l:href="#note_46" type="note">46 этого не примут. Так как они заслеплены одним — алчностью, эгоизмом, страхом. Поэтому они и желают убить Иисуса.
Ученики шли молча за Учителем. Они оставляли город. Город, который не принимал и не хотел принимать тех, кто говорил иначе, чем в храме. Город, который давно уже стал разбойничьим гнездом и не раз уже убивал посланных к нему пророков. Город, который превращался в руину. Город Бога того самого бога, которого он не принимал. Которого здесь совсем не ждали. Для которого здесь не было места. Но куда же они идут так поздно? В Гефсиманский сад.
Единственное, что не оставляло их покоя это предательство. И снова каждый думал о себе. И каждый отрицал кого-либо из своих собратьев. Ведь за столько времени они уже успели сдружиться и узнать побольше друг о друге.
Но никто из них не вспомнил об Иуде, словно того никогда и не существовало. Никто даже не спросил, куда он делся. И это было символически. Ведь каждый вспоминал, что он спрашивал Иисуса о предателе. Но никто не мог вспомнить, какой же был ответ.
Я — Истина
Он сидел в темнице и ожидал казни. С его жизнью покончено. Все, что было, осталось позади тюремной двери. И все, чем доселе жил, о чем мечтал, больше не имеет никакого значения. Теперь, все его амбиции в далеком прошлом. А жить ему осталось всего ничего последняя ночь. А потом его жизнь останется только горьким воспоминанием для родных и близких людей, а его самого будет навсегда вычеркнуто из книги жизни. Это конец.
Варавва смотрел сквозь маленькое окошко в ночное небо. И это было его единственной отрадой в течении этих последних часов. Ведь завтра, в этот же час его уже не будет в живых. Завтра, Пилат подпишет приговор, и он отправится на место казни. Не просто казни, а той позорной, которой «награждают» всех зачинщиков восстаний. Они прибьют его к кресту и оставят умирать под палящим солнцем. Там, посреди пустоты, в одиночестве и забвении подыхать от жары и боли на глазах у всех. И того же проклятого Рима. Того самого Рима, против которого он и воевал. Того Рима, который забирал свободу и тысячи жизней по всей своей территории. Того проклятого Рима, который навязывает свои желания всем другим народам.
Он вспоминал, свои молодые годи. Тогда ему было только двадцать лет. Молодой, сильный и амбициозный, он не хотел повиноваться законам. Он был храбрым. И поэтому многие с ним считались. Он мог достичь много в жизни. Но нет же. Он, вместе со своим братом Симоном, ввязались в отряд зелотов. И хоть кое-кто предупреждал их о страшном конце, оба только посмеивались. Ведь их то, поддерживает сам первосвященник. Конечно, тайно. Но все же, деньги с казни храма тратятся на это, еду, одежду и другие нужные вещи. Что еще надо. «С нами Бог!» — неоднократно говорят священники и неоднократно скрывают своих протеже в храме от римских отрядов.
Варавва был отпрыском разоренной священнической семьи. Конечно, кое-что таки еще было. Но с новой властью надо было делиться, с ордой прокуратора. А еще платить налоги, которые росли все выше. Священники больше не имели заработка. Надо было учиться выживать в новых условиях.
Симон и Иаков были братьями. Они выросли и построили семьи. У Иакова было шестеро детей: три сына и три дочери. Один из них и был Иисус. Он был самым младшим, но самым эгоистическим. Он всегда желал большего. Хотел получить от жизни все, что только можно. Поэтому, с самого раннего возраста искал для себя возможности достичь первенства.
Еще он рос в антиримском обществе. Отец, как истинный правоверный сын своего народа, всегда подогревал в своих детях идеи первенства и избранности их народа. Все это опускалось тяжелым камнем на сердце молодого авантюриста.
Как-то к ним пришел в гости их родственник Авинадав, троюродный брат Иакова.
— Как поживаешь, братец? — спросил его Иаков.
Он хорошо знал, как тот живет. Та же, как и его настроение. Но хотел показать перед своими домочадцами главную черту всех проблем.
— Ты и сам знаешь — ответил тот — Не очень-то и важно. К старости идет. Думаю о смерти.
— Ладно тебе! Ведь ты моложе меня на три года. Тебе еле сорок стукнуло.
— Да, это так. Но времена такие. Никто не знает, кто и когда умрет — ответил тот.
— А все потому, что нет у нас государственности! Нами правят чужаки! Мы разбросаны. Вот когда римляне отсюда уберутся, вот тогда мы и заживем.
— Ну и ну — улыбнулся Авинадав — Неужели ты в такое веришь? В рай на земле? Богатые всегда будут богаты. А нищие всегда будут нищими. При любой власти.
— Так ты не веришь нашему писанию? — возразил Иаков, — Какой же ты иудей?
— Какой уж есть. Я верю и надеюсь на Бога. А не на что-либо иное.
И под этим словом «иное» он четко имел в виду подстрекаемые иудейской верхушкой зелоты. Он оставил Иерусалим много лет назад и поселился подальше от шумного и беспокойного гнезда. Он верил в то, что придет новое время, а вместе с ним и мессия, которого уже давно ждут. Но вместе с тем Авинадав понимал, что силой все эти проблемы не решить.
Он был хорошим толкователем Торы и очень подробно знал историю своего народа. А еще он понял то, что бог наказывал этот народ не просто так, а из-за его грехов. Поэтому и видел во всем происходящем замысел Всевышнего. И ни что иное.
— Какой же ты, Авинадав, безвольный — сказал Иаков — Ты веришь в то, что бог будет творить какие-то чудеса здесь? Что мы неоткуда получим свое царство и все иное?
— Нет. Я верю в то, что он не оставит нас. А это самое главное.
Время шло. Авинадав состарился. Теперь он больше не навещал своего друга Иакова. Своего нечастного друга, как он говорил. Но вместе с тем, очень переживал за него.
А вот Иаков успешно налаживал свою жизнь. Он активно занимался делами. А
