корону.
Два года спустя нечто подобное случилось при оформлении ее библиотеки. Мария-Антуанетта вновь потребовала спешно обставить помещение в течение короткого периода, когда двор находился в Компьене. Опять же, денег не было. Мадам де Ноай взяла инициативу на себя и распорядилась установить простые деревянные этажерки. Но когда дофина возвратилась и увидела столь скромную меблировку, поднялся ужасный крик, и посыпались требования, чтобы все было немедленно уничтожено в ее присутствии. Далее она выставила требование установить «шкафы со стеклами и скульптурой». Невзирая на затраты, король был вынужден дать свое согласие.
По мере своего взросления Мария-Антуанетта изменилась не только физически — выросла и «несколько пополнела», что пошло ей на пользу; она также стала более уверенной. Снисходительность короля помогла ей несколько освободиться от опеки матери, но ее просьбы и невоздержанные выходки в конце концов стали раздражать его. Полудетские улыбки и трогательные любезности дофины перестали умилять. Зачастую Людовик ХV уступал ей всего лишь по слабости. Он явно с тоской вспоминал незабвенной памяти невестку Марию Саксонскую, к которой с удовольствием заходил по утрам откушать кофе и поболтать.
Здоровье короля, подтачиваемое злоупотреблением радостями жизни, не соответствующими его возрасту, ухудшалось, а потому подхваченная им в апреле 1774 года оспа протекала особенно тяжело, и 10 мая Людовик ХV скончался. Почти до последнего дня от него не отходила мадам Дюбарри, невзирая на опасность заражения и потери своего главного достояния — редкой красоты. После кончины короля ее заключили в монастырь Порт-о-Дам, славившийся своими чрезвычайно строгими правилами. Мария-Антуанетта теперь могла торжествовать: она была отомщена. Из монастыря бывшая фаворитка смогла освободиться только через два года по неоднократным ходатайствам прежних друзей.
По смерти деда дофин и его супруга стали королевской четой. Марии-Антуанетте было всего восемнадцать с половиной лет, когда Луи-Огюст был коронован в Реймсе под именем Людовик ХVI [21], его жена в роскошном одеянии присутствовала на церемонии всего лишь в качестве зрительницы. Это не помешало ей в самый патетический момент помазания на царство разрыдаться от полноты чувств.
Став королевой, Мария-Антуанетта тут же погрузилась в настоящий водоворот неуемных развлечений. Казалось, она отбросила все ограничения, которые накладывали на нее высокое рождение и высокое положение. Она была преисполнена желания быть королевой в самом полном смысле этого слова: обладать неограниченной властью и не признавать никаких строгих рамок, в которые этикет ставил поведение супруги монарха. Здесь стоит напомнить, что привычный французам образ добродетельной смиренной королевы создавался исторически в силу того, что супруги Людовика ХIII [22], ХIV и ХV были личностями бесцветными. Они отличались безупречной супружеской верностью, глубокой религиозностью и благочестивыми деяниями в пользу всяческого рода обездоленных.
Что касается Марии-Терезии и Марии Лещинской, то были натуральные чрева для произведения на свет наследников престола и продолжателей династии. Их затмевали своим блеском, умом и красотой официальные любовницы короля. Но у Людовика ХVI не было официальной любовницы, стало быть, роль королевы в такой ситуации становилась еще более значимой. Личности с такими незаурядными внешними данными как у Марии-Антуанетты было вполне по силам укрепить образ мягкохарактерного и нерешительного супруга в глазах народа, выступай она в роли добродетельной, разумной и заботливой супруги. Но ее мало интересовали потребности государства и нужды подданных. Королева ведала только свои желания и прихоти.
В Вене императрица и ее министры, а также посол в Париже воспряли духом, считая, Мария-Антуанетта теперь сможет оказывать существенное влияние на политику через мужа. Это твердое убеждение основывалось на предположительной недееспособности молодого короля. Де Мерси извещал императрицу:
«При чувстве справедливости и хороших качествах характера, у него, возможно, никогда не будет ни силы, ни воли царствовать самому. Если мадам эрцгерцогиня не будет править сама, им будут управлять другие».
Тем не менее, австрийские политики считали, что Мария-Антуанетта должна вмешиваться во все решения короля, но делать это не демонстративно, а создавать впечатление, что тот действует самостоятельно. Мария-Терезия, которая уже поняла ограниченность своей дочери, считала, что ей не стоит совать нос в дела управления и служить посредницей в передаче каких-либо рекомендаций. В этом ее полностью поддерживал сын, Иосиф II. Мечтой же юной королевы было возвращение к власти бывшего первого министра, герцога де Шуазёля [23]. Когда весть об этом достигла венского двора, Иосиф разразился гневным посланием в ее адрес:
«Во что вы вмешиваетесь, моя дорогая сестра, смещая министров, высылая одного на свои земли, заставляя отдать такой-то департамент той или иной особе, выиграть процесс одному, создать новую должность, разорительную для вашего двора, другому… Вы хоть раз задавали себе вопрос, по какому праву вы вмешиваетесь в дела управления и французской монархии? Чему вы учились? Какие знания приобрели, чтобы осмелиться воображать, что ваше мнение должно быть хорошо для чего-то? Постарайтесь заслужить дружбу и доверие короля, никогда не говорите о делах с министрами и во всех случаях обращайтесь к королю, который единственно должен принимать решения».
Людовик ХVI полностью отдался своим новым обязанностям и отнесся к ним чрезвычайно серьезно. Он был твердо убежден, что женщин необходимо держать подальше от государственных дел.
Одним из его первых шагов в этом направлении было удаление от двора трех Мадам, ибо тетушка Аделаида немедленно выразила желание оказать ему помощь своим огромным опытом и авторитетом. По свидетельству современника, в этом вопросе Мария-Антуанетта полностью поддержала супруга. «Королева милостиво приняла Мадам, с выражением дружелюбия, но ее тон дал понять, что время их власти миновало». Тетушкам был выделен для проживания замок Бельвю, некогда собственность маркизы де Помпадур, с роскошным парком. Впрочем, им там очень понравилось, но это ничуть не уменьшило горечь от позолоченной ссылки. Новое место проживания стало одним из центров интриг против Марии-Антуанетты. В окружении изысканной роскоши замка Мадам предавались бессильной злобе и являлись ко двору лишь по тем случаям, когда их отсутствие могло быть расценено выходящим за рамки приличия.
От своей требовательной супруги молодой король предпочитал откупаться, лишь бы она держалась подальше от политики. Ему были прекрасно известны ее ограниченность, легкомыслие и вспышки эмоций. Он предупредил Морепа, игравшего роль первого министра, чтобы тот «никогда не разговаривал с королевой о государственных делах». Людовик понимал, какую роль играют при ней аббат де Вермон и граф де Мерси, и как
