— О Милосердный, этот человек пожелал стать нашим братом.
Властное бритое лицо римлянина недовольно нахмурилось, он перешел на незнакомый Юргуту прищелкивающий язык. Седой алан отвечал. Германцы, поднявшись с колен, отошли к двери. Кажется, римлянин ругал Туна. А тот оправдывался. Наконец тот, кого называли Милосердным Братом, велел Юргуту подняться с пола, сам уселся в золотое кресло, проницательно уставился на Безносого, спросил:
— Знал ли ты о подземелье раньше?
— Слыхал от тысячника Чегелая. А ему говорили пастухи.
— Значит, Чегелай посылал тебя искать сокровища даков?
— Да, вместе с сотником Дзивуллом.
Римлянин не спросил, кто такие Чегелай и Дзивулл, из чего Безносый заключил, что тот уже знал и про того, и про другого. Чтобы задобрить сурового Милосердного Брата, Юргут сказал:
— Я знаю язык и письменность римлян. Моя мать была из рода Аврелиев.
— Вот как! — удивился римлянин и заметно смягчился, но вскоре вновь нахмурился. — Но у тебя все повадки гунна! Значит, это ты колотил третьего дня бревном в железную дверь?
Ва, сколько можно об этом спрашивать? Неужели та дверь ведет именно в это подземелье? Ва–ба–бай! Так оно и есть! Иначе бы не интересовались!
— Да, я колотил, — подтвердил Юргут. — Но мы не смогли открыть ее. Очень прочная.
— Ты знаешь, куда она ведет?
— Нет.
— А Чегелай?
— Тоже нет. Но он знает, что сокровища спрятаны в поминальном храме. Знает он и о золотом кресле, которое искал вождь вандалов Гейзерих, но не нашел…
Безносый тут же спохватился, поняв, что сказал лишнее, ибо последнее известие не просто насторожит Милосердного Брата, но и заставит принять меры по сокрытию золота, если оно в подземелье. Но, как говорят гунны: слово не баран, выскочило — за хвост не удержишь.
Римлянин долго молчал, раздумывая, наконец произнес:
— Я приму решение. А пока, брат Тун, отведи его к новичкам.
Тун сделал знак Юргуту следовать за ним. Вышел и гунн. Готы остались в зале. Тун привел десятника в небольшое помещение, похожее на христианскую келью, выдолбленную в скале. Здесь в углублении–очаге пылал костер. Вокруг очага расположились мужчины и женщины. Больше десятка. Одна из женщин укачивала плачущего младенца. Над костром висел закопченный котел, распространяя вокруг вкусный запах мясного варева. К вошедшим шагнул приземистый широкоплечий римлянин с бледным рябым лицом и орлиным носом. С любопытством спросил:
— Кто это с вами, брат Тун?
Тун ответил приземистому на прищелкивающем языке. Видимо, объяснил все, потому что на рябом лице римлянина появилось озадаченное выражение.
И тут Безносый увидел Дзивулла. Его друг сидел по другую сторону костра и молча, серьезно смотрел на Юргута блестящими от жары глазами. Даже не сделал попытки подняться, чтобы поприветствовать приятеля. Десятник показал ему знаками, чтобы он замолвил за него словечко. Но сотник не пошевелился, по его бесстрастному лицу нельзя было понять, узнал ли он Юргута. Приземистый, выслушав объяснения Туна, повернулся к Дзивуллу, мирно спросил, показав на Безносого:
— Он знал о твоем побеге?
— Я никому не говорил, — ответил тот.
— Значит, он обманывал, что Чегелай грозился убить его?
— Чегелаю достаточно и подозрения.
— Достойный ли Юргут человек?
— Как все. Смел, жесток, похотлив, алчен, хитер.
После столь исчерпывающего ответа Безносый решил, что его сейчас выведут из пещеры и скорей всего размозжат голову дубинками. Но Дзивулл неожиданно добавил:
— В Потаиссе, брат Фока, этот человек спас женщину от смерти.
Гунн Эрах горячо проговорил:
— Брат Фока! Этот человек может избавиться от своих дурных наклонностей, как избавились уже многие из нас. Надо его испытать!
В конце концов Безносого накормили, отвели в одну из боковых ниш, где лежала охапка сухого сена. Он лег и мгновенно уснул. И вот тут ему приснился сон, пригодившийся впоследствии. Ему приснилось, что стена кельи вдруг раздвинулась. За ней сиял солнечный день, куда–то вдаль уходила степная дорога. Вдруг зазвенел колокольчик, показался большой караван, нагруженный хурджинами, туго чем–то набитыми. А на переднем верблюде сидел Милосердный Брат в белом одеянии и царской короне.
1
Когда брат Тун разбудил его, Безносый не понял, день сейчас или ночь. На стене горел факел, рассеивая тьму. Судя по тому, что тело хорошо отдохнуло, спал он долго. В келье, кроме них, никого не было. Тун принес Безносому вареное мясо, ячменную лепешку, поставил кувшин с чем–то густым и сладковатым. Когда Безносый насытился, Тун сказал:
— Слушай меня внимательно, брат Юргут! Я тебя предупреждал: будь готов к тяжким испытаниям. Тем не менее ты последовал за нами. Теперь знай: из подземелья ты не выйдешь до тех пор, пока не пройдешь Дня Испытаний.
— А когда он будет и в чем заключается? — быстро спросил десятник.
— Его назначит Старший Милосердный Брат, когда решит проверить, насколько ты избавился от дурных наклонностей.
— Хай, я уже избавился!
Седой алан сурово посмотрел на Безносого.
— Не будь самонадеян! Повторяю: из подземелья ты не выйдешь. И останешься в нем уже навсегда, если не выдержишь испытания. В чем оно состоит, сказать не могу. Но бойся, брат Юргут, не выдержать!
— У меня есть монеты! — быстро шепнул Безносый.
— Сколько? — также шепнул Тун.
— Пять. Все тебе отдам! Только ответь на вопросы.
— Какие вопросы?
— Та железная дверь, в которую я колотил бревном, ведет в это подземелье?
— Да.
— Покажи, как к ней пройти.
— Зачем? — Лицо алана омрачилось. Так как Безносый промолчал, брат Тун продолжил: — Даже если я ее тебе и покажу, все равно не выйдешь. Секрет открывания двери утерян, и никто его не знает. Но дело не в том. За столь короткое время ты дважды солгал и соблазнял меня предать моих собратьев.
Лицо алана омрачилось.
— Ха, Откуда ты знаешь, что я солгал?
— В твоем правом сапоге не пять монет, а десять. Так или не так? Брат Дзивулл, с кем ты грабил скифские могилы, не солгал нам ни разу. Скажу, что вы напрасно бы проискали в усыпальнице даков сокровища. Золота там уже нет.
— Где оно?
— Здесь, в подземелье.
— Подземелье большое, в каком месте?
Тун тяжко вздохнул.
— Теперь и я жалею, что привел тебя к нам. Долго же тебе придется ждать Дня Испытаний. Но знай, все в воле Всевышнего Милосердного Брата. Вся наша община будет молиться ему о ниспослании тебе благодати очищения.
— Кто этот Всевышний и Милосердный — Христос?
— Нет, не Христос. У нас своя вера. Я расскажу тебе о ней. А заодно и о нашей общине.
— Слушаю со вниманием! — вскричал заинтересованный Юргут.
Тун помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил на языке Степи, равно понятном гунну и алану, в котором гуннские слова перемежались со множеством заимствований из германских, славянских и других языков, обозначающих то, чего у гуннов не было. На памяти Юргута в речь Степи вошли славянские слова «мед», означающий сладкий душистый напиток, и «страва» — поминки по покойному. Встречались в речи брата Туна римские и греческие слова, ставшие уже привычными.
— Итак, слушай, Юргут! Много лет назад в Верхнем дворце жил дакийский царь. Очень жестокий и умный. А это было время большой войны между даками и римлянами, которые были в союзе с вандалами. Когда дакийский царь понял, что поражение неминуемо, он велел прорыть подземный ход из дворца в потайную долину…
— Та ли эта долина, в которой усыпальница? — живо спросил Безносый.
— Нет, другая. Ее невозможно обнаружить, она скрыта в неприступных скалах. Подземный ход рыли через гору. Тогда–то в недрах горы и нашли огромные пещеры. Они оказались сухие, теплые, и в них всегда был свежий воздух. Возможно, из–за ручья, протекавшего в одной из них. Узнав о пещерах, царь распорядился построить там подземный дворец, а заодно и кладовые, чтобы наполнить их всевозможными припасами. Когда подземный дворец был закончен, царь устроил пир, на котором собрал всех, кто ведал о существовании подземелий. Ты, наверное, уже догадываешься, что за этим последовало? Да, именно так. Царь велел их отравить. Остались только двое, знающие тайну Нижнего дворца, — сам царь и один из его приближенных. Они же владели и секретом той двери, в которую ты со своими воинами, так упорно колотил бревном…
— Я не виноват, мне приказал Чегелай!
— И он же велел узнать, где скрыты сокровища?
— Конечно! Кто еще!
— Значит, ты пришел к нам не по своей воле?
