— Ты, Иван Григорьевич, озаботься, каким образом нам лучше снабдить военными припасами его высочество. Сам ведаешь, для чего они ему надобны. Расспроси его подробно, роспись учини. Да помаленьку приуготовь для графа кораблики. Сам он морем отправится и добро свое заберет…
— Как скоро, ваше величество, и куда?
— Чем ранее, тем ему сподручней, а куда — он сам укажет.
— В таком разе, ваше величество, отправим их высочество из Ревеля.
— Посему и быть, — устало махнула рукой в сторону двери Екатерина, опускаясь в кресло…
С нехитрыми баулами, парадным мундиром да парой белья на первый случай, отправилась компания мичманов по зимнему тракту в сторону Нарвы и дальше.
Ехали размеренно, на перекладных, экономили скудное денежное довольствие, «что-то ждет их в Ревеле, на эскадре?». Каждый нет-нет да и подумывал о своей первой офицерской должности. Прежде — кончалась кампания, гардемаринов ждали надежные, по-своему привычные, хотя не всегда уютные стены Морского корпуса, занятия, экзамены. Каждый отвечал за себя. Теперь предстояло Держать ответ и за своих подчиненных матросов. Любое Упущение неотвратимо влекло к ущербу для дела всего экипажа. И прежде всего спрашивали с офицера. Иерархия морской службы для мичманов, казалось бы, начиналась с первой ступеньки, для всех одинаковой. Получали в заведывание мачты, батареи, шлюпки, другие части сложного корабельного хозяйства.
Получая назначение, мичманы уже представляли приблизительно свою службу. На линкоре — одно, фрегате или корвете — другое, бомбардирском корабле — третье. Кому-то фартило попасть на императорские яхты, но это только по протекции.
Одному из немногих, Василию Головнину пришлось в пути ломать голову над своим назначением. По распределению он попал на транспорт «Анна-Маргарита». Уже одно название, женское имя, настораживало. До сих пор он плавал на линкорах и фрегатах, приземистые транспорты видел мельком. Когда те подходили на рейде к борту корабля, с них перегружали ядра, зарядные картузы, иногда пушки, часто провизию, качали питьевую воду.
— Станешь теперь сухарики да капусту развозить по эскадре, — усмехались приятели над Головниным в пути.
— Без оных сухариков вы ноги-то споро протянете, — отшучивался Василий, а у самого на душе скребло: как-то оно сложится в Ревеле…
Отметившись в конторе командира порта, мичманы направились в казармы, а Василий, несколько поотстав, вышел за крепостную стену Вышгорода на откос. Внизу простиралась скованная льдом бухта, с вмерзшими в лед кораблями эскадры. Раньше, бывая в Ревельской бухте летом, во время гардемаринской практики, Головнин в вечерние часы часто любовался чарующей панорамой старинного города с характерными островерхими крышами, крытыми красной черепицей, многочисленными шпилями кирх, куполами церквей, несколько мрачноватыми стенами старинной крепости на взгорье. Сейчас он окидывал взглядом двух-, трехдечные громады линейных кораблей, фрегатов, бригантин, катеров, отыскивая свою нареченную «Анну-Маргариту». Вот он, его транспорт, приютился неподалеку, в сторонке, в углу гавани, ближе к берегу.
Узкий в поперечнике, несколько вытянутый, с низкими бортами корпус, длинноватый, выстреленный вперед бушприт [31], три невысокие мачты, с характерным наклоном в сторону кормы, говорили о мореходности и неплохой ходкости судна. «А пожалуй, Аннушка-то моя ничуть не хуже корабликов», — повеселел Головнин, направляясь в казарму.
Командиры и офицеры кораблей эскадры жили на третьем этаже казармы. На первом этаже в ротных помещениях располагались экипажи.
Командир транспорта, лейтенант Дмитрий Креницын, произвел на Головнина хорошее впечатление. Среднего роста, голубоглазый, лет на десять-двенадцать старше Головнина, встретил доброжелательной улыбкой.
— Слава Богу, прибыло у меня помощников, — обрадовался командир, — а то бьюсь с одним мичманом и квартирмейстером. Матросиков-то более сотни.
На следующий день поутру мичман Головнин отправился на корабль вместе с командиром. Следом вышагивал строем экипаж, все свободные от нарядов матросы.
— Работы хватает, — рассказывал по дороге Креницын, — то снегопад пройдет, снежок стряхивать с палубы, то оттепель, изморозь, наледь, ледок скалываем. Да и обкалываем вокруг судна, глядишь, не за горами и кампания.
Головнин, зажмурившись, глянул на мартовское солнце и подумал: «А здесь светило-то шибче греет, нежели в Кронштадте».
Спустя неделю Василий каждый день водил команду на судно на работы, менял суточный караул, оставляемый как и на всех кораблях эскадры, для охраны. На день верхние люки отдраивались, внутренние помещения открывались, где только можно. Всюду стоял запах плесени, спертый воздух.
— Ежели судно не проветривать, сгниет за два-три года, — поделился Креницын. Он был доволен настырностью нового мичмана.
Закончив распределение работ, Головнин спускался внутрь судна и теперь каждый день методически обследовал содержимое стометрового корпуса, начиная с самого первого помещения на носу, форпика. Оказалось, что кон струкция транспорта совсем отлична от фрегатов, бригантин, катеров. Во-первых, здесь отсутствовали артиллерийские палубы, деки. На судне имелось лишь четыре небольших пушки.
— Сии пушчонки для подачи сигналов и салютования, — пояснил Креницын, — для морского боя такая артиллерия пригодна лишь в потешном бое при Петергофе.
Удивили молодого мичмана и размеры внутренних помещений, особенно трюмов. Огромные отсеки, иногда от борта до борта, разные подъемные устройства для подъема тяжестей. Все предусмотрено — отдельно для боевых припасов и орудий, специальные хранилища для сухой и мокрой провизии, трюмы для бочек с водой и вином, других грузов.
— На то мы и транспорт, Василий Михайлович, — ухмылялся капитан, — все должно быть при месте и в сохранности. Чуток промахнешься — и провизия негодна, выбрасывай ее за борт, а на тебя начет казна произведет. В каком трюме груз не досмотришь, особливо тяжелый, к примеру пушки или бочки с ромом. Во время шторма, глядишь, судно ляжет на борт и не поднимется. Окажется килем вверху [32]. Как сказывают аглицкие, оверкиль сыграет. Головнин слушал внимательно, покачивал головой: «Такого в корпусе не преподавали».
— Сия наука, как сказывают, в практике, на деле. Ты, я гляжу, любопытствуешь во всем, это к добру. Пойдем в море, помаленьку оботрешься. В свое время и капитаном станешь, — одобрительно сказал Креницын, а Головнин вдруг густо покраснел. Капитан коснулся сокровенных мыслей мичмана…
Солнце припекало все сильнее, лед в Ревельской бухте потемнел, подтаял у берегов, появились разводья. Экипажи постепенно переселились на корабли, обживали кубрики и каюты. Корабельные колокола начали отбивать склянки, своим веселым перезвоном пробуждали от зимней спячки сонную жизнь Ревельского рейда… Эскадра начала готовиться к предстоящей кампании…
Готовился к отъезду, поближе к своей родине, и высокий гость императрицы. У границ Франции его с нетерпением ждали друзья-монархисты. Предпринималась очередная попытка восстановить на парижском троне династию Бурбонов. Прошлогоднее наступление на логово «гидры о тысяче двухстах головах» Австрии и Пруссии оказалось безуспешным. Республиканская армия Франции в сражении у деревни Вальми дала урок интервентам. Преследуя их, французы заняли Ниццу, Савойю, вошли в Бельгию, форсировали Рейн. Республика одержала первую победу. В европейских столицах вновь залихорадило правителей.
Перед отъездом графа д'Артуа императрица наградила его золотой шпагой с алмазами и надписью «с Богом за короля». Еще раньше она безвозмездно субсидировала герцогу ровно миллион золотых червонцев.
— Я намерена и впредь содействовать успеху ваших дел, — заверила она «его высочество» на прощальной аудиенции…
Адмирал Чичагов получил в начале апреля высочайший Указ: «Его королевское высочество граф д'Артуа возвращается морем, для препровождения которого прикажите фрегату „Венус“ и катеру [33] «Меркурий» быть в готовности и состоять в повелении генерал-майора и гвардии майора Римского-Корсакова».
В конфиденциальной беседе граф Чернышев распорядился тому же Чичагову:
— Графа разместить на «Венусе», его свиту на «Меркурии». С ними пойдет и транспорт «Анна-Маргарита», не везти же кораблем его винные припасы, кроме того, проинструктируйте командира фрегата и капитанов: ни о чем не расспрашивать своих пассажиров, по всем вопросам сноситься с генералом Римским-Корсаковым при его высочестве состоящем.
— Куда прикажете доставить сию высокую персону? — спросил Чичагов.
— Пункт назначения граф объявит капитану фрегата только по выходе в море. Так надобно. За ним могут следить французские шпионы.
