– Верный сэр Джулиус! – Этими словами короля Карла Джулиус гордился всю жизнь. – Мы числим вас среди наших преданнейших друзей.
– Я был бы счастлив сразиться за ваше величество, – сказал тот. – Но воин из меня никудышный.
– Мы предпочитаем оставить вас в Лондоне, – изрек король. – Нам нужны верные друзья, на которых мы сможем опереться.
И Карл добрых полчаса прохаживался с ним по четырехугольному двору старого колледжа, выспрашивая подробности о положении в городе и его укреплениях. Со своей стороны, он не преминул наполнить Джулиуса уверенностью, объяснив:
– Мои многочисленные доброжелатели желают мне пойти против совести. Но я не должен этого делать. На мне лежит священный долг.
Но Джулиуса в самое сердце поразили слова, произнесенные напоследок.
– Я не могу предсказать, чем закончится эта великая смута, – негромко сказал король Карл. – Но если, сэр Джулиус, что-нибудь случится со мной, то у меня есть два сына – два отпрыска королевской крови, мои преемники. Могу ли я просить вас быть верным им так же, как мне?
– Вашему величеству незачем просить, – ответил тот, глубоко растроганный. – Даю вам слово.
– А у меня нет подданного, чье слово было бы крепче, – заключил король. – Благодарю вас, сэр Джулиус.
Джулиусу больше не удалось выбраться в Оксфорд: подступы к Лондону слишком бдительно охранялись. Но с этого дня он обрел внутреннюю силу. Пусть его жизнь в Лондоне была серой и тоскливой – он находился там с определенной целью и тихо напоминал родным: «Я поручился перед королем своим словом».
Однако в дальнейшем ему не всегда бывало легко сохранять присутствие духа. В начале 1645 года круглоголовые казнили архиепископа Лоуда. Это показало, как далеко они готовы пойти. Когда Кромвель и его армия выиграли войну, а король Карл был пленен, он все еще надеялся на договоренность. Однажды к нему прибыли тайные гонцы от монарха, и он посоветовал: «Если король откажется от епископов, парламент и лондонцы наверняка пойдут на компромисс». Но Карл не уступил, и Джулиус не особенно удивился, памятуя о его словах: «На мне лежит священный долг». Переговоры длились, и не было им конца, а Джулиус гадал, возможно ли оным вообще завершиться.
И все-таки события последних двух месяцев казались ему невероятными. Мощь парламентской армии проявилась в полной мере лишь после чистки, устроенной Прайдом. Утвердившись во власти, военные действовали беспощадно. К январю спектакль был готов. Короля доставили на заседание в Вестминстер-Холл. «Или на глумление вместо суда», – откомментировал Джулиус. Понятно, что многие из присяжных, включая нескольких лондонских олдерменов, отвергли участие в процессе против короля. Карл, как и подобало, отказался признать авторитет суда, но указал и на то, что это был даже не суд парламента, ибо армия изгнала часть его членов. В ответ трибунал удалил подсудимого как на первый, так и на второй день заседания. «По сути, дело рассмотрено в его отсутствие», – отметил Джулиус. На третий день армейские ставленники, настаивавшие на именовании короля «Карлом Стюартом – человеком, запятнанным кровью», произвольно приговорили своего монарха к смерти. «Архиепископа мы убили, – провозгласили они. – Остался король – и дело будет сделано».
Значит, дошло и до этого. Когда закончится эта ночь, осиянная холодными звездами, они умертвят своего короля. Такого еще не бывало. Но если они рассчитывали изменить этим мир, то, по крайней мере, сэр Джулиус, продолжавший нести бессонную вахту, поклялся себе: «Не выйдет».
Незнакомец жил в «Джордже» уже четвертые сутки. Это был просоленный морской волк, но он никому не мешал и держался замкнуто. Каждый день уходил с утра и не показывался до сумерек. Никто не знал куда, хотя постоялец признался хозяину двора, что прежде никогда не бывал в Лондоне, но занят этот человек был постоянно. Когда трактирщик спросил, пойдет ли он утром смотреть на казнь короля, тот покачал головой: «Некогда». До отплытия у него осталось всего три дня.
С тех пор как первый помощник удостоился поручения от Черного Барникеля, прошло двадцать лет; все эти годы он выполнял последнюю волю пирата. Но время не значило для него ничего. Его попросили доставить послание, и он намеревался держать слово, покуда мог. Минуло три года, пока ему удалось навести в Виргинии подробные справки о Джейн, но после ее след потерялся. Однако через год он пробыл в Джеймстауне еще десять дней, и тогда ему повезло больше. Кое-кто вспомнил женщину по его описанию. Выяснилось, что она вышла за Уилера, и к моменту отплытия первый помощник вполне уверился в том, что Джейн и вдова Уилер – одно и то же лицо. Ему сообщили, что она вернулась в Англию. «Говорила, что прибыла из Лондона», – вспомнил один фермер. Десять лет назад помощник разыскивал ее в Плимуте, пять – в Саутгемптоне и вот появился в Лондоне.
Его действия отличались простотой и последовательностью. Он ходил от прихода к приходу и спрашивал у священников о вдове Уилер. До сих пор он ничего не достиг. Но завтра, быть может, ему улыбнется удача. Он собирался обойти Чипсайд, заглянуть в Сент-Мэри ле Боу и маленькую церковь Святого Лаврентия Силверсливза.
В то морозное утро народ уже спозаранку стал стягиваться к Уайтхоллу, однако миновали часы, а ничего так и не произошло. Перед прекрасным Банкетным залом архитектора Иниго Джонса, сверкавшим белизной даже в серости январского утра, возвели деревянный помост. Вокруг выстроился караул круглоголовых, уже дважды сменившийся, в тяжелых кожаных куртках и прочных сапогах. Солдаты, вооруженные пиками, оттесняли зрителей все дальше.
Джулиус размышлял о настрое толпы. Фанатичные пуритане вроде Гидеона? Такие имелись, но большинство представляло собой разношерстную публику – от джентльменов и адвокатов до рыбачек и подмастерьев. Было ли им все равно? Явились ли просто развлечься? В своем ожидании на лютом холоде они казались странно покорными. Он подумал о Банкетном зале с великолепным потолком, расписанным Рубенсом. Там повествовалось о вознесении на небеса короля Якова, отца Карла, – не первый случай, когда шедевр вырастал из темы слегка абсурдной, и Джулиус задумался над его подлинным смыслом. Картина означала двор, цивилизованный европейский мир короля и его окружения, великолепные здания, грандиозные собрания картин – все, что уничтожалось грубыми, упрямыми пуританскими хамами с их звероподобным Богом. Ждал ли король там, внутри? Было ли ему разрешено в последний раз полюбоваться им же созданной красотой? Толпа запрудила всю площадь, с трех сторон окруженную зданиями Уайтхолла. Подтягивалась конница, окружавшая плаху. Забили барабаны. И мигом позже спокойно вышел король английский Карл I, одетый просто, но элегантно – в дублет и плащ.
Странно. Джулиус ждал дружного рева, а то и улюлюканья, однако толпа безмолвствовала. За королем последовал священник в длинной рясе, затем несколько секретарей и другие участники казни. Наконец, замыкая процессию, появился палач в черной маске и с топором.
По обычаю приговоренный к смерти мог обратиться к народу. Это было дозволено и Карлу Стюарту. Король заговорил, поглядывая в листок бумаги. Джулиус припомнил их встречу в Гринвиче. Те же спокойные манеры, та же выверенная учтивость. Казалось даже, что монарх обращался не к сброду, явившемуся поглазеть на его смерть, а к иностранным послам.
А что он вещал? Джулиус видел, что секретари на помосте делали пометки, но почти ничего не слышал со своего места. Отдельные фразы, однако, уловил. Король заявил, что не он, а парламент начал спор о привилегиях. Монархи, напомнил он, существуют для хранения древних установлений, которые суть залог свободы англичан. Теперь же остался лишь произвол меча. Какими бы ни были его прегрешения – «Я принимаю мученичество за народ! – воскликнул король. – И как христианин Английской церкви, что завещал мне отец!»
Затем наступил час расправы. С Карла сняли плащ и дублет, и он остался в белой рубахе, ниспадавшей на штаны ниже колен. Волосы убрали под головной убор и повели его к плахе. И в этот миг, в ужасной тишине перед тем, как опуститься на колени, король Карл, изучавший толпу, перехватил взгляд сэра Джулиуса Дукета.
Глаза короля были полны горечи, эти очи на благородном, августейшем лице, но в них как будто заключался вопрос. Да разве мог забыть Джулиус свою клятву в Оксфорде и мрачные, пророческие слова короля: «Если что-нибудь случится со мной»? Глядя в глаза королю Карлу, Дукет быстро кивнул. Ошибиться в значении жеста было невозможно. И он гласил: «Я обещал». В минуту смерти Карл должен был знать, что в этой толпе хотя бы кто-то останется верен его сыновьям. Джулиусу почудилась благодарность в ответном взгляде.
Даже злейшие враги не могли отрицать, что король английский Карл I принял смерть с величайшим достоинством. Палач ударил мастерски, всего один раз, и толпа издала звучный стон, словно вдруг осознала ужас содеянного. Может статься, что, когда палач воздел отсеченную голову, не только сэр Джулиус Дукет сказал про себя: «Король умер. Да здравствует король!»
