А вместо отвергнутого Православия внедрялась государственная псевдорелигия, марксизм-ленинизм. Вместо икон на стенах повисли портреты вождей, вместо богослужений собирались митинги, вместо Священного Писания штудировались работы «классиков». Вокруг Владимира Ильича начали создавать ореол непогрешимости, сочинялись нравоучительные легенды. И многие простые люди, рядовые коммунисты, действительно восприняли ленинизм на уровне религии. В рамках новой псевдорелигии изобретались новые праздники, обряды массовых шествий, театрализованных действ, мистерий с чучелами, портретами, «октябрин» вместо крестин. Делались попытки заменить даже христианские имена «революционными» — появились Мараты, Гильотины, Революции, нелепые аббревиатуры из коммунистических символов.
Разрушались мораль, институты семьи — вполне в духе масонских теорий. Правда, идеи нимфоманки Коллонтай, что сексуальный акт должен восприниматься как «стакан воды», удовлетворил жажду и дальше пошел, все-таки были осуждены. Не получили развития и попытки Троцкого проводить «социализацию» женщин. Такие вещи подрывали дисциплину и вели к откровенным безобразиям. Но пропагандировались установки Маркса и Энгельса, что семья — временное явление, при социализме оно должно «отмереть». Расписаться и развестись стало чрезвычайно легко. Советский Союз стал первым в мире государством, легализовавшим аборты. Это сочеталось с идеями о «свободе» женщины, о «равноправии» с мужчинами. Она должна быть «личностью», полноценным строителем социализма. А деторождение, получалось, мешает женщине развиваться, низводит до «животных» функций. Советские больницы широко распахивали двери для всех желающих, и медицинская пропаганда разъясняла, что делать аборты просто, доступно, быстро, безопасно.
Из разрухи СССР кое-как выползал, начался нэп — новая экономическая политика. Частные предприниматели получили серьезные послабления по сравнению с периодом «военного коммунизма». Но успехи были весьма относительными. Точнее, чисто внешними. В выигрыше оказались не государство, не народ, а предприниматели-нэпманы. Они-то занимались отнюдь не возрождением промышленного производства, а тем, что могло быстро принести прибыли — спекуляциями, махинациями. Советские чиновники легко покупались взятками. Регистрировались фиктивные предприятия, брались и исчезали в неизвестных направлениях авансы и кредиты.
Все это создавало иллюзию благополучия, изобилия. По улицам крупных городов мчались извозчики-лихачи, фырчали автомобили. Открывались трактиры, театры, коммерческие магазины с бешеными ценами. Но подобные заведения обслуживали тех же нэпманов. А за блестящей мишурой лежала прежняя нищета и развал. К 1924 г. уровень производства достиг только 39 % по отношению к уровню 1913 г. [20] (а в 1916 г. он был еще выше, чем в 1913 г.). Оборудование заводов и фабрик устарело, было изношено и запущено. Восстанавливалось то, что можно ввести в строй побыстрее и с минимальными затратами. Или отрапортовать побыстрее. Не хватало самых необходимых товаров. А зарплата рабочих оставалась крайне низкой, жили впроголодь. Туго жилось и крестьянам. Из них выжимали крутые сельхозналоги. Прижимали их и свои же односельчане, кулаки. То есть сельские нэпманы. Самые оборотистые крестьяне приноровились скупать по дешевке продукцию и перепродавать городским нэпманам.
В начале 1920-х два государства, разваленных и разграбленных, потянулись друг к другу — Советский Союз и Германия. Хотя причины для сближения у них были разными. Проигравшие немцы чувствовали себя в политической и экономической изоляции. Французы не упускали случая поизмываться и мстили по мелочам. Отпихивали Германию на положение государства «второго сорта», на каждой международной конференции ее старались унизить, повозить физиономией по столу. Мало того, под покровительством Франции наглели поляки и чехи. Немцы опасались, что в один прекрасный день их страну могут запросто переделить. А демилитаризованная Германия была беззащитной даже против Польши. Советский Союз выглядел естественным союзником и против польских панов, а если понадобится, то и против западных держав.
Но для большевиков подобный альянс представлялся еще более ценным. Дело в том, что по ленинской теории «слабого звена» следующая социалистическая революция должна была победить именно в Германии. А вместе с Россией они станут неодолимыми! В советском руководстве сторонниками прямого союза с немцами были Ленин, Фрунзе, Дзержинский, Сталин, Радек, Чичерин, Красин, Крестинский, Куйбышев, Ворошилов, Тухачевский, Егоров, Уборевич, Корк, Уншлихт, Якир, Берзин и др. Но и в немецком руководстве хватало сторонников союза с Москвой — фон Сект, Вирт, Брокдорф-Ранцау, Ратенау, фон Хассе, фон Гаммерштейн-Экворд, Гренер, фон Бломберг.
В 1922 г. был заключен Раппальский договор, восстановивший в полном объеме дипломатические связи. Советский Союз принялся помогать немцам обойти ограничения, наложенные на них Версальским договором. В Москве открылось неофициальное представительство германского рейхсвера, фирма ВИКО («Виртшафсконтор» — «Экономическая контора»). На советской территории стали создаваться совместные центры для обучения личного состава и испытаний боевой техники — авиационный в Липецке, для танковых войск под Казанью, для химических войск под Саратовом. Москва помогла преодолеть и запрет иметь высшие военные училища, академии. Широко открыла для германских офицеров двери своих военно-учебных заведений. С юридической точки зрения эти нарушения Версальского договора маскировались. Все немецкие офицеры, обучаемые в России, временно увольнялись из армии и становились «служащими частных предприятий». Командование Красной армии и рейхсвера приглашало друг друга на маневры, учения [41].
Налаживалось сотрудничество и в области промышленности. С фирмой «Юнкерс» было заключено соглашение о строительстве авиационных заводов в Филях и Харькове, они должны были стать совместными, в них участвовало и правительство Германии, вложившее 600 млн. марок. В городе Иващенково планировалось создание завода «Берсоль» по производству боевых отравляющих веществ. Велись переговоры об организации в России других военных предприятий — с германской фирмой «Альбатрос», промышленниками Бломом и Фоссом и др. С Круппом договаривались о совместном строительстве завода боеприпасов. Ему же предлагали отдать в концессию крупнейшие оборонные заводы Петрограда — Путиловский и Охтинский [41].
В общем, дружба установилась самая закадычная. Доходило до почти «семейной» идиллии — советский нарком иностранных дел Чичерин и германский посол Брокдорф-Ранцау оба принадлежали к «нетрадиционной ориентации» и периодически по вечерам уединялись «поиграть на фортепиано в четыре руки». Конечно, столь тесное сотрудничество привлекало не всех деятелей. Но дружить получалось выгодно. Например, германские военные даже не могли обеспечить свою сократившуюся артиллерию боеприпасами! Версальские ограничения, требовали согласовывать каждый шаг с контролирующими организациями. Поэтому военный министр фон Сект через подставную фирму «Метахим» заказал в СССР 400 тыс. трехдюймовых снарядов.
В наши времена подобные сделки стали предметом многочисленных исторических спекуляций — дескать, «фашистский меч ковался в СССР», русские вооружали агрессора! Вскормили будущих врагов всего цивилизованного человечества. Хотя это абсолютная чепуха. Да, в самом деле, многие германские танкисты и летчики получали и совершенствовали образование в Советском Союзе. Но с вооружением допускается откровенная подтасовка. Заказ на 400 тыс. снарядов стал единственным. В самой Германии у руля государства сидели капитулянты и соглашатели! Пыжились, как бы получше пристроиться в новых условиях, подольститься к победителям. Маневр со снарядами социалист Штреземан заложил державам Антанты. В рейхстаге разразился скандал о нарушении Версальского договора, и фон Сект вынужден был уйти в отставку. Но ведь рейхсверу, как ни крути, требовались оружие, боеприпасы. Договорились с контролирующими органами Антанты, стали закупать их в Бельгии и Швеции. Почему-то бельгийцев и шведов никто и никогда не обвинял в вооружении фашистов.
Кстати, сближению Германии и СССР косвенно способствовал еще один фактор. Оба государства неофициально, но интенсивно сотрудничали с американцами. В данный период заокеанские финансовые магнаты стали проявлять повышенный интерес как раз к тем государствам, которые в перспективе могли бы послужить противовесом Франции и Англии. Противовесом «старым» центрам мирового бизнеса и политики. Выше упоминалось, как глава фирмы «Америкен Интернешнл Корпорейшен» Отто Кан начал финансировать правительство Муссолини. Он ратовал и за дружбу с СССР. Заявлял, что коммунизм больше не угрожает Европе, ради налаживания взаимопонимания спонсировал гастроли по Америке Московского художественного театра. Даже лично защищал артистов, когда газетчики набросились с обвинениями, будто они «агенты ГПУ» [111].
