Иван повернулся к Рингеру и задал тот же вопрос.
– Не могу знать, государь. Мы с Вольфом ни с кем из местных жителей не общались. А вот Домна? Напрямую она вроде тоже никому ничего не говорила, но к ней приходило много народу.
– Понятно! Как ты считаешь, отчего загорелась изба знахарки?
– Это же ясно как день. Дом подожгли.
Царь взглянул на Скуратова.
– Как по-твоему, дом знахарки мог загореться изнутри по небрежности Домны или немцев?
– Нет! – твердо ответил Малюта. – Избу подожгли, причем со всех сторон, возможно, обложив хворостом.
– И никто этого не видел?
– Дело в том, что изба Домны стоит не у городьбы, рядом с улицей, а в глубине сада. Трудно увидеть, что происходит во дворе. Не удивительно, что никто не заметил злодеев, поджигавших дом. Когда изба полыхала, у усадьбы собралось много зевак. Мои люди всех опрашивали, а те чего только не городили. Кто-то видел колдунью, входившую во двор с головой ребенка в руках. Кто-то каких-то человечков ростом с кошку, махавших окровавленными вениками. Только один мужик сказал, что заметил бородача с мешком, который перелазил с соседнего двора. Этого мужика допросили особо. Похоже, он и взаправду видел кого-то из злодеев. Один человек не мог поджечь избу одновременно со всех сторон. Но кроме бороды да обычной для посадских одежды мужик ничего не запомнил. Я, понятное дело, дознание не прекратил. Мои люди и сейчас ищут свидетелей, прежде всего допрашивают ребятню. Те видят гораздо больше взрослых. Возможно, мы что-то еще и узнаем.
– Дознанье продолжай, сколько потребуется. Что скажешь по причинам пожара на Арбате? Там тоже поджог?
– Я бы этого не сказал. Мы нашли место, откуда пошел огонь. Это сарай в одном из дворов. До пожара там видели все ту же ребятню. Хозяин дома пошел их прогнать, а сарай взялся огнем. Детишки разбежались. Сыну своему, который с ними был, мужик, понятное дело, потом допрос по всей строгости учинил. Малец и признался, что они добыли в торговых рядах пороха и в сарае мастерили самопал. Ну и доигрались. Порох взорвался, солома загорелась. Оттуда и пошел пожар. Не думаю, что это связано с бедой, приключившейся в доме знахарки. Государь, коли злодеи прознали, чем занимаются лекари и знахарка, то ее дом сгорел бы и без большого пожара. Только он один.
– Но кто эти злодеи?
– Люди, желающие смерти царице, затаившие на тебя злобу. Ты лишил их былого положения, благ, всего, чем они жили.
– Ты намекаешь на Сильвестра и Адашева?
– Я ни на кого не намекаю, государь. Но, судя по всему, нити зловещего заговора тянутся к ним. Они стояли высоко, у них на Москве осталось немало своих людей. Надо провести дознание.
Иван тряхнул головой.
– О Сильвестре ничего не скажу, Адашев же не мог пойти на такое злодеяние. Несмотря ни на что, он относился к Анастасии хорошо, не мог желать ей смерти. Адашев быстрей учинил бы заговор против меня. Тем более, как ты сам говорил, верных людей у него осталось немало.
– Государь, я думаю, что злодеи все верно рассчитали. Если заговорщикам удастся извести любимую тобой Анастасию, то это скажется и на тебе. Да оно и понятно. Вот тут для них наступит самое время поднять мятеж. Войска, верные тебе, находятся в Ливонии. Московские бояре недовольны возвышением Захарьиных-Юрьевых. Не мне, холопу безродному, давать тебе советы, но скажу, что необходимо действовать прямо сейчас. Надо нанести по ним удар, похоронить все их иудины планы, а лучше всего – вместе с ними.
– А где, Малюта, взять доказательства вины Сильвестра и Адашева? На пустом месте суд не вершится. А наказание без суда – тот же разбой. Не для того мы создавали судебную систему, чтобы потом плевать на нее. Так не будет.
– Верно все говоришь, государь. Только если заговорщикам закон не писан, то почему он должен их защищать? А насчет доказательств есть у меня одна мыслишка.
– Не тяни жилы, Малюта. Говори!
Скуратов погладил бороду.
– Адашев на своем подворье содержал польскую вдову Марию-Магдалину в качестве полюбовницы. Она и сейчас на Москве. У нее пятеро детей. Надо бы с ней поговорить. Магдалина скажет все, что знает. Ей просто деваться некуда. Куда она с детьми пойдет из Москвы, коли прогнать ее из подворья Адашева?
– Она может ничего не знать о делах полюбовника.
– А вдруг знает? Я бы допросил ее, да и детей.
– Хорошо, – согласился Иван. – Допроси, но предупреждаю, никакого насилия. За самоуправство карать буду строго.
– Слушаюсь, государь.
Иван повернулся к Рингеру, стоявшему рядом:
– То, что слышал, забудь. Иначе головы не сносить. Не думаю, что ты хочешь разделить судьбу своего товарища Вольфа.
– Да я и не слушал, государь!
– Тем лучше для тебя! Сейчас же, немедля поедешь в село Коломенское. Осмотришь царицу и начнешь лечить тем снадобьем, которое удалось сохранить. А ты, Малюта, проводишь лекаря в село, усилишь там охрану и только после этого займешься польской вдовой!
– Слушаюсь, государь!
– Ступайте, и да поможет нам всем Господь!
Прошло два дня. Иван не мог выехать из Москвы. Он занимался ликвидацией последствий пожара. Рингер из Коломенского докладывал ему о состоянии жены. Лекарь делал все возможное.
Малюта тоже не терял времени даром. Он явился к царю с утра 5 августа. По его довольному виду Иван понял, что Скуратову удалось узнать нечто важное по поводу заговора против Анастасии.
Малюта поклонился, приветствовал царя, передал ему лист бумаги и сказал:
– Все, государь, показания полюбовницы Адашева Марии-Магдалины. В них много чего интересного.
Царь начал читать. Из показаний женщины следовало, что Алексей Федорович, угодив в опалу, постоянно пребывал в ярости. Он много пил, ругался. Грозился, что Иван еще пожалеет о содеянном. Кричал, что Сильвестр говорил правду, когда утверждал, что болезнь Анастасии – это Божья кара царю, несправедливо обвинившему своих ближних советников. Ее смерть останется на совести Ивана, потому как только он будет виноват в этом. Он вызвал на подворье своих людей и о чем-то говорил с ними, потом собрался и уехал, не попрощавшись.
Вечером на подворье пришел какой-то бородатый мужик из простолюдинов и передал наказ Алексея Федоровича уезжать из Москвы в Дерпт. Чем быстрее, тем лучше. Потом он стал приставать к Марии, получил отказ, сказал, что она никуда от него не денется, и ушел.
После пожара Мария проведала о гибели Домны, которую хорошо знала, лечила у нее детей, а также какого-то иноземца, оказавшегося в доме знахарки. Полька подумала, что это дело рук того самого бородатого мужика. Кто он такой, где живет, чем занимается, она не знала, но подтвердила, что этот человек приходил вместе с другими к Алексею Федоровичу.
На вопрос о том, почему Мария не послушалась совета Адашева и не уехала в Юрьев, она сказала, что на это у нее просто нет средств. Вдова подтвердила частые встречи Адашева с Сильвестром. Они проявляли недовольство правлением царя, называли его Ванькой.
Прочитав показания вдовы, Иван надолго задумался.
– Что скажешь, государь? – спросил Малюта. – Призналась-таки Мария-Магдалина, что Адашев и Сильвестр стояли во главе заговора против царицы!
– Нет, лишь в том, что Адашев и Сильвестр проявляли недовольство моим правлением. Но они и не скрывали этого. Мария показала, что Адашев грозился мне. Так это объяснимо. Лишиться в одночасье высокого положения из-за собственной глупости – причина веская. Да и что ни наговоришь, напившись вина? Вдова призналась, что к ней приходил бородатый мужик, передал приказ Адашева ехать в Юрьев. Потом узнала, что и перед пожаром у избы Домны тоже видели бородатого мужика. Ну и что? Как доказать, что это был один и тот же человек, и являлся ли он одним из поджигателей? Может, вор хотел забраться в дом Домны, где наверняка было чем поживиться, увидел настоящих поджигателей и тут же сбежал?
Скуратов разочарованно вздохнул.
– Значит, все мои труды впустую?
– Отчего же? Показания Магдалины можно трактовать и как оправдание Адашева с Сильвестром, и как обвинение, причем в тяжком преступлении. Найти бы еще этого бородатого посланца Адашева!
– Уже ищем, государь. Мария кроме показаний мне кое-что о нем поведала.
– И что же?
– Она шла с сыном к той же Домне и видела, как этот бородач заходил в один из дворов на посаде. Сейчас мои люди ищут этот дом, потому как Мария-Магдалина описала его довольно смутно. То ли на той улице, то ли на другой. Где-то в середине посада, ближе к реке. Но шла-то она от подворья Адашева до Покровки. Вот по этой дороге и ищем. Обязательно найдем, государь.
– Так у нас все мужики бороды носят.
– Но не все косят на один глаз.
– Вот как? Человек Адашева косой?
– Едва заметно. Но это хорошая зацепка.
– Почему ты раньше не говорил об этом?
– А зачем, государь? Ты поручил мне следствие, я его и веду. К чему тебе такие мелочи? Вот приведу злодея, тогда спросишь с него со всей своей царской строгостью.
