которого поспешно вышел Сесил Уайтпэриш, в широкополой шляпе, причем вид у него был несчастный.
– Мой дорогой кузен! – воскликнул он, как только дворецкий доложил о его прибытии. – Прости, что явился без предупреждения. Я уехал из Солсбери в Лондон, как только услышал эту ужасную новость, и там сел на поезд до Дамфриса.
Трейдер проводил его в библиотеку.
– И как ты относишься ко всему этому? – сразу же спросил он Сесила.
– Конечно, это нужно остановить! – воскликнул Уайтпэриш. – Причем немедленно! – Он откинулся на спинку кожаного кресла. – Думаю, мне нужно выпить, – признался он. С благодарностью приняв тяжелый хрустальный стакан с хорошей порцией местного виски «Блэднок», он сделал большой глоток, покачал головой и заявил: – Это все моя вина.
– Не уверен, – мягко возразил Трейдер. – С таким же успехом можно сказать, что это моя вина. Ведь это я пригласил сюда Генри.
– Нет. Ты пригласил меня и Минни погостить почти сразу, как я ушел на покой и осел в Солсбери, что было чрезвычайно любезно с твоей стороны. Генри только что вернулся из Китая. Я им гордился и, признаюсь, хотел, чтобы сын увидел, какое прекрасное поместье у моего кузена. Я спросил, можно ли ему тоже приехать, и ты разрешил. Я даже представить себе не мог, к чему это приведет.
На самом деле тогда все прошло довольно хорошо. Они провели неделю вместе, наслаждаясь семейными обедами и прогулками по окрестностям. Все вместе ходили в церковь, где миссионера и его супругу приняли с глубоким почтением. Однажды вечером Джон даже пригласил пару своих более религиозных соседей на обед, и те подробно расспросили Сесила о Китае и о его работе там и сочли Сесила чудесным человеком.
По правде говоря, всю ту неделю никто особо не обратил внимания, что Генри и Эмили много времени проводят вместе.
– Ты знал, что после этого Генри и Эмили начали переписываться? – спросил Сесил.
– Нет, не тогда.
– Конечно, ведь он писал из штаб-квартиры миссии в Лондоне, чтобы это не выглядело как личное письмо. Меня возмущает, что он не сказал мне.
– Ему было около тридцати. Он и не должен был.
– Он не сказал, поскольку знал, как бы я отреагировал. А потом Эмили с сестрой уехали в Эдинбург на неделю, а он поехал туда и встретил их, и все выглядело так, будто встреча произошла случайно. Ложь!
– Как говорится, в любви и на войне все средства хороши.
– Нет, если ты миссионер! – с яростью возразил Сесил. – Мой сын поступил по отношению к тебе просто отвратительно.
– Ты поговорил с ним об этом?
– Конечно! Я сказал ему, что он вел закулисные игры, был эгоистичным и безответственным.
– А он что?
– Да как обычно. Ответил, что уважает меня, но в данном случае лучше знает, как поступить. Ну, ты понимаешь…
– Эмили сказала мне, что готова сбежать с ним.
– Сбежать?! – Сесил моргнул. – Сбежать?
– Она совершеннолетняя. Все законно. Что бы сделала миссия, если бы они сбежали, а потом оказались в Китае? При условии, что они женаты.
– Полагаю, их немедленно отправили бы обратно, – решительно произнес Сесил, затем сделал паузу. – Может быть, и нет, – признал он. – В миссии всегда не хватает рук. – Он озадаченно покачал головой. – Что она нашла в нем? Он не такой высокий и красивый, как ее братья. В общем-то, выглядит не лучше, чем я…
– Он обладает каким-то магнетизмом… – задумчиво сказал Трейдер. – Твердо знает, чего хочет. Не принимает отказа. Женщинам это нравится. Было ли между ними что-то еще… Ее ведь всегда кто-то сопровождал.
– Храни Господь! Пожалуйста, не говори мне такое.
– Я не думаю, что Генри соблазнил ее. Или она его. Думаю, ей нравится идея стать женой миссионера. Романтика и все такое.
– Нет абсолютно ничего романтичного в том, чтобы быть женой миссионера, – уверенно заявил Сесил. – Ни-че-го. – Он с сердитым видом сделал глоток виски, несколько мгновений молча размышлял, а потом продолжил: – Бо́льшую часть своей жизни я просил у благотворителей средства для поддержки миссий. – Он слабо улыбнулся. – В этом деле есть свои хитрости, и я научился большинству из них. Помогает, конечно, то, что я искренне верю, ратую за хорошее дело. – Он сделал паузу. – Но я никогда никому не предлагаю стать миссионером.
– Что, если они сами вызовутся? Ты их обескуражишь?
– Почти во всех случаях я именно так и делаю. Даже если они настаивают на том, что жаждут стать миссионерами.
– Почему?
– Потому что, как и в случае со многими трудными призваниями, по моим наблюдениям, хорошие миссионеры вовсе не хотят быть миссионерами. Они просто понимают, что должны это делать. Даже лучшие священники часто вообще не хотели идти по тернистому пути. Но что-то их подтолкнуло. Да, я думаю, ты прав. Она влюблена в саму идею миссионерства, именно поэтому не следует этого делать.
– Ты скажешь ей это?
– Доступными словами.
На следующий же вечер Сесил поговорил с Эмили. Он любезно, но твердо объяснил ей, какова на самом деле жизнь миссионера.
– Хуже всего то, – сообщил он ей, – что никогда не знаешь, кому можно доверять. И только покажется, что наконец-то появился истинный новообращенный, как он подведет вас. – Сесил добавил к этому постоянную нехватку денег, заботы о детях и трения, которые могут возникнуть между мужем и женой в таких непростых условиях. – А еще тебе будет одиноко. Ты будешь тосковать по дому. Прямо скажем, это совсем не то, что ты себе представляешь. Ты поймешь, что совершила ужасную ошибку.
Но Эмили, улыбнувшись и кротко кивнув, ответила:
– Вы говорите совсем как Генри.
– Да?
– Он постоянно мне все это повторяет.
Пришло время стать жестче.
– Ты, кажется, думаешь, что все будет хорошо только потому, что вы с Генри вместе. Но я вынужден сказать, что, по моему мнению, ты не просто не готова, но и не годишься для такой жизни. Ты не знала иных условий, кроме комфорта, а жизнь в китайской миссии сурова и часто сопряжена с физическим трудом. Тебе это не понравится, и, честно скажу, у тебя ничего не получится.
– Может, мы и живем в большом доме, мистер Уайтпэриш, но это сельская местность. Я знакома с местными крестьянами и росла рядом с их детьми. Я точно знаю, как они живут и что значит физический труд.
– Но Китай совсем не похож на Галлоуэй. Ты будешь окружена людьми, которые не говорят по-английски. Никто из них!
– Некоторые старики в Галлоуэе до сих пор не говорят по-английски, только по-гэльски. Я даже выучила некоторые фразы.
– А тебе не приходило в голову, что, сама того не желая, ты можешь стать помехой своему мужу?
Казалось, тень легла на ее лицо.
– Вы действительно так думаете?
– Боюсь, да.
Эмили молчала, нахмурившись.
Достучался ли он до ее разума? Забрезжил ли луч надежды? Честь и хвала девушке, подумал Сесил, если мысль о том, что она может подвести Генри, обеспокоила ее сильнее, чем
