Оглядывая песчаный берег, Джаявар искал плоский камень размером с ладонь. Вскоре он обнаружил то, что требовалось, поднял свою находку и аккуратно поместил ее на верх столбика из камней, который он уже сложил. Ему были нужны еще два камешка поменьше, и за ними он зашел в воду.
В законченном виде сложенный столбик был чуть выше его колена. Джаявар прикасался к камням, отполированным временем и водой. Каждый из них был по-своему прекрасен. Джаявар надеялся, что этот знак останется стоять нетронутым до следующего сезона муссонов. Тогда уровень реки повысится, вода дойдет до нижнего из камней, потом будет подниматься все выше, пока весь столбик не скроется под водой. Он распадется, однако камни останутся лежать рядом друг с другом недвижимо, возможно, на долгие столетия.
Над головой его прокричал гиббон. Джаявар запрокинул голову, ища глазами эту обезьяну. Он ничего не увидел, только падавшие сверху листья, парившие, точно птичьи перья. Некоторые из этих листьев приземлились на воду и были немедленно унесены течением — зеленые кораблики, которым, возможно, суждено доплыть до самого моря. Джаявар вдруг осознал, что его младшие дети никогда не были на побережье, не видели моря, и сердце его заныло от жалости и тоски. Он планировал свозить их туда, любоваться, как они бегают на мелководье голубых лагун, слушать их радостный смех, когда они будут плескаться в воде и гоняться за крабами по пляжу.
Его глаза влажно заблестели, но ни одна слеза не скатилась по щекам. Рядом были Аджадеви и небольшой отряд воинов, и он не хотел, чтобы кто-то видел его тоску и мучения. Они ехали сквозь джунгли все утро, и чем ближе они подъезжали к Ангкору, тем, казалось, все больше их охватывали возбуждение и надежда. Всех — но только не его. Хотя Джаявар часто говорил со своими людьми о будущем, он чувствовал, что все больше отдаляется от своих детей, как будто уже окончательно распрощался с ними.
— Ты использовал одиннадцать камней.
Удивившись, он обернулся и увидел, что позади него всего в нескольких шагах стоит Аджадеви. Он в жизни не встречал никого, кто мог бы передвигаться так же скрытно. Она будто была частью этого девственного леса. Хотя с ним его жена всегда была разговорчива, в присутствии посторонних она в основном молчала, предпочитая погружаться в свои мысли.
— По одному камню за каждого твоего ребенка? — спросила она.
Он взглянул на свой столбик.
— Да.
— Пойдем. Хочу тебе кое-что показать.
Под звонкий стрекот невидимых цикад он следовал за ней вдоль берега реки вверх по течению. Сделав шагов двадцать, она показала ему на лужу, отделенную от русла. Там плавало шесть или семь рыб размером с руку Джаявара. Это были окуни — одна из самых вкусных рыб, каких можно было поймать в окрестностях Ангкора. В луже этой была также большая черепаха с мягким панцирем размером с боевой щит. Джаявар подумал, что оказавшаяся в западне рыба, видимо, не знает, что свобода так близка. Вскоре лужа пересохнет, а когда это случится, окуни будут съедены черепахой, аллигаторами или муравьями.
— Ты должен освободить их.
— Почему?
— Потому что отпускать на свободу — это хорошо.
Он внимательно смотрел на рыбин, которые метались по луже в поисках пути спасения.
— Думаешь, я должен отпустить своих детей? Что я слишком крепко держусь за них?
— Мне очень жаль, любовь моя, но да, ты должен отпустить свое прошлое. Ты должен отпустить самого себя.
— Так ты считаешь, что я в ловушке? Как эти рыбы?
Она вздохнула и прикоснулась к ране на его бедре, которая благодаря ее стараниям быстро заживала.
— Твоя привязанность к прошлому делает более слабой твою связь с настоящим. И в этом смысле ты в ловушке.
— Но мое прошлое определяет меня сегодняшнего.
— А твое настоящее будет определять будущее твоего королевства.
Он отвернулся от нее.
— Ты требуешь от меня невозможного, у меня сердце живое, а не каменное.
— Но, Джаявар, твои люди видят твое отчаяние. Оно отражается на твоем лице. И ты никогда не освободишь свой народ, не отпустишь воспоминания о своих детях, если будешь сеять зерна отчаяния. А ты должен взращивать то, что будет расти, а не увядать.
— Ты сама не знаешь, о чем говоришь! Не знаешь, как велика моя утрата!
— Потому что… потому что я не мать?
— Моя связь с прошлым всегда будет частью меня. И оно будет влиять на меня в большей степени, чем настоящее и будущее. — На руку Джаявара сел комар, и он прибил его ладонью. — Ты слишком давишь на меня, Аджадеви. Ты хочешь, чтобы я отказался от надежды, когда я тянусь к ней, словно это последний глоток воздуха, который я могу сделать в этой жизни. И пока мы не доедем до Ангкора, пока я не узнаю, какова судьба моих детей, я буду держаться за эту надежду. А если мои люди видят мое отчаяние, они также должны видеть, что я остаюсь верным своему долгу даже перед лицом такого горя.
Аджадеви прикусила губу.
— Они ведь и мои дети тоже. У нас с ними разная кровь, но я всегда считала их своими детьми; ты и представить себе не можешь, как мне больно. Но я прячу свою боль, Джаявар. Прячу, потому что должна прятать. Никто не видит моих слез, никто не слышит моих рыданий — только я сама. Поэтому не нужно вести себя так, будто тебе достались все страдания. Я ведь потеряла своих родителей, братьев и сестер и еще… наших детей. Я даже не надеюсь уже когда-нибудь услышать голоса своих сестер — голоса, заставлявшие меня улыбаться, но наверняка умолкшие для меня навсегда из-за того, что я нахожусь с тобой. Я, как и многие другие, тоже страдала, и тем не менее все мы живем дальше и движемся вперед. И не потому, что мы так хотим, — мы должны это делать.
Джаявар протянул к ней руку, но она развернулась и пошла вдоль берега вниз по течению реки. У столбика из камней она остановилась и, встав перед ним на колени, закрыла лицо руками. Ему показалось, что плечи ее содрогаются от плача, и он бросил взгляд на заросли бамбука — нет ли там его людей. Не увидев никого, он вновь перевел свой взгляд на нее и следил за нею, пока она не взяла себя в руки. К его удивлению, она начала строить свой столбик из камней рядом с его. Делала она это очень усердно и даже ни разу не взглянула в его сторону.
Только после того, как Аджадеви закончила, он переключил свое внимание на рыб. Через неделю или две вода в луже высохнет. И хотя он знал, что никогда не отпустит своих детей и никогда не смирится с их судьбой, он все же нагнулся и начал рыть мокрую землю между лужей и рекой. Он работал очень сосредоточенно, все время поглядывая на рыбин и желая побыстрее освободить их. Вскоре он прорыл канал. Достаточно углубив его, он встал и пошел на другую сторону лужи, чтобы гнать сбившихся там окуней. Они быстро проплыли канал, а оказавшись в реке, тут же исчезли. Хотя он не был уверен, что черепаха нуждается в его помощи, он поднял ее и перенес в реку.
Аджадеви все это время оставалась у двух столбиков из камней. Впервые за несколько дней Джаявар подумал о том, что потеряла она. Некоторые из ее близких могли быть еще живы, но большинство из них наверняка погибли, и он корил себя за то, что был таким эгоистичным. Иногда ее сила была настолько очевидна, что он забывал о ее горе.
Пройдя дальше вверх по течению, Джаявар направился к фиговому дереву, упавшему в воду. На его гниющем стволе цвели десятки фиолетовых орхидей. Оторвав несколько из них от мокрой древесины, он оборвал лепестки и пустил их по воде в сторону Аджадеви; теперь они напоминали Джаявару цветы лотоса во рву, окружающем Ангкор. Заметив лепестки, Аджадеви посмотрела на него. Он поклонился ей, тем самым подтверждая, что понимает, как ей больно. Хотя ему хотелось подойти к ней, он все же решил сначала проявить к ней уважение в этот момент скорби.
— Прости меня, — прошептал он.
После этого он развернулся и пошел в бамбуковую рощу, к людям, которые жаждали, чтобы он возглавил их, повел за собой с верой в будущее. Ему необходимо было найти вдохновение в жене и похоронить свое горе как можно глубже, где его никто не сможет видеть.
Во мраке ночи он будет вспоминать своих близких. Но при свете дня он станет почитать живущих, прежде всего тех, кто сейчас едет рядом с ним. И кто очень скоро будет сражаться за их светлое завтра.
* * *
Вторая половина дня прошла для Асала быстро. До него дошли слухи, что Джаявар собирает свою армию к северу от Ангкора, и он, взяв с собой сотню отборных воинов, прочесал эту большую территорию. Его люди обнаружили там несколько десятков разрозненных кхмерских солдат, с которыми произошли очень короткие схватки. Однако никто из них не знал, где находится принц. Все кхмеры верили, что Джаявар жив и обязательно вернется, но создавалось впечатление, что джунгли просто поглотили его и он исчез без следа.
Асал испытал на себе гнев Индравармана из-за неудачи этого рейда. Король устал от слухов. Ему нужны были факты. А так как Асал не смог предоставить ему этих фактов, Индраварман с досадой ударил кулаком по помосту и взмахом руки отослал всех своих советников. Асал поклонился и пошел искать десять индуистских священников для казни — выполнять задачу, которую Индраварман поставил перед ним.
