— А почему же не рассказать? Разве она не должна знать, что ее супруг и вместе с тем твой супруг и мой отец скоро прибудет? Почему ей не сказать, что ее сестра выходит замуж за Меружана? Зачем делать из этого тайну? — сказал Самвел возмущенно.
— А потому, что она не умнее малого ребенка. То, что она узнает, через минуту станет известно всему замку.
— Ты к ней несправедлива! Правда, у Вормиздухт сердце невинного младенца, но ум толковой женщины.
Хотя Вормиздухт и не понимала этого спора, но все же догадалась, что между матерью и сыном произошла размолвка, и потому сочла нужным вмешаться.
— Не огорчай свою мать, Самвел!
Затем, обратившись к Тачатуи, она спросила:
— Разве ты не рада, что моя сестра выходит замуж за твоего брата?
— Как не рада? — смягчая голос, ответила княгиня, — радость моя безгранична. Не всякому выпадает счастье стать зятем могучего персидского царя.
— Значит, надо благодарить Самвела за то, что он советует мне подготовиться к этой встрече. Я должна оказать царские почести и моей сестре и новому зятю моего брата. Ах, как радостен будет день их прибытия сюда!
При этих словах очаровательное лицо ее стало еще привлекательнее. Но мать Самвела была недовольна: она боялась, как бы сын не зашел слишком далеко в своей откровенности перед Вормиздухт, которую она считала неопытной и неосторожной женщиной.
Все сестры царя Шапуха носили имя Вормиздухт. Как среди древних армян, так и у персов существовал обычай: имена, данные дочерям при рождении, обычно не употреблялись; дочерей звали по имени отца. Отец царя Шапуха был Вормизд, и все его дочери носили имя Вормиздухт, что означает дочь Вормизда.
Дочь армянского царя Санатрука именовалась Сандухт, дочь героя Вардана Мамиконяна — Вардандухт, дочь первосвященника Саака Партева — Саакануйш, дочь Смбата Багратуни — Смбатуи.
Точно так же обе сестры Шапуха, одна из которых была выдана замуж за отца Самвела, Вагана Мамиконяна, а другая за Меружана Арцруни, звались по имени своего отца Вормизда — Вормиздухт.
С целью если не поглотить целиком, то, по крайней мере, подчинить себе Армению, персидский двор придерживался той же политики, что и Византия. Император Валент для привлечения Армении на свою сторону выдал Олимпиаду, свою родственницу, замуж за армянского царя Аршака. Наперекор ему царь Шапух решил выдать замуж двух своих сестер за знатных нахараров царя Аршака — Меружана Арцруни и Вагана Мамиконяна, а затем склонить их на восстание против своего царя.
Наследственным владением рода Арцруни являлся обширный Васпуракан, а нахарарской областью Мамиконянов — Тарон. Васпуракан примыкал к персидским границам со стороны Атропатены, а Тарон — со стороны Ассирии. Замужество двух сестер Шапуха открывало широкие возможности для вступления в Армению через эти две области.
— И еще одна приятная новость, Вормиздухт, — продолжал Самвел, не обращая внимания на недовольство матери: — твоя сестра скоро станет царицей Армении.
— Ах! Что ты говоришь! — воскликнула Вормиздухт и от радости настолько забылась, что вспорхнула, как невинная бабочка, бросилась на шею Самвела и долго не выпускала его из своих объятий, все спрашивая: — Это верно? Верно? Ты не шутишь Самвел?
— Нет, не шучу! Истинная правда!.. Твой брат обещал Меружану армянское царство! — ответил Самвел, высвободившись из ее объятий.
— Ах, как это будет хорошо! — сказала Вормиздухт, хлопая в ладоши. Усевшись на место, она обратилась к матери Самвела:
— Разве это не хорошо?
— Конечно, хорошо, — ответила та, вполне разделял ее ликование.
Самвел встал, несколько раз прошелся по залу и затем, остановившись перед Вормиздухт, сказал:
— Все это очень хорошо, Вормиздухт, но ты еще не знаешь, что Меружану, прежде чем сесть на царский престол, придется совершить немало дел…
— Каких же именно? — с любопытством спросила Вормиздухт.
— Я тебе все расскажу…
Мать снова, сделала знак сыну, чтобы тот замолчал.
— Она должна знать, от этого зависит в будущем успех дела! — сказал Самвел по-армянски. — Почему ты мне запрещаешь?
Он подошел к одному из окон и остановился. Несколько минут он молча смотрел с этой страшной высоты на расстилавшиеся перед ним окрестности. Внизу в глубокой пропасти неистово шумела Арацани. Сжатая теснинами Вахеваханской долины, река, как рассерженный чудовищный змей, извиваясь, билась о скалистое подножье замка. За рекой, на высокой скале, высились развалины древнего города. По преданию, этот город, выстроенный царем Санатруком, был столицей прежних владетелей Тарона — князей Слкуни, и был разрушен предком Мамиконянов — Мамгуном. Величественные развалины этого таинственного города покрылись лесами, а из щелей разрушенных башен выросли вековые дубы. Некогда огонь произвел здесь страшное опустошение, и по этой причине город назывался Мцурк[36]. Самвел смотрел на это превращенное в пепел величие, на эту угасшую славу… Он отвел глаза от столь печального зрелища и стал вглядываться вдаль. Вот Аветиац, а на склонах этой священной возвышенности красивая роща, где скрывался славный Глакский монастырь. Еще не умерло предание о хромом демоне, который потайными подземными ходами выносил пепел из монастырских печей и бросал в волны Арацани[37].
В Глакском монастыре погребены все предки Самвела. И мерещится ему, что из заветных могил поднимаются мрачные приведения великих покойников и обращают свои разгневанные лица к замку Вогакан, где теперь гнездится позорная для Мамиконянов измена. С тяжелым чувством отвел Самвел взор от Глакского монастыря и посмотрел направо. Он увидел там Ацяцский эдем: там среди чудесной гущи ясеневых деревьев возвышались вблизи Аштишатского монастыря купола церквей, выстроенных предками Самвела.
И он снова обратился к своей второй матери:
— Подойди сюда, Вормиздухт.
Вормиздухт легкими шагами подбежала и стала возле него в оконной нише. Мать Самвела посмотрела на них с явным неодобрением.
— Сейчас я расскажу тебе, Вормиздухт, что нужно сделать Меружану, прежде чем воссесть на армянский царский престол. И мы должны помогать ему в его начинаниях… в особенности ты, Вормиздухт.
Он протянул руку к ясеневой роще:
— Взгляни, дорогая Вормиздухт, как красиво освещает солнце своими яркими лучами эту рощу. Своей божественной теплотой оно вселяет жизнь в этот чудный рай. Там веет прохладой, и гибкие вершины деревьев, как нежно-зеленые волны, колышутся, вздымаясь, и сливаются с небом. В гуще этих деревьев стоят храмы, построенные Мамиконянами. Сколько сокровищ истощили мои предки, украшая всевозможными драгоценностями священные престолы этих храмов!.. Несколько сот монахов кормятся там нашим хлебом и молятся за души своих благодетелей. А теперь, милая Вормиздухт, мы же, Мамиконяны, сокрушим эти храмы, а на их место воздвигнем персидские капища. Пусть прахом и пеплом покроются эти священные места! Да сгорит эта прекрасная роща и станет пеплом в неугасимом пламени Ормузда![38] Пусть вместо благоухания христианского ладана и иных благовоний в этих священных местах подымется чад от жертвоприношений магов!.. Пусть умолкнут тоскливые звуки колокола и молитвенного клепала! Пусть на этих чудесных высотах каждое утро при восходе солнца и каждый вечер при его закате будут звенеть литавры и звучать трубы магов! И пусть благочестивый армянский… шинакан, услышав этот призыв, дрожа от страха, поднимется на крышу своего дома, чтобы возносить поклонение восходящему и заходящему светилу. Слышишь, милая Вормиздухт, чего требует твой брат и что должен сделать Меружан, чтобы стать царем Армении?
Но Вормиздухт не слышала его. Она была в каком-то сладостном забвении. Рука ее лежала на плече взволнованного юноши и, прижавшись к нему, упоенная его дыханием, она прислушивалась только к музыке его слов. Всякий раз, когда он делал небольшое движение, указывая на тот или другой предмет, сердце молодой женщины замирало от знойной истомы…
Однако прислушивалась к словам сына княгиня.
— Довольно! — угрожающе воскликнула она.
Голос матери заставил Самвела очнуться от горячего увлечения.
— Насмехаешься, Самвел?! Подумай, о чем ты говоришь, — продолжала она. — Вормиздухт, отойди от него!
— Да почему ты считаешь насмешкой мое воодушевление, дорогая мать? — сказал Самвел, отступая от окна. — Я совершенно не насмехаюсь, я хотел лишь угодить тебе…
Вормиздухт с сожалением отошла от окна, лишившись минутной близости Самвела. Неровными шагами она направилась к двери, не глядя на Тачатуи.
— Куда же ты, Вормиздухт? — спросила княгиня.
— Мне не по себе… голова закружилась… пойду немного отдохну…
Она быстро вышла, забыв свое опахало, лежавшее на диване. Самвел взял его и быстро пошел следом за мачехой. Он догнал ее в прихожей.
