжку догонял мужчину.
– Кто этот высокий, с волами? – расспрашивали гил’адцы.
– Шаул бен-Киш, – объясняли жители Гив’ы, одни с гордостью, другие с недоумением.
– Короля бы нам такого! – вырвалось у Авнера бен-Нера.
Шаул вышел из-за поворота и через несколько минут уже стоял со своими волами в середине площади. Животные поводили глазами и вытягивали шеи, высматривая воду.
И снизошёл на Шаула дух Божий, и воспылал гнев его. И взял он пару волов и рассёк их на части, и послал во все пределы Израилевы через посланников, сказав: «Кто не пойдёт за Шмуэлем и Шаулом, так будет сделано с волами его».
Биньяминиты собирались на войну охотно и обстоятельно. До темноты Авнер бен-Нер проверял оружие, отдавал приказания начальникам сотен, осматривал обоз. На рассвете выступили на север. Колонну вёл Шаул – спокойный, уверенный, иногда удивляясь себе: будто он уже не раз водил ополчение Гив’ы и именно по этой дороге. Рядом шли Авнер бен-Нер и лучший из его учеников – двадцатилетний сын Шаула Йонатан. В Бет-Эле отряд из Гив’ы дождался ополчения всего племени Биньямина, вместе с ним принёс жертвы, после чего колонна прошла через Шхем и в Безеке была встречена радостными криками отрядов воинов из других племён иврим. После построения войска командиры всех ополчений стали подходить к Шаулу, сразу и безоговорочно признав его главенство. Авнер бен-Нер доложил, что всего собралось тридцать тысяч воинов и несколько сотен пастухов, оружейников и слуг при обозе. Быстрым маршем дошли до Иордана и перебрались через него. Здесь Шаул разделил войско на три колонны, объяснил, что делать каждой и центральную повёл сам, а во главе двух других поставил Авнера бен-Нера и Йонатана.
До самой насыпи Явеш-Гил’ада войско продолжало двигаться вместе.
Глава 14Убийство Ицхака бен-Эзера, пришельца из Эфраима, привело к результату, которого не ожидали в Явеш-Гил’аде. Иврим, хотя и были напуганы, решили, что теперь Бог отомстит за «своего» человека.
Сомнений в том, что Ицхак бен-Эзер был человеком Божьим, не было ни у кого. Люди вспоминали, как он жил среди них, пересказывали его добрые дела, и все решили, что, как только придёт освобождение, они обратятся к вере предков в единого Бога – Бога Авраама, Бога праотца Моше и Бога Ицхака бен-Эзера.
