— А молодой князёк аль старый? — спросила она.
— Ишь! — загоготал парень. — Ишь, завидущая! Мало тебе нас, что ли?
— Ну да, очень вы нам нужны! — хриплым голосом отозвалась другая баба. — Ваше дело только водку лопать!
Митяй сердито стукнул кулаком по столу.
— Будет галманить-то, черти! Не дадут и о деле столковаться! Так как же, Антропыч, здесь мы князька-то пристукнем аль в иное место сволочь его?
— А это как хочешь! Моё дело — словить птичку в силок, а голову свёртывать вы ей будете. Ты мне его только убери, да так, чтоб им и не попахло…
— Уберём, для ча не убрать! Не впервой, не махонькие! — буркнул Митяй.
Антропыч встал со скамьи, подошёл к окну и, спустив оконницу, запылённую и загрязнённую до того, что через неё почти совсем не пробивались лучи наружного света, выглянул на улицу.
— Одначе совсем уж стемнело, — сказал он. — Можно и в поход идти!
Он отошёл от окна, отыскал свою шапчонку, валявшуюся в углу на ворохе какой-то рухляди, нахлобучил на голову и направился к двери.
— Ну, я пошёл! — крикнул он с порога. — А вы, братцы, готовьтесь, примите гостя как след!
— Ладно! — откликнулся Митяй. — Охулки на руку не положим. А скоро ждать-то?
— Да так с час, а может, и поболе, как управлюсь.
И Антропыч скрылся за дверью. По его уходе в избёнке несколько минут царило мёртвое молчание. Митяй, как бы что-то обдумывая, сосредоточенно посасывал трубочку, окутывая себя облаками дыма и поминутно сплёвывая на пол. Молодой парень, переместившийся теперь к столу, медленно жевал корку хлеба, а бабы, не смея шелохнуться, поглядывали своими опухшими глазами на мужиков и дожидались, пока те нарушат молчание.
— А что, дядя Митяй, — заговорил вдруг парень, — и плут этот Антропыч!
— Шельма естественная! — согласился Митяй.
— Да будет тебе курить-то! Ишь, втюхался!
И парень почти насильно вырвал у Митяя трубку. Митяй молча поглядел на него каким-то бессмысленным взглядом и снова отвёл глаза в сторону. А парень затянулся несколько раз и снова заговорил:
— И надует нас Антропыч, как пить дать!
— Это почему же надует? — угрюмо спросил Митяй.
— А потому что бестия!
Глаза Митяя вдруг гневно сверкнули, и он так сильно ударил кулаком по столу, что луковицы запрыгали, соскочили и покатились по полу.
— А это что? — рявкнул он.
Парень загоготал.
— Много ты этим возьмёшь! Нет, брат, Антропыч — тонкая штука! Его кулаком не испугаешь! А по-моему, совсем не так поступать надоть.
— А как же? — ещё угрюмее спросил Митяй.
— А так, что следует Антропыча обмишулить.
— Да как же, чёртов кум? — внезапно разозлился Митяй. — Будет те мямлить-то! Говори толком.
— А очинно просто. Теперь, к примеру сказать, он нас обмишулить хочет, а мы его сами обмишулим. Без него, вишь, не дели! Стало, при господине князе деньга есть. Восчувствовал? — И он лукаво подмигнул Митяю глазом.
— Ну?! — буркнул тот.
— Вот тебе и ну.
— Да как же ты его обмишулишь? Стало, по-твоему, князя убивать не след?
— Почему не след! В лучшем виде уконтентуем!
— Так что же делать-то, дьявол?!
Парень насмешливо улыбнулся, налил себе стаканчик водки, залпом выпил его и тогда только повернулся опять к Митяю.
— А дело-то, дядя Митяй, очень просто. К примеру сказать, приведёт Иван Антропыч господина князя. Что нам делать надоть? Уговор исполнить… А там, к примеру сказать, можем мы и Ивана Антропыча к чертям сковороды лизать послать, а? Как, дядя Митяй, скажешь?
И парень опять подмигнул своему угрюмому собеседнику. Митяй даже привстал со скамьи — так поразило его неожиданное предложение сотоварища. По глазам его, загоревшимся злобным алчным огоньком, было видно, что это предложение пришлось ему по душе и что он далеко не прочь избавиться от Антропыча, для того чтобы воспользоваться его частью.
— А ведь ты дьявол, Сенька! — воскликнул наконец он одобрительно.
Парень самодовольно усмехнулся и многозначительно спросил:
— Так идёт?
— Идёт! — согласился Митяй.
— Стало быть, Антропычу капут?
— Стало быть, так.
На этом разговор оборвался, и молчание воцарилось снова. Оба они, и Митяй, и этот парень, которого звали Сенькой Косарём, принадлежали к разряду самых отчаянных головорезов, ещё недавно промышлявших в волжских разбойничьих шайках и теперь основавшихся в Москве в надежде на хорошую поживу. Кормилица Волга-матушка уже не могла накормить так сытно, как прежде, напоить так пьяно, как в былые времена целые тысячи бродяжного люда, приютившегося на её живописных крутых берегах. Времена Стеньки Разина, казалось, минули безвозвратно. Могучая воля великого Петра заставила встряхнуться и ленивые поволжские города.
Обычные, освящённые веками порядки круто изменились. Особенно в последние годы своего царствования великий преобразователь с обычной энергией принялся за внутреннее благоустройство страны и первым делом обратил внимание на разбойничий промысел, процветавший на Волге. Отдан был строгий приказ по всем воеводствам «переловить разбойных людей со всем тщанием, понеже от неблюдения спокойствия многие непорядки проистекают и разорение мирным гражданам производится. Оный разбойничий люд, предварительно опросив с пристрастием, по заслугам смерти чрез ката предавать, кои же в убойстве не замечены — ссылать в сибирские пригороды в цепях на тяжёлые работы».
Этот приказ заставил воевод, особенно воевод поволжских, приняться за повсеместное искоренение разбойников, и многие сотни их сложили свои буйные головы на площадях под острой секирой ката. Разбойничество встрепенулось, не стало действовать уже так открыто и забралось в дремучие дебри лесов, покинув кормилицу Волгу, где вместо прежних ленивых и неповоротливых стрельцов появились петровские солдаты, в формулярах которых значились победы над шведами.
Митяй и Сенька Косарь испытали все превратности разбойной жизни, побывали и под Астраханью, и на Каспии, жили и на Дону широком, промышляли и в орловских лесах, и всё им как-то не улыбалось счастье, всё им как-то не было удачи, и вот в поисках за счастьем и удачей они и пришли на Москву, рассчитывая, что здесь им не придётся так голодать и холодать, как голодали и холодали до сих пор. В Москве им посчастливилось действительно больше. Собрав вокруг себя несколько человек таких же головорезов, для которых пролить человеческую кровь было так же легко, как осушить чарку водки, Сенька и Митяй принялись обделывать свои делишки, старательно пряча концы в воду и стараясь не попасть в лапы Сыскного приказа.
Отсутствие Антропыча продолжалось уже очень долго. Прошло почти два часа, а ни его, ни князя Барятинского ещё не было.
— Как бы нас старый хрыч не надул! — молвил Сенька, нетерпеливо расхаживая из угла в угол избёнки и прислушиваясь. Но его чуткое ухо не могло уловить ничего, кроме воя разбушевавшегося ветра, с жалобным визгом залетавшего в трубу.
— Ну, вряд ли надует, — отозвался Митяй.
— Ещё как надует-то!
— Да ему без нас не управиться.
— Известно, не управиться! — отозвалась Аниська. — Ишь, он какой дохлый! Коли князёк-то молодой, так он его так кокнет, что от Антропыча-то, пожалуй, мокренько останется!
— Ну ты, баба, — пренебрежительно крикнул Сенька, — чего не в своё дело встреваешь! Да и чего вы здесь путаетесь-то? Митяй, вели-ка им идти дрыхнуть!
Митяй бросил сумрачный взгляд в сторону баб и махнул рукой.
— Ступайте! — сказал он.
— Да мы ничего, Митрий Степаныч! — воскликнула баба постарше, — мы вам не помешаем. Нам только князька поглядеть хотца.
— Сказано, дрыхнуть ступай, — ну и иди! — сурово заметил Митяй. — Нечего околачиваться-то!
И он кинул на баб сердитый взгляд.
Аниська хотела было заговорить, но её сотоварка одёрнула её, и они торопливо ушли за печку. А через минуту оттуда послышался сдержанный шёпот и хихиканье.
Сенька подошёл к окну, спустил оконницу и высунул голову наружу. Резкий порыв ветра ворвался в окно и так колыхнул пламя лучины, что она чуть не потухла, а по полу бешено запрыгали тени, то вытягиваясь до потолка, то сжимаясь.
— Ничего не слыхать, — сказал Сенька, отходя от окна.
— Погодь малость! — заметил Митяй. — Чай, сейчас и пожалуют.
— Здесь прикончим? — спросил Сенька.
— Зачем здесь — в роще прикончим…
В это время резкий собачий лай донёсся со двора.
— Антропыч! — крикнул Сенька и бросился опрометью в дверь.
Митяй тоже поднялся с лавки и в выжидательной позе встал у стола.
Прошло несколько минут. Дверь отворилась, и в горницу, в сопровождении Антропыча, вошёл князь Барятинский.
— Пожалуйте, ваше сиятельство, — говорил Антропыч, — вот здесь господин Сенявин пребывание иметь изволят. Пожалуйте, входите, да на порожке-то, глядите, не оступитесь!
