и показывает мне.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– Пришел найти ключ, потому что хочу выбраться наружу.
– Какой ключ? – говорю я.
– Думаю, он на этом дереве. Висит там, но не знаю, какой именно.
Я поворачиваюсь и вижу, что с дерева свисают более сотни золотых ключей. Они покачиваются на ветру, сверкая в свете луны.
– Дядя Нури, вы достанете его для меня? – спрашивает он. – Я не могу дотянуться, а Хабиб уже устал.
Смотрю на Хабиба, свисающего с пальца мальчика.
– Конечно, – говорю я. – Но как мне узнать, какой ключ тебе нужен?
– Просто достаньте все, а потом мы попробуем найти подходящий.
Иду в кухню и нахожу там глубокую миску. Мухаммед терпеливо ждет моего возвращения. Я собираю ключи с дерева – те, что повыше, снимаю с помощью лестницы. Вскоре миска наполняется, и я дважды проверяю, не пропустил ли какой-нибудь ключ. Обернувшись с добычей в руках, я замечаю, что Мухаммеда уже нет. К луже ползет червяк.
Заношу миску внутрь, поднимаюсь наверх и ставлю ее на тумбочку рядом с Афрой, возле стеклянного шарика. Стараюсь не разбудить жену. Опускаюсь на кровать. Афра лежит лицом ко мне, закрыв глаза и положив руки под щеку. Она дышит медленно и размеренно. Отворачиваюсь и устремляю взгляд в темноту, потому что не могу закрыть глаз. Снова вспоминаю время, проведенное
в Стамбуле
я встретил Мухаммеда.
На другой стороне реки Аси находился забор из колючей проволоки с дырой метра два в диаметре, напоминавшей разинутую пасть. Люди перекидывали через него вещи, а сквозь прореху передавали младенцев. Пока еще не рассвело, проводники сказали всем лечь на живот и ползти по пыльной, поросшей папоротником равнине.
Оказавшись на территории Турции, мы прошли еще миль сто через поля пшеницы и ячменя. Стояла тишина. Афра держалась за мою руку и дрожала от пробирающего до костей холода. Через полчаса пути мы заметили вдалеке выбежавшего на дорогу ребенка – темный силуэт на фоне восходящего солнца. Он помахал рукой и побежал в сторону домов.
Мы приблизились к деревне, где стояли небольшие домики с террасами и открытыми окнами, откуда выглядывали люди. Кто-то выходил наружу, народ группами собирался вдоль обочин, глядя на нас во все глаза, будто мы были бродячими циркачами. Увидев длинный стол с пластиковыми стаканчиками и кувшинами с водой, мы остановились и утолили жажду. Местные женщины вынесли нам одеяла, а еще протягивали нам хлеб, кульки с вишней и небольшие пакетики орешков. Затем отступали, глядя нам вслед. Только потом я понял, что смотрели они не с удивлением, а со страхом. Я представил себя на месте тех людей: на их глазах сотни беженцев, сломленных войной, шли вперед, к неизвестности.
Через час ветер усилился, мешая идти. Донесся резкий запах нечистот, и мы вышли на открытое пространство. Повсюду стояли палатки, а люди спали на одеялах среди гор мусора.
Я нашел местечко под деревьями. Кругом царила незнакомая мне тишина. В Сирии она таила опасность, способная взорваться в любую секунду снарядом, выстрелами из пулемета или тяжелыми шагами солдат. Где-то далеко, со стороны Сирии, задрожала земля.
С гор подул ветер и принес запах снега. В моей голове возник образ – белое сияние Джебель-эш-Шейха [5], первый снег, увиденный мною много лет назад. С левой стороны – Сирия, справа – Ливан. Границы, очерченные горными грядами и морем. Мы положили в реку дыню, и та треснула от холода. Мама укусила зеленую обмороженную мякоть. Что же мы делали там, на вершине мира?
Рядом со мной заговорил мужчина. Он спросил:
– Когда ты принадлежишь кому-то, а его уже нет, кто теперь ты?
Человек выглядел понуро – с грязным лицом, растрепанными волосами. Брюки были в пятнах, от него несло мочой. В темноте раздались звуки, похожие на крики животного. До меня долетел запах гниения и смерти. Мужчина дал нам бутылку воды и велел посидеть на ней, пока та не согреется. Прошла ночь, над горизонтом поднялось солнце. На земле лежали еда и новое одеяло. Кто-то принес черствый хлеб, бананы и сыр. Афра поела и снова уснула, положив голову мне на плечо.
– Откуда вы? – спросил мужчина.
– Из Алеппо. А вы?
– Из северной части Сирии.
Откуда именно, мужчина не сказал. Он достал из пачки последнюю сигарету. Курил медленно, то и дело поглядывая на пустынную землю. Похоже, когда-то этот мужчина был сильным, но теперь от его мышечной массы мало что осталось.
– Как тебя зовут?
– Я потерял дочь и жену, – ответил он, бросив окурок на землю.
Голос его звучал ровно и безжизненно. Мужчина словно задумался о чем-то.
– Некоторые люди… – сказал он после паузы, – они здесь уже месяц. Лучше всего найти проводника. У меня есть кое-какие деньжата.
Он с надеждой посмотрел на меня, ожидая реакции.
– Знаете, как это сделать?
– Я поговорил с разными людьми. На автобусе можно доехать до соседнего города, а там найти проводника. Я видел, как люди уезжают и не возвращаются. Но мне не хочется идти на это в одиночку.
Я согласился поехать с ним, и он сказал, что его зовут Элиас.
Весь оставшийся день Элиас ходил по делам: переговорил с какими-то людьми, позвонил с моего телефона, который еще не до конца разрядился. К вечеру устроил для нас троих встречу с проводником в соседнем городке, откуда мы запланировали отправиться в Стамбул. Поразительно, с какой легкостью все можно было организовать тем, кто мог себе это позволить.
На следующий день мы дошли до остановки и сели на автобус до ближайшего города, где встретили проводника – низкорослого астматика с мельтешащим взглядом. Он довез нас до Стамбула. Когда мы приехали, Элиас старался держаться возле меня. В городе были разные здания: высокие и яркие, старые и новые, теснящиеся у Босфора, где Мраморное море встречается с Черным. Я и забыл, что существуют такие дома, что за пределами Алеппо есть целый мир, не знающий разрушений.
Ночью мы спали на полу в квартире, куда привел нас проводник. Там было две комнаты: одна – для женщин, другая – для мужчин. В нашей спальне висела фотография семьи, жившей там прежде. Снимок почти выцвел, а я лежал и думал, что это были за люди и куда уехали. Ночь выдалась холодной, с обоих морей дули ветра. Они свистели под деревянными рамами, принося с собой вой бездомных собак и котов. Конечно, спать здесь было гораздо теплее, чем под открытым небом, тем более здесь был туалет и крыша над головой.
Поутру, вместе с пением птиц, люди
