— Победа без крови не дается! — заметил начальник Главного Политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота генерал-полковник Желтов.
По потерям говорили долго. Чтобы развернуть ситуацию в другую сторону, Суслов с расстановкой зачитал список присвоенных Жуковым в Германии дорогостоящих вещей и пустил по залу фотографии жуковского богатства, сделанные еще Берией.
— Расследование по Жукову было законченно в 1949 году! — возмутился генерал Крюков. — Товарищ Жуков сдал вещи на склад Совета министров. Не о чем тут говорить!
Генералы пожимали плечами:
— Да, картины везли, и ковры везли, и серебряную посуду, что тут особенного? Нам что, тоже трофеи сдавать?
Генерал-полковник Малинин заявил, что везли в то время и мебель, и автомашины, и серебро, и одежду — все, что под руку попадалось, и везти не возбранялось, тогда это официально разрешалось и солдатам, и офицерам. А если у Маршала Советского Союза обнаружили восемь золотых часов, как значилось в бумаге, прочитанной Сусловым, что тут ненормального? Разве сто часов у Жукова нашли? Нет, не сто, а восемь. О чем разговор?
— Смешные обвинения! — вступился за министра генерал Колесников. — Что-то могли подарить и товарищи по оружию. И тогда, и сейчас немецкие трофеи часто дарили друг другу.
— Кольца были обнаружены, говорите? А их-то сколько, уточните?
— Четырнадцать.
— Не смешите, товарищ Суслов! — раздавалось из зала. — Даже обидно вас слушать!
— Бриллианты нашли?
— Не нашли.
— Сапфиры, рубины, изумруды попались?
— Нет.
— А чего кричите про драгоценные камни?!
— Все перечисленное пустяки!
— Зачем эту гадость вытащили?! Тут наговоры какие-то!
— Неужели маршал не заслужил для дочерей по паре колечек с войны привести, по паре цепочек?
— И для жены что-нибудь надо!
— В том-то и дело, что не для жены! — доказывал Суслов. — Товарищ Жуков к тому же развратничал, медработников соблазнял и артисток!
Зал недовольно гудел, заявление это только озлобило военных.
— Он же мужик!
— Жены рядом нет.
— Такое на каждом шагу было! Поход, война! — не унимались генералы.
— Колечки и брошки на подарки дочерям и жене — это никакое не преступление!
— И про картины выводы поспешные. Дача у Жукова государственная, квартира государственная, ну украсил он стену немецкими картинам, гобелен прибил, что с того? Дачи ответработников укомплектованы исключительно трофейной мебелью и картинами. А откуда они брались — тоже из Германии! Разве не так?
Начальник Главного управления кадров генерал Кузнецов был прямо взбешен предъявленными Жукову обвинениями и требовал их снять:
— Совершенно пустое дело, не пойму, почему такой вой подняли?
Многие генералы его поддержали.
— Тут, товарищи, дело особое, тут есть другие обстоятельства, — начал речь Брежнев. — И дело не только в кольцах и картинах. Все это отдельные штрихи до портрета, так сказать! Есть, товарищи, и вопиющие факты мимо которых мы пройти не можем, есть такие факты, и тогда были, и сейчас. Согласен с вами, в войну тяжело было, и порядок и дисциплину надо было любой ценой поддерживать, чтобы отступление, а порой бегство солдат предотвратить, чтобы врагу оказать сопротивление. Но ведь есть совершенно немыслимые случаи. Вот, например, — Брежнев приблизил к глазам бумажку. — В приказе номер 270 от 16 августа 1941 года, Ставка предложила уничтожать плененных врагом бойцов и командиров в случае их освобождения, а семьи сдавшихся в плен лишать продпособий. Очень жестокий приказ Сталина. А вот, дальше слушайте. 28 сентября в специальной директиве № 4976 по войскам Ленинградского фронта Жуков потребовал расстреливать семьи сдавшихся в плен! Это, товарищи, уже собственная жуковская инициатива.
Теперь по солдатским потерям пару слов скажу. Командуя Западным фронтом, Жуков погубил под Вязьмой 33-ю армию. Затем до осени 1942 года он провел еще три кровавых наступления, где погибли сотни тысяч людей, но Ржев взять не смог.
— Он выполнял приказ!
— Дайте договорить! В августе сорок второго, в разгар Ржевско-Сычевской операции Жуков терял в среднем по 8 тысяч бойцов ежедневно.
— К чему вы нам это говорите? Сами разве не воевали, не знаете, что творилось?!
— Товарищ Жуков проявлял чудеса тактического искусства, умалять этого не следует! — выговорил Начальник Генерального штаба маршал Соколовский.
— Мы не умаляем достоинства товарища Жукова, — ответил ему Ворошилов. — Но мы обязаны вскрыть ошибки в Министерстве обороны, случившиеся под руководством Жукова! — и Ворошилов повторил то, что изложил в своем выступлении Хрущев.
С большой неохотой собрание поддержало резолюцию ЦК о выводе Жукова из состава Президиума Центрального Комитета.
Подобные собрания проходили во всех Военных округах. В Киевском Военном округе, собравшем полторы тысячи человек, присутствовали Секретарь ЦК Кириченко и Первый Секретарь ЦК Украины Подгорный. В Ленинградском, где количество участников перевалило за тысячу, к военным обратился председатель Совета министров РСФСР Козлов, который долгое время возглавлял Ленинград и Ленинградскую партийную организацию; в Приволжский военный округ приехал Секретарь ЦК Беляев, там, в зале сидело 1250 военнослужащих. В Прибалтийском округе зафиксировали явку 870 офицеров, там выступил Первый Секретарь ЦК Латвии Калнберзин. В Туркестанском военном округе перед восьмистами собравшимися делал доклад Секретарь ЦК Мухитдинов. В Северо-Кавказском и Одесском округах побывал Анастас Иванович Микоян, в Воронежском — член Президиума, председатель Советских профсоюзов Шверник. На Дальний Восток вылетел Брежнев. В результате инициативу ЦК поддержали, но везде раздавались резкие голоса, летели возмущенные реплики, а случались и прямые выпады в адрес партруководства. Многие негодовали: как это так, Президиум ЦК решает вопрос об улучшении партийно-политической работы без министра обороны? Спрашивали: почему, раз этой работе придается такое значение, начальника Главного Политического управления Министерства обороны не избрали в ЦК? Интересовались: что пояснил товарищ Жуков по поводу своего культа в армии, и в чем конкретно этот культ выражается? Не верили, что Жуков ставит себя выше ЦК, возвеличивает.
— Нам отступать нельзя, — прочитав отчеты о проведении собраний на местах, сказал Хрущев. — Тут, Анастас, надо рубить, не останавливаться!
— Кого решил министром?
— Малиновского. Подписывай Распоряжение правительства об отстранении от должности Жукова и назначении исполняющим Родиона.
— Лучше пусть Булганин подпишет, он председатель Совета министров, его народ уважает.
— Кого? — скривился Хрущев. — Бухгалтера?! — но с Микояном согласился.
Булганин, не раздумывая, подписал направленное ему распоряжение об отстранении Георгия Константиновича от должности. Процесс по низложению Жукова начался.
Алексей Иванович Аджубей приехал домой расстроенный.
— Что случилось, Лешенька? — целуя мужа, спросила Рада.
— Говорят, Жукова снимают.
— Кто снимает?
— В ЦК решили.
— Жукова?! Маршала?! Не может быть! — изумилась Рада.
Когда дочь встретила Нину Петровну, сразу спросила про Георгия Константиновича.
— Это не нашего ума дело! — строго ответила мать.
24 октября, четвергНа даче в Сосновке облетали листья, сыростью и прохладой дышала земля. Галина Александровна купала ребенка, ей помогали няня и пожилая докторша, опытный педиатр, прикомандированный на маршальскую дачу министром здравоохранения.
— Т-а-а-к! — ополоснув малышку теплой водичкой, протянула няня и отставила в сторонку кувшин.
— Идем вытираться, Машенька! — заботливые руки мамы подхватили ребеночка, одним движением вынули из ванночки и обернули полотенцем. — Какая умница!
Ребенка запеленали и положили в кроватку, после купания девочка обычно спала, ведь ей только исполнилось полтора месяца. Галина Александровна с любовью посмотрела на доченьку и вышла проводить доктора.
— Значит, у Машеньки все в порядке? — напоследок спросила мать.
— Все отлично, не беспокойтесь.
— Спасибо вам, Дарья Петровна! Я потихоньку с ней справляюсь, а сначала очень боязно было.
— Справитесь, дело обычное. Поначалу все думают, что не сумеют. У нас, в Морозовской больнице, малышню, знай, пеленай. Я когда училась, день и ночь по отделению бегала, как автомат пеленала, дело навыка, тем более вы — врач!
— Я терапевт, к тому же военный. Мои пациенты взрослые. Когда первый ребенок, сами понимаете, всего боишься, наверное, так с каждой женщиной.
— Навык придет, не переживайте.
— Еще раз благодарю вас! — маршальская жена приоткрыла дверь, выпуская доктора.
