Но вскоре и восемь комнат заполнились. После двух мальчиков им захотелось дочку, и в 1992-м родилась Эмма. Мальчиков отправили во вторую спальню, а Эмме отвели третью. Помимо этих восьми комнат, с кухней соседствовали еще две для прислуги, и к рождению Эммы домработница Белла разделила их с няней Меган – веселой девушкой из Висконсина, которая прожила у них несколько лет, пока ей на смену не явилась ее кузина Милли. Любой разумный человек мог только радоваться такому приятному житью в Верхнем Ист-Сайде.
Но именно тогда Горэм впервые в жизни начал мечтать о переезде за город.
Нет, в городе было не так уж плохо. Наоборот, для многих Нью-Йорк стал намного привлекательнее, чем был многие годы. Мэра Коча сменил мэр Динкинс, который, будучи афроамериканцем, сочувственнее отнесся к проблемам Гарлема и других ущемленных районов. Однако преступность – особенно хулиганство, – которой славился город, оставалась высокой почти до середины девяностых, когда Нью-Йорк возглавил сторонник жесткой руки мэр Джулиани. Он мог не нравиться, но его политика «нулевой толерантности» к преступности принесла плоды. Отныне можно было безбоязненно ходить по улицам.
Город стал и чище. Небольшой Брайант-парк, разбитый за Нью-Йоркской публичной библиотекой там, где когда-то стоял Кристалл-Палас, давно превратился в зловещую клоаку, где шныряли крысы и промышляли уличные наркоторговцы. Теперь он стал местом отдыха для работников окрестных офисов, где можно было посидеть и выпить капучино. На Сорок второй улице по направлению к Таймс-сквер снесли убогие кинотеатры, в которых крутили жесткое порно. Центр города, Сохо и примыкающий район, ныне известный как Трайбека, превращались в фешенебельные анклавы для любителей лофтов. Да, эта джентрификация и яппификация отчасти губила старый город, но Горэм считал, что в целом изменения происходят к лучшему.
Нет, его желание покинуть город – во всяком случае, поначалу – было вызвано тоской по простору.
Какой бы большой и красивой ни была их квартира, семейству порой хотелось немного рассредоточиться. Мальчикам стало бы хорошо в раздельных комнатах. Июль и август в Нью-Йорке бывали невыносимы. Многие знакомые Горэма из коммерческих банков жили в пригородах. Двое его друзей, тоже старшие вице-президенты, владели отличными домами в Нью-Канаане, на двух и четырех акрах земли соответственно, с теннисными кортами и бассейнами. Им приходилось вставать на заре и ехать в город, но они считали, что дело стоит того.
– У них жены не работают, – совершенно резонно заметила Мэгги и улыбнулась. – Я не могу одновременно заниматься детьми и кататься в город, даже если у нас будет машина с шофером. Да и школы в городе лучше.
Однако в 1997 году они пришли к удобному компромиссу. Загородный дом. Небольшим неудобством явилось то, что им обоим приглянулась небольшая ферма в Северном Салеме. Еще пара миль – и они очутились бы в округе Патнам, где цены и налог на недвижимость были ниже, тогда как Северный Салем находился в округе Уэстчестер, налоги там были высокими и шли на содержание местной школы. Но дом привел их в восторг, и все решилось.
Горэм был очень доволен. Они ездили туда почти на все уик-энды, детям там нравилось. Летом они с Мэгги зачастую по нескольку дней кряду ездили оттуда в город. Это занимало час пятнадцать от двери до двери, независимо от выбора в пользу автомобиля или поезда до Центрального вокзала. Горэму казалось, что он распахнул окно в жизнь.
И это, приходилось признать, совпадало с его жизненным планом. Другие люди держали летние дома или снимали их на Лонг-Айленде; в Хэмптонс стянулась толпа состоятельных людей, готовая платить большие деньги. Но многие предпочитали более спокойные, более сельские окрестности длинного коридора, который протянулся от Бедфорда в центре Уэстчестера на север через долину Гудзона до фешенебельного округа Датчесс. Туда особенно тянуло лошадников. Северный Салем находился не так далеко, но никак не являлся пригородом. Там устраивали охоту, а несколько поместий раскинулись на сотни акров. Место было для богачей, как и Бедфорд, и Горэму это нравилось, так как он полагал, что семейство Мастер находится именно там, где ему положено.
Но так ли это было?
В середине 1990-х Горэм осознал, что выше уже не поднимется. Нет, он не потерпел фиаско – его ценили, работа была надежна, но ряд его сверстников добились чуть большего. Возможно, они были лучшими политиками. Может быть, им повезло. Но фактом было то, что Горэм не мог рассчитывать на пост генерального директора и не надеялся войти даже в узкий круг подлинных управляющих банком. Ему предстояло быть славным малым, оставшимся в шаге от этого уровня.
Его тревожила еще одна мысль. На дворе была эпоха слияний. Банки укрупнялись. Банки поглощали друг друга, и многие говорили, что выживет только крупнейший. Это напоминало финансовую версию компьютерной игры «Пакман». Огромная монетарная мощь и низкие ставки грозили сокрушить всех противников. Банк Горэма пока не купили и не присоединили, но если это произойдет, то вероятны были два последствия – хорошее и плохое. Плюсом будет то, что акции и опционы его банка значительно возрастут в цене. Он сможет выйти из этой истории намного более богатым человеком, но и только. Самыми крупными опционами располагала верхушка, до которой было рукой подать. Горэм знал заурядных администраторов, зарабатывавших на этих корпоративных играх по пятьдесят – сто миллионов. Он же, застряв на корпоративной лестнице, останется вне игры. Если повезет, то сделает несколько миллионов, но не больше.
Однако минус поверг его в глубокое уныние. Поразмыслив обо всех других банках и знакомых администраторах, Горэм почти уверился в одном: при любой перспективе из тех, что он считал вероятными, уйти попросят именно Горэма, а оставят его коллегу из поглощающего банка.
Конечно, его доброе имя не пострадает. Подобные расставания происходили постоянно. Очень многие получали деньги, с удовольствием шли в отставку и жили припеваючи до конца своих дней. Но он желал большего. Он грезил вершиной, славой. Ему хотелось быть почтенной и важной для города фигурой, которую приглашают в советы. Таков был план.
Но вместо этого он станется супругом Мэгги О’Доннелл, партнера в фирме «Брэнч и Кейбелл», – симпатичным малым, который работал в банке, пока его деликатно не выставили. А дети-то еще школу не окончили! Этого пока не случилось, но перспектива страшила и занимала все его мысли.
Однако даже это оказалось бы не так ужасно, когда бы не происходящее вокруг.
Новые деньги. Деньги девяностых. Деньги семидесятых и восьмидесятых были лучше. Когда предприниматели создали технологии, которые в дальнейшем породили Кремниевую долину, в их деятельности было нечто героическое. Технологические чародеи брали ипотеку и начинали в гаражах; их поддержали прозорливые и смелые денежные мешки. Были созданы компании, которые со временем принесли колоссальный доход и изменили мир. В ходе этого некоторые дельцы баснословно разбогатели, но бросили вызов ряду старомодных ловушек, сопряженных с богатством. Они жили бурной, настоящей жизнью. Они создали благотворительные фонды, в которых участвовали лично. Достоянием был не статус, а свежие идеи.
Но деньги девяностых, по мнению Горэма, разительно отличались от прежних. Расцвет доткомов[102] был связан с новой технологией предоставления всех видов услуг, и новые фирмы плодились с такой скоростью, что Горэм не мог за ними уследить. Кое-какие, на его взгляд, имели шанс на успех, однако прочие опирались на концепции столь зыбкие, что напомнили ему когда-то вычитанную историю о проспекте, который был выпущен перед великим лондонским биржевым крахом 1720 года. Тогдашнюю аферу назвали «Пузырем Южных морей», а проспект гласил, что компания создана «с целью, которую еще предстоит выяснить». Тем не менее фирмы множились; спрос на их ценные бумаги, размещенные по широкой подписке, превысил все ожидания, и основатели богатели в мгновение ока – зачастую еще до того, как замаячит хотя бы призрак прибыли.
– Я понимаю так, – сказал он Мэгги. – Та же история произошла в девятнадцатом веке с железными дорогами. Тогда конкуренты воевали за маршруты, которыми повезут людей и грузы. А доткомовские фирмы соревнуются за контроль над информационной магистралью и хотят построить огромную сеть дорог еще до начала настоящего движения. Люди вкладываются в надежды, – пожал он плечами.
Но люди вкладывались и неимоверно богатели. Индекс NASDAQ взлетел. Двадцатилетние юнцы срубали десятки, даже сотни миллионов долларов и покупали огромные лофты в Трайбеке, считая занудами представителей «старых денег» с Пятой и Парк-авеню. Столько же зарабатывали те, кто занимался первичным размещением этих частных акций[103]. Трейдеры с Уолл-стрит получали огромные бонусы и платили наличными за многомиллионные апартаменты.
