— Пункт назначения граф объявит капитану фрегата только по выходе в море. Так надобно. За ним могут следить французские шпионы.
Двадцать первого апреля 1793 года в журнале Адмиралтейств-коллегий появилась запись: «Фрегат „Бонус“, катер „Меркурий“ и транспорт „Анна-Маргарита“ отправились из Ревеля в назначенный путь, с его Королевским Высочеством графом д'Артуа».
В открытом море граф д'Артуа наконец-то объявил конечную цель похода — порт Гамбург. Узнав о пункте назначения, капитан Креницын повеселел и сказал Головнину:
— Слава Богу, хоть малость развеемся в Датских проливах и Немецком море. И ты, Василий Михайлович, обретешься в тех местах, Балтика-то море ближнее, а там подалее.
— Чего для в Гамбург-то идем? — полюбопытствовал Головнин.
— Сие, брат, мне неведомо. Но, видимо, наш венценосный пассажир дела затевает нешуточные. Моряки иноземные сказывают, во Франции суматоха великая. Государято, слышь, жизни лишили, а его вельможи с этим не смирились. Чернь-то власть прибрала, а рази такое порядок?
— И то, оно верно, — согласился Головнин, — Государь от Господа Бога поставлен править. На него руку поднимать, грех великий, безбожие…
Четвертый год после взятия Бастилии продолжались революционные события во Франции. Ломались и крушились вековые феодальные устои, пришел конец монархии, создавались совершенно новые законы. Для защиты государства требовалась вооруженная сила, но она толькотолько создавалась. Если на суше, с горем пополам, Конвент французской республики отбивался от внешних и внутренних врагов, то на море дела шли из рук вон плохо. В Бресте, Бордо, Тулоне французский флот пока оставался верным королевской власти. Эскадры французских кораблей не спускали королевские флаги.
Извечный соперник Франции, Англия, объявила ей войну.
Английское адмиралтейство начало открытую блокаду портов Франции, поддерживая сторонников короля в Вандее; на юге эскадра адмирала Худа оккупировала главную базу Тулон, тридцать французских линкоров потеснились, молчаливо уступая англичанам свое место…
Оно и поделом. Англия не имела сильной сухопутной армии и противодействовать своему сопернику могла только на море.
Русскую императрицу весьма тревожили слухи с Британских островов. Граф Безбородко докладывал по этому поводу:
— Из Лондона, ваше величество, посол наш Семен Романович сообщает в письме о сих событиях, — граф вынул из папки листок, — я вам говорил, это борьба не на живот, а на смерть между имущими классами и теми, кто ничего не имеет. И так как первых гораздо меньше, то в конце концов они должны быть побеждены. Зараза будет повсеместной. Наша отдаленность нас предохранит на некоторое время; мы будем последние, но и мы будем жертвами этой эпидемии.
Екатерина нахмурилась, сжала недовольно губы:
— Ну, положим, наверное, сие Воронцов с перепугу и перехлестнул, но мы, граф, не должны забываться. Подобная зараза и нас касалась не так давно. Вспомните крамолу радищевскую.
Безбородко, член непременного совета, три года назад подписывал смертный приговор Радищеву, зябко передернул плечами.
— Сие, государыня, все так, надобно нам этой чумы сторониться и укреплять с государями западными союзнические устои супротив Франции.
Британцы вдруг вспомнили о временах Кромвеля [34], начали обсуждать права человека, на улицах зазвучало непривычное слово «гражданин». Франция через проливы, рукой подать, потянулись связи с парижскими якобинцами. На улицах Лондона праздновали победы французов над интервентами. А вскоре в Париже появились английские парламентарии. Они объявили Конвенту: «Французы, вы уже свободны. Британцы готовятся стать свободными». Англичане, шотландцы, ирландцы выражали свои пожелания: «Ничего не будет удивительного, если в непродолжительном времени прибудут такие же поздравления в английский национальный Конвент».
В палате лордов забеспокоились, из-за Канала, как называли тогда пролив Ла-Манш, в порты Англии просачивались крамольные идеи. Правительство Питта предложило Петербургу заключить союз против возмутителей спокойствия.
Занятая разделом Речи Посполитой, Екатерина II не раздумывая заключила с Англией соглашение о режиме на море. Отныне все российские и британские порты объявлялись закрытыми для французских торговых судов. Императрица не теряла надежды привлечь на свою сторону против Франции и своего извечного соперника на Балтике, Швецию…
В разгар лета на Ревельский рейд, после долгой отлучки, возвратился транспорт лейтенанта Креницына. Борта «Анны-Маргариты» потускнели, во многих местах облупилась краска. Видимо, судно не раз трепало штормами в открытом море, кое-где провисали ванты, пообтрепались паруса.
Обветренное до красноты лицо мичмана Василия Головнина сияло. Он впервые офицером соприкоснулся с той неспокойной средой, где ему предстояло провести лучшие годы жизни, не раз проверить свои знания, применить опыт, получить закалку для будущих схваток в стремлении познать неизведанное.
Правда и раньше, будучи гардемарином, он пообвыкся в штормах на Балтике, но тогда он обтягивал и перебрасывал шкоты и подбирал и распускал паруса по команде, выполняя малую толику общих действий экипажа корабля. Теперь он, оценивая ситуацию, мгновенно принимал решения и отдавал команды, от которых частенько зависела судьбы людей и корабля… Да и штормы в Немецком море, как тогда называли Северное, были похлеще, чем на Балтике, а тем более в Финском заливе…
Прошло три недели, и Креницын с Головниным обошли все помещения, проверили такелаж, пруса, якорное устройство.
— Кажись, все налажено по табелю и уставу, — проговорил капитан и кивнул на гавань, — а вон, гляди, и эскадра показалась. Никак кампания завершается…
Военный флот в мирное время, в отличие от сухопутного войска, в период кампании, то есть плавания, обязан постоянно держать свою выучку на должном уровне. Чем лучше подготовлен экипаж корабля для плавания в любых условиях, тем надежней его действия в выполнении поставленной задачи как в мирные дни, так и во время войны.
Обычно в мирное время войска тоже совершенствуют свою выучку, но, как правило, боевую. Шагистика же и строевая подготовка хороши на плац-парадах, да в почетных караулах, и только.
Военные корабли во время кампании в зависимости от обстановки также отрабатывают свои маневры и проводят боевые стрельбы, не забывая своего главного предназначения. Но в отличие от войск среда действия флота — море дает возможность государству использовать динамический потенциал кораблей и в мирное время. Как, например, демонстрация силы у берегов недружественных стран или визиты царственных особ, доставка морем высокопоставленных лиц, военных или каких-либо ценных грузов.
Поэтому лейтенант Креницын особенно не удивился, когда в начале октября его вдруг вызвали на флагманский корабль «Ростислав». На шканцах его ожидал командир катера «Меркурий» капитан-лейтенант Чернавин.
— Видимо, нам с тобой нынче не доведется отстаиваться, — поздоровавшись с Креницыным, проговорил он, — слыхал я, к шведам нынче нас запрягают.
В салоне флагмана, сутулясь, расхаживал худощавый Чичагов. Не приглашая сесть, он остановился перед прибывшими офицерами:
— Во исполнение высочайшего повеления, — обычно дребезжащий голос адмирала звучал глуховато, — и распоряжения Адмиралтейств-коллегии, вам назначено перевезти в Стокгольм посланника, нашего графа Румянцева. В море отправитесь по прибытию их сиятельства через недельку.
Чичагов остановился перед Креницыным, ткнул в него пальцем:
— Тебе надлежит принять на борт весь скарб посланника и его экипаж. По договоренности и его надобности останешься зимовать в Стокгольме. Мало ли, посланнику понадобишься, времена нынче зыбкие…
Еще издали, только увидав командира, Головнин определил по лицу его радужное настроение.
— Везет нам, Василий Михайлович, — едва поднявшись на палубу, проговорил Креницын, — опять в море двигаемся, да и надолго, на всю зиму видать.
Хорошее настроение командира передалось и Головнину.
— В какую сторону, господин лейтенант? Креницын недовольно скривился:
— Какой я тебе господин? Сказывал, обращайся по имени-отчеству, — капитан хитро сощурился, — ну, ежели при начальстве, величай по артикулу.
Пригласив жестом Головнина, он вразвалку зашагал в каюту. Вынув из продолговатого ящика кипу морских карт, поворошил ее:
— Завтра отбери все карты стокгольмских шхер и айда в контору порта. Проштудируй их досконально по тамошним описаниям. Я-то там не бывал, надобно не опростоволоситься…
Штормовые волны катились с севера, раскачивая суда, стоявшие в Ревельской бухте. Среди них выделялись готовностью к выходу в море с полностью вооруженными, но подобранными парусами «Меркурий» и «Анна-Маргарита».
