Эммануил Флисфиш - Кантонисты

Дисциплина в армии, рассказывает автор в своих воспоминаниях, мертвила душевные силы солдат. Она уничтожала чувство человеческого достоинства и дрессировала солдата как дрессируют животных для цирка. Палка была единственным орудием, а страх — единственным средством этой дрессировки.

Интеллектуальный уровень офицеров, их интересы были весьма ограничены. Недаром на торжестве по случаю выпуска офицеров в действующую армию, генерал напутствовал их словами: «Прошу вас, господа, выкинуть из головы премудрости, которым вас учили; помните, что голова вам дана для того, чтобы носить каску, а не для того, чтобы рассуждать». И офицеры не рассуждали. Занятые попойками и кутежами, они, зачастую, не знали в лицо солдат своих подразделений. Делая перекличку, офицеры называли фамилии наобум, какие им приходили в голову, а солдаты, чтобы не подвергать своих офицеров ответственности, по очереди отвечали «я», — какую бы фамилию ни называл офицер.

...Началась Крымская война, и с самого начала выяснилась вся порочность организации и устройства армии и бездарность главнокомандующих Меншикова и Горчакова. Нехватка боеприпасов, продовольствия, беспорядок в управлении и хищения чиновников были огромны. Вооружение армии было совершенно негодным и не соответствовало уровню развития военной техники. Запасы снарядов и патронов оказались недостаточными, причем военные заводы не в состоянии были обеспечить должное снабжение войск. А неспособность генералов на полях сражений! В штабе действующей армии царил такой хаос, что там не знали, где какой полк находится. Начальников частей не знакомили с планом сражения. Каждый полк шел в атаку и уходил с поля боя без всякой связи с действиями других полков. Были случаи, когда солдаты стреляли в своих же, приняв их за неприятеля. Войска не знали местности и, не имея точных указаний насчет передвижения, блуждали по полю, атаковали и преследовали неприятеля без всякого приказания, а затем, попав под сильный огонь неприятельских орудий, разбегались в разные стороны. Офицеров с ними не было и никто не знал, где они находятся.

Описывая в «Истории обороны Севастополя» Инкерманское сражение, генерал-адъютант Хрущев говорит, что во время боев допущены были большие беспорядки. Полки водились в атаку без определенных указаний и, будучи отброшены неприятелем, исчезали с поля сражения. Никто не заботился о том, чтобы собирать расстроенные части и снова ввести их в действие. Большая часть войска отступала не командами, а вразброд.

Наравне с беспорядками были и злоупотребления. За деньги офицеры получали при помощи писарей отпуска и награды.

«Вся система казнокрадства, лихоимства, всякого рода злоупотреблений, присущая государственному аппарату николаевской России, — пишет П. А. Зайончковский в своей книге «Военные реформы 1860—1870 годов в России», — в период войны приобрела характер массового организованного мародерства, что также значительно ухудшало положение войск. Такое состояние армии являлось отнюдь не результатом отдельных недостатков и ошибок, а следствием разложения феодально-крепостного строя в целом, и только национальные качества русского воина — его храбрость, стойкость и выносливость — предотвратили дальнейший успех англо-французских интервентов».

Что касается вооружения, то оно состояло из старых кремневых ружей, из которых многие были испорчены и не стреляли. Потери в людях происходили от разрыва своих же орудий, сделанных из плохого чугуна и не выдержавших частой стрельбы. Горько было видеть солдатам, как сотни человеческих жизней понапрасну приносились в жертву.

Особенный же беспорядок царил в управлении госпиталями. Не сотни, а тысячи раненых лежали в грязи под дождем около госпиталей, оглашая воздух раздирающими душу воплями и стонами. Не только коек в госпиталях и перевязочных материалов не хватало, — не было и санитаров для оказания помощи раненым. Их оставляли на поле боя и там они умирали.

«Для характеристики дореформенной армии, — продолжает далее П. А. Зайончковский, — необходимо отметить, что за 25 лет царствования Николая I умерло в армии от болезней (не считая умиравших от ран) 1.028.650 человек. Однако мрачная картина состояния дореформенной армии прикрывалась блестящими отчетами, создававшими впечатление о силе и могуществе вооруженных сил Российской империи».

Армия, для которой приносились в жертву столько молодых человеческих жизней, сражалась за честь старого режима. Со всех концов России шли полки на убой под дула артиллерии англичан и французов, умевших воевать без каторжной рекрутчины, без избиения младенцев-кантонистов.

При Екатерине II к России были присоединены на Западе области с многочисленным еврейским населением. По указу 1772 года «О принятии под Российскую Державу от Польши провинций» евреи этих областей получили гражданские права наравне с русскими подданными, что дало им возможность записываться в сословия мещан и купцов. Из новоприсоединенных польско-литовских земель и Белоруссии евреи переезжали во внутренние губернии России. Там они стали опасными конкурентами для многочисленного сословия мелких купцов, в руках которых была торговая жизнь деревни. Сельские торгаши не хотели иметь конкурентов в лице евреев, а потому добивались их выселения из сел и деревень. Правительство, прислушиваясь к подобным требованиям, начинает относиться враждебно к своим новым подданным. Городское русское население по той же причине хлопотало об обратном: о выселении евреев из города. И это требование правительство считало обоснованным. Результатом домогательств коренного населения был закон, обнародованный в 1791 году. По новому закону евреи могли селиться и торговать лишь в особо указанных им губерниях и запрещено было проживать в тех местах, о которых в законе не сказано, что они могут служить для них местом постоянного жительства. Отсюда и пошла черта еврейской оседлости. Получилась Россия с евреями и Россия без евреев. В черту еврейской оседлости, помимо Царства Польского, вошли Бессарабская, Виленская, Витебская, Волынская, Гродненская, Екатеринославская, Киевская, Ковенская, Минская, Могилевская, Подольская, Таврическая, Херсонская и Черниговская губернии. Скученность евреев в этих губерниях, всевозможные ограничения в отношении деятельности создали среди них невообразимую нищету. Малейшая попытка вырваться из «черты» рассматривалась как тяжкое преступление. Евреи допускались во внутренние губернии России только временно, на строго определенное количество дней для торговых и связанных с этим судебных дел. Приезжая в Петербург, Москву, Киев и другие большие города, они обязаны были проживать только в специально отведенных для них подворьях. Выезжать из страны, эмигрировать не разрешалось, и еврейская масса задыхалась в отведенной ей «черте».

С течением времени, в царствование Николая I эта «черта» все больше суживается и по «Положению о евреях» 1835 года в черту еврейской оседлости входили уже только Литва и Юго-Западные губернии, Белоруссия без деревень; из украинских губерний — только Черниговская и Полтавская без казенных сел, Новороссийский край без городов Николаев и Севастополь, Киевская губерния без Киева, а в Прибалтийских губерниях могли проживать только старые поселенцы, новые туда не допускались. Вся трехмиллионная еврейская масса России ютилась в своем огромном большинстве в местечках. Было очень много местечек, в которых население состояло сплошь из евреев.

Начавшееся в первой половине прошлого столетия строительство железных дорог лишило евреев таких занятий, как извозничество, содержание постоялых дворов и почтовых станций. Сократились источники пропитания, но замкнутые в черте оседлости евреи не могли находить новые занятия взамен утраченных, а правовые ограничения и специальные сборы довершили процесс их экономического упадка.

Основным занятием еврея черты оседлости была торговля, в которой было много градаций: от именитого купца до мелкого лавочника. Чаще всего в лавке орудовала жена, а муж проводил свое время в синагоге за изучением талмудических трактатов.

Большинство «торгового класса» брало с боя каждый кусок хлеба, борьба за существование была невероятная. Каждая самая ничтожная отрасль торговли имела в каждом городке десятки конкурентов. Лавочек было — что звезд в небе. А весь товар в них, который можно было купить за 20—30 рублей, должен был кормить целое семейство.

Ступенью ниже на социальной лестнице стояли ремесленники. И в их быту нужда была велика, но они, вдобавок, были пасынками еврейского общества. Наиболее распространенными были профессии портного и сапожника, и эти же ремесла пользовались незавидной репутацией. Более привилегированное положение занимали те ремесленники, где, помимо рук, нужен был вкус, замысел и теоретические знания, как например, ювелиры, часовщики, слесари и т.п. А еще ниже стояли чернорабочие: водоносы, извозчики, прислуга разного рода.