на подкладке пиджака.
– Да, именно поэтому, Чиро, ну и еще потому, что всегда любил быть немного против всех. Я по-прежнему верю в фашизм. И до сих пор считаю, что то, что мы построили тогда, было лучшим, что случилось с Италией со времен Возрождения.
– Бессмысленная война, бомбардировки, разруха, оккупация, расстрелы… Неужели вы до сих пор одурачены Муссолини?
– Я про Муссолини вообще ни слова не сказал, Чиро. Я верю в фашизм, а не в дуче. Более того, я страшно разочарован в нем. Он втянул нас во все это, хотя мы совсем не были готовы к Войне и, в общем, не хотели ее. Тот, кто подарит вам свет, обернется вашей тенью, Чиро. Впрочем, я понимаю ваше отношение – вы помните лишь послевоенную разруху и республиканскую пропаганду, но и вы поймите меня – я помню Италию на пике славы, помню, как мы свершали проекты, которые даже помыслить до этого не могли и ныне помыслить не можем.
Возникла пауза. Сальваторе вдруг понял, что ему, в общем, все равно на то, как его новый знакомый относится к фашизму, зато не все равно на то, как он относится к самому Кастеллаци.
– Вы весьма интересный собеседник, Чиро, и мне не хотелось бы, чтобы идеологические разногласия помешали нашему общению. В конце концов, ничто не имеет значения, кроме кино.
– Говоря откровенно, я не могу этого обещать, синьор Кастеллаци. Я пытался воспринимать ваши слова в отрыве от этого значка, но все время возвращаюсь к нему мысленно и никак не могу отделаться от ощущения, что вы агитируете меня за чернорубашечников. Отделаться от ощущения, что я общаюсь с идеологическим врагом…
– Понимаю…
Кастеллаци бросил взгляд на площадь и сделал глоток вина – он был расстроен. Конечно, желание весь мир делить на черное и белое всегда было свойственно молодости, но Сальваторе уже много лет не сталкивался с ним так близко, а потому не смог подготовиться к этой юношеской жестокости. Неожиданно в голову Кастеллаци пришла причудливая идея, которая еще даже не успев до конца оформиться, уже слетела с его губ:
– Вы любите кальчо, Чиро?
Такого поворота молодой человек явно не ожидал. Он внимательно посмотрел на Кастеллаци, будто стремясь найти в этом предложении какой-то подвох. Наконец, Бертини ответил:
– Равнодушен, синьор Кастеллаци.
– Завтра к Орл… к Лацио приезжает Юве. Если у вас нет никаких срочных дел, то я приглашаю вас – хочу кое-что вам показать, да и просто «Лацио – Ювентус» – вывеска все же. Пусть вы равнодушны к кальчо, но не на Луне же вы живете!
Чиро поколебался еще немного, но все же согласился.
– Хорошо, тогда встретимся у Олимпико в три.
Кальчо
В последние годы дела у Лацио шли не очень хорошо, поэтому и заполняемость трибун Олимпико оставляла желать много лучшего. Но для Сальваторе это было даже хорошо, так как с покупкой билетов не возникло никаких затруднений. Сегодня к привычному светлому костюму Кастеллаци добавил старую выцветшую голубую кепку с вышитым гербом Лацио. Он был лациале со второй половины 20-х годов, хотя в последнее время выбирался на стадион нечасто.
Они достаточно вольготно устроились на центральной трибуне и принялись ждать начала игры. Сальваторе мельком просматривал программку, а Чиро явно чувствовал себя не в своей тарелке. Кастеллаци вполне мог его понять – тиффози 16 с Северной трибуны уже несколько раз затягивали фашистские кричалки и, кажется, жгли знамена Ромы. Ювентусу, разумеется, тоже доставалось, как и всем «зажравшимся северянам».
Команды вышли на поле и выстроились перед центральной трибуной. Вскоре игра началась. Ювентус, несмотря на внутренние неурядицы, был явным фаворитом, но Сальваторе был здесь не столько за спортивным действом, сколько за социальным.
– Для начала, Чиро, давайте посмотрим на поле. Мы видим двадцать пять человек, которые ничем бы друг от друга не отличались, если бы не цвет их формы. Игра превратилась бы в кашу, если бы не это разделение по внешним признакам, которые помогают своим находить своих…
Задоголовый имбицил! Быстрее налево отдавай!
…Это близко и правым и левым. Символы, атрибуты принадлежности. Черные рубашки фашистов, красные знамена и повязки коммунистов. В этом футбол очень схож с политикой – две противоборствующих стороны, для которых очень важно отличаться от оппонента, даже если реальная разница между ними не так уж и велика. Но есть и еще одна сторона – судейская бригада…
Эй! Рефери, да что там было-то?!
…Эти люди следят за тем, чтобы борьба шла лишь в установленных рамках с соблюдением заранее оговоренных правил. Как государство, которое должно следить за тем, чтобы политическое противоборство проходило в рамках закона, не выплескиваясь уличным насилием и политическим террором. Разумеется, стороны пытаются влиять на судей, споря с ними, убеждая их в своей правоте или, как эти…
Туринские ублюдки!
…подкупая их и создавая, таким образом, условия для развития своего преимущества. При этом и та и другая команда прекрасно понимает, что судьи, хорошие или плохие, так или иначе являются обязательным условием проведения матча, ведь без них игра свалится в хаос, причем в хаос чреватый потасовками и травмами. Разобравшись с общим, предлагаю перейти к частностям: алленаторе 17 Лацио, Хуан Карлос Лоренцо, аргентинец. Он пытается прививать команде южноамериканскую манеру игры, но натыкается на непонимание игроков. Мы, итальянцы, не очень-то любим раскатывать мяч и пускаться в обводку в попытке продраться через костоломов – мы больше любим выманить и нанести резкий удар, отрезав большую часть команды соперника одной-двумя передачами…
Ну, бей же! Зараза!
…Когда руководитель начинает навязывать подчиненным то, что противно всему их образу поведения и жизненному опыту, в их среде, само собой, начинает зреть недовольство, которое в Лацио уже достигло определенной точки невозврата – Лоренцо лучше уйти самому, чем ждать пока игроки взбунтуются. У Ювентуса дела обстоят чуть лучше, но скорее за счет более опытных и талантливых исполнителей – насколько я знаю, внутри там тоже раздрай…
Держи Сивори! Держи его! Никчемный придурок, не на мяч, а на подопечного надо смотреть!
…Таким образом, наиболее успешна та команда, алленаторе которой лучше всего понимает настроение игроков, способен подстраивать свои идеи под конкретных исполнителей и сплотить их для достижения поставленной цели, то есть скудетто 18. Я, Чиро, говорю о вирту. Это из Макиавелли. Обратите внимание при возможности, практической ценности в его рассуждениях намного больше, чем в подавляющем большинстве политических трактатов написанных, что справа, что слева. Вирту
