«Помазанники божьи» деградировали уже настолько, что ненормальное присутствие Распутина при своих «высоконареченных» особах они расценивали как нормальное явление самодержавного быта. Иногда мне даже кажется, что Распутин в какой-то степени был для Романовых своеобразным наркотиком. Он стал необходим для Николая II и Александры Федоровны точно так же, как пьянице нужен стакан водки, как наркоману потребно регулярное впрыскивание наркотика под кожу… Тогда они оживают, тогда глаза их снова блестят!
И надо достичь высшей степени разложения, нравственного и физиологического, чтобы считать общение с Распутиным «божьей благодатью»…
Я, наверное, не совсем понимаю причины возвышения Распутина еще и потому, что стараюсь рассуждать здраво. Чтобы понять эти причины, очевидно, надо быть ненормальным. Возможно, что надо даже свихнуться до того состояния, в каковом пребывали последние Романовы, – тогда Распутин станет в ряд необходимых для жизни вещей…
На этом я и позволю себе закончить роман.
Роман – это дом с открытыми дверями и окнами.
Каждый может устраиваться в нем как ему удобнее.
Жанр романа тем и хорош, что оставляет за автором право что-то недосказать, чтобы оставить простор для читательского домысла.
Без этого домысла никакой роман не может считаться законченным.
Считаем необходимым познакомить читателей с предисловием автора к первому полному варианту романа. (Ред.)
Роман «Нечистая сила» я считаю главной удачей в своей литературной биографии, но у этого романа очень странная и чересчур сложная судьба…
Помню, я еще не приступал к написанию этой книги, как уже тогда начал получать грязные анонимки, предупреждавшие меня, что за Распутина со мною расправятся. Угрожатели писали, что ты, мол, пиши о чем угодно, но только не трогай Григория Распутина и его лучших друзей.
Как бы то ни было, роман «Нечистая сила» был написан, и вскоре же я имел договор с Лениздатом. В ожидании выхода романа отдельной книгой я уступил его для публикации журналу «Наш современник». Редакция журнала известила, что роман, слишком объемный, будет печататься в сильном сокращении.
Однако когда он вышел, я – в журнале – обнаружил не свое, а чужое название «У последней черты», первые же страницы публикации были написаны не мною, а чужой рукой. По сути дела под названием «У последней черты» читатель получил не сокращенный вариант романа, а лишь отрывки из него, по которым никак нельзя было судить обо всей книге.
Но даже этих отрывков оказалось вполне достаточно, чтобы взволновать ближайшее окружение Л. И. Брежнева, которое в сценах коррупции при дворе Николая II, в картинах расхищения и продажности увидело самих себя и все грехи своей камарильи. Недаром же в середине публикации мой роман пожелали «редактировать» сами жены – того же Л. И. Брежнева и М. А. Суслова.
Первый удар был нанесен мне со стороны М. В. Зимянина, который требовал меня «на ковер» для учинения надо мною расправы. Затем появилась разгромная статья Ирины Пушкаревой (кто она такая – до сих пор не ведаю), послужившая сигналом для общей травли меня. После этого вступила в действие «тяжелая артиллерия» – в лице М. А. Суслова, и его речь, направленная против меня лично и моего романа, была угодливо подхвачена страницами «Литературной газеты».
Лениздат, конечно, сразу же порвал договор со мною, но при этом расторг договор и на издание популярной книги М. К. Касвинова «Двадцать три ступени вниз», ибо наши материалы были во многом идентичны.
Прошло много лет, вокруг моего романа и моего имени сложился вакуум зловещей тишины – меня попросту замалчивали и не печатали. Между тем историки иногда говорили мне: не понимаем, за что тебя били? Ведь ты не открыл ничего нового, все, что описано тобою в романе, было опубликовано в советской печати еще в двадцатые годы…
К сожалению, редакция Лениздата, отвергая мой роман, ориентировалась на мнение опять-таки Ирины Пушкаревой, которая писала для той же редакции: «По прочтении рукописи романа В. Пикуля так и остается неясным, зачем понадобилось автору поднимать давно забытые и погребенные на свалке истории события и факты второстепенного значения». А для меня, автора, оставалось неясным, почему события кануна революции, невольно приблизившие ее начало, оказались «на свалке» и почему они кажутся критикессе «второстепенными»?
Но не будем забывать, что писано это в том бесплодном и поганом времени, которое ныне принято называть «эпохой застоя», а потому нашим верховным заправилам совсем не хотелось, чтобы читатель отыскивал прискорбные аналогии – между событиями моего романа и теми вопиющими безобразиями, которые творились в кругу брежневской элиты. В самом деле, разве голубчик Чурбанов не похож на Гришку Распутина? Похож! Еще как похож, только бороды не имел…
Вот, думаю, главные причины, по которым роман вызвал столь яростную реакцию в самых верхних эшелонах власти. Но теперь времена изменились, и я буду счастлив, если читатель – наконец-то! – увидит мой роман под настоящим его названием и в полном объеме.
* * *
В творческой судьбе Пикуля работа над романом «Нечистая сила» стала важным этапом, принесшим глубокое удовлетворение. Но в личной жизни это было катастрофически сложное время, оставившее глубокие, так и не зарубцевавшиеся до конца жизни следы…
На основании договора, подписанного 28 мая 1973 года с Лениздатом, Валентин Саввич отослал рукопись по привычному для него адресу. (Так уж сложилось, что на протяжении многих лет книги Пикуля, который никогда не был членом партии, выпускало партийное издательство, находящееся под эгидой ленинградского обкома КПСС.) «Нечистая сила» попала в обкомовскую структуру, где первыми читателями рукописи были цензоры, редакторы и рецензенты, специализировавшиеся в основном на продукции партаппарата.
По рассказам Валентина Саввича, он шел к этому роману более десяти лет. Сколько было «перелопачено» материала! Не считая мелких газетных и журнальных заметок, которых он просмотрел многие сотни, «список литературы, лежавшей на столе автора», присовокупленный к рукописи, включал 128 наименований.
Держу сейчас его в руках. Это не просто библиография – в нем мнение автора о прочитанном. Не могу удержаться, чтобы не процитировать хотя бы выборочно:
4. АЛМАЗОВ Б. Распутин и Россия. Изд-во «Грюнхут», Прага, 1922. Книга перенасыщена ошибками, а посему почти не использовал ее в работе.
20. БЬЮКЕНЕН, Джордж. Моя миссия в России. Пер. с англ. Д. Я. Блоха. «Обелиск», Берлин, 1924. Наконец, паршивейший советский перевод мемуаров с приложением статьи А. Керенского КОНЕЦ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ в издании ГИЗ (М., 1925).
25. ВЫРУБОВА А. А. Фрейлина ея величества. Интимный дневник и воспоминания. 1903–1928, Рига, без года. Это немыслимое вранье не использовал в работе.
73. ОБНИНСКИЙ В. П. Без даты. Последний самодержец. Берлин, ок. 1912. Как известно, тираж ок. 500 экз. был почти полностью уничтожен царской охранкой, 1 экз. книги имеется в Москве, другой у меня.
101. СИМАНОВИЧ А. С. Распутин и евреи. Записки личного секретаря Распутина. Рига, б/г.
Запомни, читатель, эти книги и комментарии Пикуля. На «Нечистую силу» было дано две рецензии, разные по форме и содержанию, но сходные своим категорическим неприятием книги. Может, и не заслуживает внимания пространное их рассмотрение, но оно поучительно с точки зрения показа несостоятельности концепций, базирующихся на сиюминутном поветрии, на настроении и мнении стоящих над…
Так, старший научный сотрудник АН СССР, кандидат исторических наук Пушкарева И. М. писала по прочтении рукописи:
– «остается неясным, зачем понадобилось автору поднимать давно забытые и погребенные на свалке истории события и факты…»;
– «плохое знание истории (?! – А. П.) приводит автора в стан наших идейных противников за рубежом»;
– «в романе Пикуля в противоречии с устоявшимися взглядами в советской исторической науке революционная эпоха начала XX века, освещенная гением В. И. Ленина, названа ни много ни мало как „эпоха“ распутинщины»;
– «пренебрежительно относится автор к марксистско-ленинским взглядам на войну и революцию… дает свое понимание заслуг исторических деятелей».
Пренебрегает марксизмом-ленинизмом, противоречит устоявшимся взглядам, высказывает свое понимание и т. д. – в то время это было совсем не похвалой. Это сейчас оценку поведения автора в те времена можно воспринимать как орден за личное мужество, за вклад в демократию и гласность.
И далее:
– «литература, которая „лежала на столе“ у автора романа (судя по списку, который он приложил к рукописи), невелика…»;
– «роман… не что иное, как простой пересказ… писания белоэмигрантов – антисоветчика Б. Алмазова, монархиста Пуришкевича, авантюриста А. Симановича и пр.».
