Устинов отстал от женщины. Она стала спускаться по откосу в овраг, вскоре он тоже скользил по петляющей тропинке, хватаясь за ветки кустов. Она обернулась, Устинов узнал газомерщицу Розу. Ее мокрое лицо блестело. Она настороженно смотрела на него, потом улыбнулась: узнала. Он взял у нее стойку и пошел впереди.
- Перевелась на другой участок? - спросил Устинов. - От Люткина подальше?
- Что мне Люткин! - беспечно ответила Роза. - Куда перевели, туда и пошла.
- Нам вместо тебя дали старого деда.
- Не будете шалить. Стране нужен уголь.
Михаил повернул голову, взглянул в ее насмешливые светлые глаза и, оскользнувшись, поехал боком по глине, прижимая к груди бревно.
- Та кинь ты ее, трясця ее забери! - крикнула девушка и потянула его за руку. - Вставай, помощник.
Они выбрались к дороге. На выезде из оврага, где недавно буксовал грузовик, чернела куча угля.
- Не зашибся? - вдруг ласково спросила Роза.
- Нет, - бодро ответил Устинов.
- Рядом есть старая штольня, давай туда стойку сховаем. Может, ты обнять меня захочешь, а руки заняты.
- Ох, Роза! - сказал Устинов. - Как-нибудь донесу.
- Тебе ж надоело с ней носиться! Идем, - Роза полезла вверх, упираясь ногами в пожухлые кустики пижмы. - Идем-идем! - подгоняла она его.
За разросшимся терновником, напитанным, казалось, целой тучей дождя, открылась небольшая пещера диаметром около метра. Оттуда пахло затхловатой сыростью. Роза велела Устинову спрятать стойку.
- Теперь скоренько пошли, - снова поторопила она, простодушно улыбаясь.
Он обнял ее, поцеловал в мокрую холодную щеку.
- Хватит-хватит, - проворчала она и отстранилась. - Пошли, поможешь.
- Куда ты спешишь?
- Надо. Скоренько за тачками сбегаем, уголь перевезем. Поможешь бедной дивчине? - Роза погладила его по плечу. - Зима скоро...
...Устинов толкал деревянную тачку, терпел ломоту в плечах и удивлялся, как быстро его запрягли. Впереди хлюпали сапогами Роза и ее слепой брат. Они везли тележку, налегая на деревянную перекладину. Уже два раза отвозили уголь. Стемнело. Роза взяла фонарь "летучая мышь", и он позвякивал на перекладине и качался. Андрей то тянул вполголоса песню, то замолкал. В песне говорилось о том, что во сне казаку привиделось, как налетели буйны ветры и сорвали с него черную шапку, и догадливый есаул сообразил: не сносить казаку буйной головы.
Скрипели колеса. Сеял мелкий дождь. Слабый свет обрывался в двух шагах. Устинову были видны темные силуэты и мелькающие на обочине мокрые стебли.
- Поймала тебя девка, - сказал Андрей. - Не журись. Сейчас придем, выпьем горилки.
- Я его поймала? - усмехнулась Роза. - Нам с тобой до полночи не справиться! - И, обращаясь к Устинову, добавила: - Ой, добрая душа, дай бог тебе счастья!
На душе Устинова было мирно и хорошо.
- И тебе дай бог счастья, - ответил он.
- Не журись, казак, - повторил Андрей.
Так и добрались до Грушовки. Разгрузились. Роза поставила лопаты в угол сарая. Устинов поймал ее за руку и привлек к себе.
- Погоди! - шепнула она. - Не сегодня.
- Я пойду, - сказал Устинов. - Будь здорова!
- Пошли хоть умоешься, - Роза стала говорить обычным голосом, не таясь стоявшего во дворе брата. - Рюмку надо выпить.
- Ты чего, уходишь? - спросил Андрей. - То неправильно. - Дай нам тебя отблагодарить. - Он появился в дверях, огонек папиросы красновато озарил низ его спокойного лица. - Сестра моя - как горох при дороге, кто идет, тот скубнет. Я - убогий, не защитник для нее...
- Андрей, прямо смешно делается! - воскликнула она - Иди до хаты. Воду принеси.
Через несколько минут Устинов умывался в коридоре над корытом, Роза из кружки поливала ему.
- Смотри, какой гладенький, - весело сказала она. - Как барчук. - И сильно хлопнула его по спине.
От холщового полотенца пахло хозяйственным мылом, чистотой, бедностью.
Андрей стоял у стены, отрешенно улыбался.
- Ты издалека пришел, правда? - вдруг спросил он. - Дай руку! - Он ощупал ладонь Устинова и сказал: - Я так и думал. Ты не шахтер... Дай мне песню, чтобы я пел ее людям. Должна быть такая песня, как солдат вернулся домой. Ты слышал такую?
- Чего к человеку пристал? - с упреком произнесла Роза. - Давай мыться.
Она сунула ему в руки большой кусок мыла. Оно выскользнуло, упало на глиняный пол и отлетело в угол, где лежал веник из чебреца. Роза вздохнула:
- Заснул? - И, подняв мыло, подвела брата к корыту.
Он скинул брезентовую куртку и рубаху и наклонился, сложив кисти ковшиком. Твердые широкие мускулы охватывали его спину, как крылья. Он умылся, взял у Михаила полотенце. И снова задал странный вопрос:
- Ты какое ему дала мыло? Земляничное?
- Буду я тратить земляничное! - ответила Роза. - С чего взял?
- Да, это не земляничное. Пахнет лавандовым одеколоном.
Он угадал: когда-то после бритья Устинов действительно освежался этим одеколоном, но флакон остался там, и никакого запаха не должно было оставаться.
- Показалось, - ответил он.
- Может, и показалось, - согласился слепой - А признайся, Роза тебе приглянулась?
Роза выхватила у него полотенце и подтолкнула к дверям:
- Ступайте в хату! Нечего глупости болтать!
Андрей засмеялся, и его неподвижные глаза обратились куда-то вверх.
- Ну, Андрей! - жалобно попросила она. - Не мучай меня.
Устинов шагнул к двери, взялся за ручку и остановился. Слепой прошел мимо него. Михаил оглянулся: Роза расстегивала робу и дерзко улыбалась ему. Он подождал, что будет дальше. Она сбросила спецовку, осталась в короткой сорочке, не закрывавшей колен. Он повернулся, приблизился к ней. Роза зачерпнула кружкой из ведра и плеснула в него.
- Иди, золотце мое, - насмешливо вымолвила она. - Я сейчас. - Роза взяла косынку и промокнула ему шею. - Иди!
...За ужином Устинов накрыл ладонью ее руку и сказал:
- В древности слово "роза" означало тайну, тишину и любовь.
Слепой поднял голову, стал тревожно водить бельмами.
- Роза, мне голову ломит, - пожаловался он. - Отчего?
Она, не отнимая руки, налила ему в стакан остаток водки. Андрей выпил, нащупал хлеб и понюхал. Потом стал есть жареную картошку, подгребая ее вилкой. Иногда на вилке ничего не было, но он нес ее ко рту.
Волна легкого хмеля качала Устинова. В светлых глазах Розы чудилось ему обещание.
В комнате было холодно, в черном запотевшем окне смутно отражалась ее голова, на макушке поблескивали влажные волосы.
- Спасибо тебе, браток, - сказал Андрей. - Помог нам... Песню не вспомнил?
И Устинов негромко пропел ему: "Враги сожгли родную хату".
Слепой взял баян, опустил голову, стал подбирать мелодию. К удивлению Михаила, он повторил песню слово в слово.
- Я знал, что такая песня должна быть, - вымолвил он, сдвинув баян. - Как сказано: "Звезда несбывшихся надежд"!.. То ж про меня. - И он закрыл глаза, покачал головой.
Роза неслышно убрала со стола, сняла с керогаза чайник.
Андрей перекинул через плечо баян, прошел вдоль железной кровати с горкой подушек и толкнул дверь. Роза вынесла из второй комнаты шинель.
Устинов остался один. Роза как будто по-прежнему стояла перед ним, он думал о ней неясными картинами, в которых соединялись ее голос, теплота руки, пение слепого. И еще в них была какая-то отрезвляющая тень. Он огляделся - увидел жену. Она смотрела на него печально, без укора, словно жалела. "Во мне есть остров из прочного материала, - сказал ей Устинов. - Когда-то его оторвало от такого поселка, такого домика, такой девушки, как Роза". - "Знаешь, Даша двойку получила сегодня", - сказала Валентина. "Роза - девушка славная", - продолжал он. Жены рядом будто не бывало.
Устинов встал, на холодной печи лежала газета. "Комсомольская правда". Передовая статья - о воспитателе в рабочем общежитии. В Москве заканчивают строить станцию "Смоленская". Создан Атлантический союз НАТО. Холодная война. Карикатура Кукрыниксов на Трумэна. На четвертой полосе - короткий некролог: умер Иван Максимович Поддубный, первый русский чемпион мира, сын запорожских крестьян, "...принял в 1905 году участие во всемирном чемпионате по борьбе в Париже. Здесь русский богатырь положил на обе лопатки всех знаменитых иностранных атлетов..."
В детстве Михаил играл в Ивана Поддубного, не подозревая, что они живут в одно время. Богатырь уже был легендой, а Миша боролся с мальчиками в детском саду и называл себя Поддубным... Потом он становился Константином Заслоновым, Васьком Трубачевым, разведчиками из "Звезды". Та жизнь еще не стала историей, еще полстраны привязано к земледелию, еще города окружены многочисленными Грушовками, еще время идет пешком, как человек на работу, и почти каждый верит, что находящиеся рядом люди помогут в трудную минуту, ибо предстоит долго жить вместе...
