— К порядку!
— Возьмите свои слова обратно.
«Базар, какой базар! Настоящая драчка, а не деловое обсуждение». Плеханов сбоку ревниво следил за Лениным, за его проницательным взглядом. «А все же сноровист, энергичен, добивается своего и добьется», — думал Георгий Валентинович.
Председательствующий сначала настойчиво по стучал карандашом по графину, но шум не стихал и волна ропота перекатывалась по залу. Тогда Владимир Ильич вынужден был позвонить в колокольчик. И когда шум стих, Егоров извинительно произнес:
— Хорошо! Я готов взять свои слова обратно.
Герасим Михайлович, давно порывавшийся высказаться, попросил слова и, выступая, поддержал Гусева. Он говорил: если группа «Искры» оказалась распущенной и у делегатов не возникало никаких сомнений, то почему же теперь разгорелись ненужные споры?
— Когда товарищ Гусев в своей речи упомянул «Искру», то раздалось восклицание: «Однако она не уничтожена!» Да, это верно. Но разве товарищ Егоров и все другие, подавая голос за утверждение «Искры» Центральным Органом партии, делали так потому, что «Искра» безвредна? Нет, конечно. Утверждая «Искру», мы все предполагали, что она в качестве Центрального Органа будет в высшей степени полезна для партии.
«Бьет в одну точку, как Гусев», — отметил про себя Плеханов. Он посмотрел на оратора, а увиделась ему сестра Сашенька. Где-то она теперь и что с нею? Давно, давно не получал от нее никаких весточек. Увиделась и Наталья Александровна… А как ему хотелось тогда свить свое гнездо, сына назвать Николаем в честь Чернышевского! Сын родился, был назван Николаем, но вскоре умер…
Плеханов тяжело вздохнул. Он попытался сосредоточиться, посмотрел в зал. «Вся эта неурядица!.. То сей, то оный на бок гнется. Размолвка, разрыв и, прежде всего, со старыми друзьями…»
Отметил — удивительно спокойный и уверенный голос уральца.
Мишенев сделал паузу, нажал на последних словах:
— Все ясно! Точно так же должно быть поступлено и с «Южным рабочим». — И посмотрел на Егорова.
По рядам опять пробежал недовольный шумок южнорабоченцев. Петр Ананьевич поспешил внести предложение о прекращении прений. Оно было поставлено на голосование и отклонено. Выступило еще несколько ораторов.
Плеханов все это время не проронил ни слова. У него стучало в висках, начинался приступ мигрени.
Мартов подал резолюцию, предлагая вопрос «Южном рабочем» оставить открытым и немедленно перейти к выборам. Он явно подгонял события. Ему хотелось ускорить их развязку. Борьба с Лениным выматывала душевные силы, а ему не хотелось сдаваться. Болезненное самолюбие будто подталкивало его все время.
Владимир Ильич прочитал резолюцию, недовольно поморщился:
— Резолюция Мартова поставит нас в совершенно невозможное положение…
Сразу же раздались протестующие крики. Сам Мартов, чтобы подогреть страсти, нервно размахивая руками, прошел к столу председателя и, не глядя на Ленина, взял резолюцию обратно. И тут же начал энергично протестовать против заявления председателя.
Владимир Ильич предупредительно поднял руку, ожидая, когда стихнет в зале.
Герасим Михайлович поежился. «Очередная вызывающая на скандал выходка, что называется «нож в спину». Ему хотелось броситься в атаку, чтоб поддержать Ленина. «В чем только душа держится?» — посмотрел он с неприязнью на Мартова. Против плотной и коренастой фигуры Ленина Мартов казался и худоватым, и каким-то ссутулившимся. Он пружинисто приподнимался на носках, чтобы казаться чуть выше, и выкрикивал слова.
И вот, наконец, выступил Владимир Ильич. Плеханов повернул к нему голову. И как ни странно, поймал себя на том, что не слышит Ленина, что от его внимания ускользает упрямо повторяемая оратором мысль. Его мучило только то, что этот человек на глазах набирает силу, как Антей.
После Ленина опять поднялся Мишенев. Плеханов не вникал в то, что говорил делегат Уфы… Увидел себя энергичным, молодым, вот таким же напористым, но немножко беспечным, каким был тридцать лет назад.
«Устал, изрядно устал в эти шумные, напряженные съездовские дни, — старался объяснить свое состояние он. — И что спорить, скрещивать копья, когда можно понять друг друга без драки, найти общий язык. Большинство присутствующих здесь сверстники, вместе поднимались, шли, взращены на одном поле русского марксизма, единомышленники. Как было бы хорошо идти всем в ногу, держать твердо один шаг, прислушиваться к голосу старейших».
Георгий Валентинович считал себя одним из тех, кому самой историей развития революционного движения в России предназначено было быть старшим среди них, вожаком. Вожаком? Увы, и это в прошлом. Движение выдвигает новые имена. Он опять взглянул на сидящего за столом Ленина со склоненной головой, что-то торопливо записывающего на листке…
Приступили к выборам в Центральные Органы партии. Это был наиважнейший вопрос общепартийной жизни, волновавший одинаково всех делегатов, особенно теперь, когда обострилась борьба между твердыми искровцами и их открытыми противниками.
Герасим Михайлович с неослабным вниманием вслушивался в речи тех и других ораторов, горячо отстаивающих свои позиции, понимал — это борьба, наверняка, обострится. Еще в Женеве был достаточно наслышан о разногласиях и неслаженности в работе редакции «Искры», существовании довольно серьезных и принципиальных разногласий между ее редакторами. Он предвидел и ожидал, что эти разногласия выльются в открытые расхождения. Совсем небезразлично теперь, кто будет возглавлять Центральный Орган и сколько будет редакторов в газете. Было ясно, как дважды два — четыре, что антиискровцы вобьют поглубже клип, чтобы усилить раскол.
Так и вышло. Как только бакинский делегат Русов, искровец большинства, внес предложение о выборе двух троек в ЦК и редакцию, немедленно последовали возражения. Их начал мартовец Посадовский, представляющий на съезде Сибирский союз. Он с пафосом произнес:
— Товарищи! Нам предлагают выбрать трех редакторов для нашего Центрального Органа «Искры». Я считаю это предложение неприемлемым.
«Вот он, камень, брошенный в цель», — слушая неторопливую плавно-тягучую речь Посадовского, подумал Мишенев. И взгляд его невольно задержался на Мартове, самодовольно потряхивающем косматой головой.
— Какие мотивы могут быть выставлены в защиту предложения товарища Русова? — продолжал оратор. — Единственные, — что при старом составе могли быть шероховатости и для устранения этих шероховатостей необходимо сократить число редакторов и выбрать трех. Но где уверенность, что без этих шероховатостей «Искра» была бы лучше? Отчего невозможно предположить, что, именно благодаря им, «Искра» вышла такая, как она есть? Я думаю, мы не имеем возможности входить в разбор того, кто из старой редакции и какую роль играл в создании «Искры», и, так как выбор трех лиц не представляется мне возможным без этого анализа, я против предложения товарища Русова и присоединяюсь к предложению признать старую редакцию «Искры» в полном составе — редакцией нашего Центрального Органа…
И когда Посадовский коснулся шероховатостей, которые искровцам большинства были видны и понятны не только по прежней неслаженности в работе редакторов, но и по спорам, Мишеневу стало ясно, надо сейчас же выступить, сказать обо всем прямо и честно.
— Товарищ Посадовский, предлагая утвердить старую редакцию, говорит, между прочим, что «если и есть кой-какие маленькие шероховатости», то съезд не компетентен входить в рассмотрение подобных обстоятельств…
Владимир Ильич слушал Мишенева, чуть склонив голову набок. Он левой рукой пригладил волосы на затылке, потом что-то записал своим стремительно летучим почерком.
— По моему же мнению, — продолжал Мишенев, — для большинства съезда в настоящий момент вполне ясно видно, что такие «шероховатости» несомненно существуют. И именно ввиду этого я присоединяюсь к предложению товарища Русова, что редакция должна быть выбрана съездом в составе трех лиц, путем тайной подачи голосов…
Герасим Михайлович не предвидел, что речь его вызовет переполох в стане антиискровцев. Разногласия с политической почвы будут перенесены в сугубо личную сферу, и слова его, как козырную карту, мартовцы используют в своей нечестной игре. И ее начал Мартов, нетерпеливо вскочивший со своего места. Не пытаясь пройти к столу, он с ходу пошел в атаку и с явно провокационной целью заявил, что после того, как последний оратор поставил вопрос о внутренних отношениях в бывшей редакции «Искры», он и другие редакторы — Мартов указал на рядом сидящих Потресова, Засулич и Аксельрода, — считают удобнее всего удалиться.
— Мы уходим с собрания, — небрежно и обиженно, но с вызовом бросил он, — в наше отсутствие товарищи смогут высказаться об этом более свободно и непринужденно…
