это понял. А еще я понял, как ей это удалось.
Многие женщины пытаются с помощью косметики сделать себя краше. Всем подавай тонкие черты и глаза как у лани. Они улыбаются, а в голове пусто. Этого хотят мужчины, так что женщин нельзя винить. Ублажи мужчину, угоди свекрови – и выживешь. Но эта молодая дама была другой. Она сидела в деревянном кресле с прямой спиной, спокойная, словно будда. Я видел квадратные белые платформы ее расшитых туфелек, а потом понял еще одну вещь. У нее крошечные ножки. Можно даже подумать, что ей их бинтовали в детстве, но она ведь маньчжурка, а значит, они такие от природы.
На ней было платье сливового цвета, которое означало внутреннюю силу. Кроме каймы на тон темнее, на платье был узор из полос и квадратов, который повторялся и в прическе. Хотя волосы были разделены на прямой пробор и зачесаны назад, в обычной маньчжурской манере, их не стали накручивать на большой, похожий на веер гребень на затылке, как делали другие дамы, а накрутили на деревянный валик, который она даже не украсила цветами.
Драгоценная Наложница не стремилась выглядеть красивой, ее образ напоминал идеально прописанный китайский иероглиф: сложный, но сильный. Она великолепно владела собой, не выказывая эмоций. Каждый садовник знает: пространство внутри стен кажется больше. Впиши иероглиф в квадрат, и его симметрия становится устрашающей. Ясно, что она все это понимала. Она умела посмотреть на себя со стороны, создать узор, частью которого была сама. Это стиль. Даже искусство. Люди говорили, что у нее простое лицо. Что они понимали? Черты ее овального лица, конечно, были слишком тяжелыми, чтобы назвать их красивыми, но идеально правильными. В ушах длинные массивные серьги. Подбородок твердый. Она знала, чего хочет. Неужели что-то в ее внешности намекало, что ей хотелось быть доброй? Возможно. Но темно-янтарные глаза принадлежали женщине постарше, опасливой, бдительной. Эта женщина смелая, подумал я, но осторожная. Ее глаза поглотили меня.
– У тебя есть опыт работы с ногтями?
– Ваш покорный раб не работал с ногтями, ваше высочество, – ответил я. – Но я очень хорошо умею работать с лаками. Уверен, я смогу нанести лак так, чтобы удержать на месте сломанный ноготь.
Она посмотрела на меня:
– Вещи глупой девчонки вон там, на столике.
Щипчики, пилочки, кисти и маленькие баночки с лаком были небрежно свалены в кучу в неглубокую коробку, как будто их просто наспех туда побросали.
– Возможно, если бы у нас был клей… – начал Дрожащий Лист.
– Никакого клея! – отрезала она. – Ненавижу клей!
Кстати, она была совершенно права. От клея больше хлопот, чем пользы. Иногда он ядовит. Хуже того, он часто прочнее ногтя, а это значит, что ноготь может снова поломаться. Я собрал то, что мне было нужно, и встал на колени перед ней. Рука Драгоценной Наложницы покоилась на подлокотнике кресла, пальцы свисали вниз, на уровне моих глаз. Ногти были длинными. Самый длинный на безымянном пальце, почти три дюйма, и изогнутый. Он был чудесно украшен. Я имею в виду не только красный лак, который, как я вскоре узнал, разрешено носить только императорским особам, но и капельки золота и крошечные бриллианты, вкрапленные в лак. Я никогда не видел ничего подобного.
Ноготь сломался на указательном пальце. Осталась некрасивая зазубрина. Неудивительно, что она разозлилась.
– У вас остался сломанный конец? – спросил я.
Одна из ее служанок принесла отломанный ноготь на маленькой подушечке. Я приложил его, чтобы проверить, встанет ли он на место. Отлично встал. Ребристая зазубрина мне пригодилась, потому что между отломанным ногтем и остальной частью образовался выступ. Если нанести немного лака на верх оставшегося ногтя и нижнюю часть обломившегося участка, лак подействует как клей, скрепив их вместе. А потом надо будет покрыть обе части лаком.
– Ваш покорный раб просит вас положить руку на подлокотник и не двигаться, – сказал я. – Мне нужно нанести несколько слоев лака, но потом необходимо какое-то время просушить его.
Драгоценная Наложница ничего не ответила, но послушно положила руку на подлокотник. Должен признаться, она вела себя идеально. Я работал час, а она даже не шелохнулась. Вообще. Она великолепно владела собой.
– Ваш раб думает, что на сегодня хватит, – наконец сказал я.
Во время работы я заметил, что, помимо бриллиантовой вставки на указательном ногте, на безымянном красовался великолепный серебряный чехол для ногтей.
– Может, ваше высочество наденет чехол, чтобы защитить сломанный ноготь на ночь? – предложил я. – Лак будет застывать до утра.
У нее нашелся раскрашенный деревянный чехол, который я надел поверх своей работы. Только я закончил возиться с чехлом, как услышал тихий голос Дрожащего Листа.
– К утру мы найдем мастерицу по ногтям, госпожа, – пробормотал он, – и приведем ее к вам.
Нет, так дело не пойдет. Я понял, что он задумал. Он притащил меня, потому что Драгоценная Наложница закатила истерику, а он запаниковал. Но Дрожащий Лист понимал, как взбесится главный евнух Лю, когда обнаружит, что я проник в святая святых.
– Вы позволите вашему покорному рабу кое-что сказать? – спросил я, и она кивнула. – Моя работа продержится до завтра. Но если утром я принесу собственный лак и кисти, то смогу сделать что-нибудь настолько прочное, что оно продержится, пока ноготь не отрастет хотя бы на дюйм.
Дрожащий Лист начал было возражать, но она резко оборвала его:
– Пусть закончит! Зачем искать кого-то еще?
На следующее утро Драгоценная Наложница переоделась. Наряд был бледно-кремовый, с более спокойным рисунком. Волосы накручены на тот же валик, что и накануне, но на этот раз она украсила прическу искусственными пионами и цветками сливы из жемчуга и кораллов. Я сказал себе, что она сделала это для меня. Разумеется, это не так.
Я сразу принялся за работу. Так приятно было держать в руке собственные кисти. Сначала Драгоценная Наложница молчала, но я кожей чувствовал, что она внимательно наблюдает за мной.
– Ты и правда мастер своего дела, – наконец сказала она.
– Да, ваше высочество, – ответил я. – Это так.
Дрожащий Лист уже успел объяснить, что она, вообще-то, не принцесса и к ней не надо обращаться «ваше высочество». Он проинструктировал меня:
– Зови ее Драгоценная Наложница.
Но мне кажется, ей нравилось такое обращение, поэтому я прикинулся дурачком и продолжил так ее называть. Она ничего не говорила, а потом повернулась к Дрожащему Листу, который тоже наблюдал за мной с мрачным видом:
– Что случилось с той тупой девчонкой, которую я велела побить?
– Боюсь, она умерла, госпожа Драгоценная Наложница.
– Правда? Наверное, слишком сильно побили.
В ее голосе не было печали. Люди, у которых есть привилегии и власть, часто холодны. Им приходится быть такими. Через минуту она постучала по моему затылку одним из ногтей свободной руки. Я поднял голову.
– Тебе нравятся красивые вещи, да?
Ого! Она увидела мою
