– Небось, уже спохватилась, – хохотнул Кузя. – И что? Расскажет, что приезжали журналист с помощником? Пускай ищут! Я ж тебя недаром проселочными дорогами гнал. Никто нас не видел, значит, и опознать не смогут.
Вечером следующего дня Сенакоев возвращался из столицы Северной Осетии. В душе его все пело, Алан был готов орать от восторга. Сумма, полученная от неопрятного и лысоватого Петра Александровича, лежала во внутреннем кармане пиджака, и Алан, сам того не замечая, то и дело прикасался к груди.
«Деньги! – билось в голове. – Много денег! Ай да Кузя! Ай да я! – потом мысли приобрели другое направление. – Говорят, что Зинаида из закусочной дает за бабки. Интересно, много она берет? – Он прикинул и решил: – Наверное, рублей триста. Вряд ли больше. Да пусть хоть пятьсот, хоть тысячу! Могу себе позволить!»
– У нас на всю республику порядка трех тысяч солдат. Это восемь батальонов, растянутых вдоль административной границы на восемьдесят километров, – рассказывал Олегу Ревазов. – В самом Цхинвале только два батальона, один прикрывает левый берег реки Лиахвы, другой – правый. Из тяжелой техники – несколько БМП. Саакашвили атакует с южной окраины – там всего полкилометра до границы с Грузией, и с флангов. Их танковая колонна заходит с юга из грузинского села Никози. Оттуда, – он показал рукой. – Плохо то, что к полудню им удалось прорвать нашу оборону и пройти по правому берегу Лиахвы. Цхинвал окружен.
– И что будем делать? – спросил Светлов.
– Держаться, – жестко ответил Ревазов. – Пока что им меньше трети города захватить удалось, да и там сопротивление продолжается. Нам бы танки грузинские остановить! Худо, что выстрелы из РПГ их броню не берут. Нужно или точно в затылок бить или в специальные точки в бортах, но туда попасть не просто… Ладно, пошли.
Шесть человек, напряженно оглядываясь, пробирались вдоль стен зданий и заборов. Улицы обезлюдели. То здесь, то там поднимался жирный черный дым – Цхинвал горел.
Неожиданно где-то неподалеку взревел танковый мотор. Ревазов прислушался, потом резко махнул рукой. Ополченцы проскочили строительную площадку, поперек которой лежал рухнувший подъемный кран, и оказались на узкой улочке, застроенной частными домами. Повинуясь команде, залегли за длинной бетонной трубой, лежащей на обочине.
Ревазов приказал что-то по-осетински, покосился на Светлова и перешел на русский.
– Не высовывайтесь. Стрелять только по моей команде.
Рев двигателя нарастал, но танк вывернул из-за угла неожиданно. Дуло его чуть двинулось, точно бронированная махина принюхивалась, потом траки вновь пришли в движение, и танк покатил по улице. Броню его густо облепляли пехотинцы. Они восторженно горланили что-то непонятное Олегу.
Танк все ближе, ближе… Пахнуло резким запахом горелого машинного масла. В этот момент Ревазов приподнялся и швырнул вслед бронированному чудовищу черную бутылку, которую он извлек из заплечной сумки.
Ослепительно-белая волна растеклась по танковой броне. Отчаянно завопили люди, на которых попали раскаленные капли. Катаясь по земле, они пытались сбить охватившее их пламя. Но все крики перекрыл голос Ревазова:
– Огонь!
Пули били захватчиков чуть ли не в упор, отбрасывали прочь, рвали их тела в клочья. Несколько секунд – и все было кончено.
Тут и там валялись трупы грузинских солдат. Танк горел, ветер сносил клубы черного дыма, поднимавшегося от него. Из верхнего люка свисало тело танкиста, видимо он хотел выскочить из обреченной машины, но наткнулся на пулю.
Ревазов жестко осмотрел то, что осталось от недавно еще беспечных и упоенных победой врагов, вытер со лба пот. Потом негромко произнес:
– Ну что ж, лиха беда – начало…
Эту водонапорную башню построили Бог знает когда, да и забросили достаточно давно. Разобрать башню никто не удосужился, и по сей день она, сложенная из красного кирпича, угрюмо возвышалась над домами частного сектора. Внутренности башни давно захламили, но поржавевшая лестница, ведущая вверх, держалась крепко, только некоторые ступеньки просели и издавали под ногой противный визжащий звук.
Эйнар внимательно осмотрел башню неделю назад, во время одной из поездок в Цхинвали. На то, что он зашел тогда в заброшенное строение, местные жители внимания не обратили – может, приспичило человеку, вот и укрылся по нужде от глаз людских.
За прошедшее время никто в башню не заходил: во всяком случае, хитрая ниточка-сторожок, закрепленная снайпером на нижней ступеньке, пребывала в неприкосновенности. Эйнар довольно хмыкнул – тем больше шансов, что и ближайшие сутки любопытные здесь не появятся.
Стараясь ставить ногу поближе к решетке, ограничивающей лестницу (так было меньше риска, что ржавое железо даст знать о его появлении), снайпер поднялся на верхнюю площадку. Пару раз ступени нудно заскрежетали, но ближайшие к башне дома стояли в отдалении, да и вряд ли в эту ночь кого-нибудь из жителей волновали такие мелочи. Небось, после обстрела до сих пор не могут проковырять уши.
Мусора на площадке, облюбованной Эйнаром, почти не было, зато пыли и птичьего помета хватало. Слава Богу, ни голубей, ни прочей летающей дряни здесь не ютилось. Снайпер представил, как с башни срывается спугнутая им стая птиц, и невольно поежился. Большей демаскировки придумать трудно, разве что выпрямиться во весь рост и завопить: «Я здесь! Смотрите все! Вот он я!»
В стенах строители оставили достаточно широкие декоративные щели-бойницы, это Эйнару понравилось. Обзор на все стороны света, а сам снизу не виден – очень удобно. Плохо, конечно, что выход из башни только один, но тут ничего не поделаешь. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. А кроме того, если сепаратисты и приметят его, то ничего страшного. Незаметно не подберутся – визжащая лестница своевременно предупредит снайпера о приближении врага, а времени на длительную осаду у осетин нет – грузинская армия быстро и уверенно атакует. Может, и зря Полковник столь скептически оценивал способности тбилисских генералов?
Эйнар аккуратно смел в кучку осколки кирпича и засохшие, скрюченные ветки деревьев, некогда занесенные на башню ветром. Прикинул, что трех позиций для стрельбы будет достаточно: две позволяют просматривать прилегающую к центру часть города, третья прикрывает тыл. Расстелил куски брезента, заботливо хранившиеся в рюкзаке, определил, какая позиция наиболее перспективна и занялся оружием. Еще через несколько минут винтовка была изготовлена к стрельбе, автомат удобно лежал неподалеку – протяни руку и схватишь. Теперь оставалось ждать.
Только глупцы считают, что снайпер находится в условиях наподобие тира – высматривай цели, выбирай по вкусу и щелкай. В жизни совсем не так. Не один час приходится провести, не шевелясь, прежде чем появится возможность поймать цель в перекрестие прицела. Американцы приноровились выходить на позицию по двое – каждому стрелку придается в подмогу помощник-наблюдатель. Заокеанские специалисты считают, что при таких условиях эффективность работы снайпера повышается. Может быть, может быть… Эйнар не видел смысла делить заработанное с кем бы то ни было. На зрение он, слава Богу, не жалуется, на реакцию тоже…
Чутко вслушиваясь в окружающее, он ждал. Стрельба раздавалась ближе к центру, там что-то горело, в небо поднимались клубы густого дыма. Вокруг было тихо и безлюдно, но торопиться, а тем более менять столь удобную позицию Эйнар не видел смысла. Сейчас он распоряжался судьбами людей, находящихся в радиусе полутора километров от бывшей водонапорной башни. Рано или поздно, кто-нибудь появится. Лучше, конечно, если побыстрее…
Видимо, на небесах его услышали. Именно эта мысль мелькнула в голове Эйнара, заметившего, что ветви густо разросшегося кустарника дрогнули. Снайпер насторожился и прильнул к прицелу.
На улице показался мужчина. Передвигался он осторожно, прижимаясь к забору. В руке человек сжимал автомат Калашникова, одет был в испачканную камуфлу. Эйнар пригляделся: знаков различия нет, рука повыше локтя перехвачена куском белой ткани. Все понятно: товарищ сепаратист собственной персоной!
Снайпер не спеша выцелил удаляющегося врага, всмотрелся в хорошо видимое в прицел потное лицо с сизой щетиной на щеках и аккуратно нажал на спусковую скобу винтовки. Голова ополченца дернулась, кровь мгновенно залила ему лицо. Пуля угодила в переносицу (Эйнар туда и целился), и человек умер мгновенно, не успев понять, что с ним происходит.
Снайпер посмотрел на упавшее тело, потом, не торопясь, вынул из кармана потертый блокнотик и авторучку. Рассказы о коллегах, делающих на ложе винтовки зарубки или сверлящих углубления, отмечающие удачный выстрел, Эйнар слышал, но не понимал их. Зачем портить оружие? Можно все зафиксировать и менее экзотическим способом.
