Мария испытывала подобную безнадежность разве только в первые дни своего заточения. Она тосковала о тех временах, когда могла видеть Джорджа Дугласа и быть уверенной в его преданности. С грустью она вспоминала и Вилли, который забавлял ее своими выходками и вселял надежду не меньше, чем романтик Джордж.
Однажды в ее комнаты пришла еще одна женщина из семейства Дугласов, скорее всего, как подумала Мария, чтобы шпионить за ней. Эта молодая женщина была замужем за сыном леди Дуглас Робертом, и только это связывало ее с семьей Дугласов, чем она больше остальных импонировала Марии. Женщина была скромной и испытывала чувство вины.
— Ваше величество, я — Кристиана, жена Роберта Дугласа. Мой отец был владельцем Бучанана.
— Ну, конечно, — мило ответила Мария, — я не могла забыть графиню из Бучанана, с которой когда-то был помолвлен мой сводный брат.
Графиня слегка покраснела, и Мария вспомнила, что у Кристианы нет оснований любить Морэя.
— Добро пожаловать в мои апартаменты, — продолжала Мария. — Надеюсь, вы не сочтете их столь ужасными, как они кажутся мне.
— Ваше величество, вы узница, поэтому и ненавидите свою тюрьму. Меня огорчает, что я принадлежу к семейству, члены которого являются вашими тюремщиками.
— Благодарю вас за эти слова. Проходите, садитесь. Вы любите вышивание?
— Да, ваше величество.
— Тогда взгляните на нашу работу. Я думаю, мы сделаем из этого занавес.
— Очень красиво, — восхитилась Кристиана.
— Нам доставляет огромное удовольствие работать над гобеленом, — сказала ей Мария. — Он будет существовать и после нас… и представьте себе, через несколько лет люди скажут: «Это делала Мария, королева Скоттов, будучи узницей в Лохлевене».
— Ваше величество, давайте надеяться, что они скажут:
«Королева начала этот гобелен в тюрьме на острове Лохлевен, а закончила его в королевских апартаментах в Эдинбургском замке или в Холируд Хаусе».
«Кристиана явно сочувствует мне больше, чем дочери леди Дуглас», — подумала Мария; и она не ошиблась, когда решила, что эта женщина могла бы стать ее союзницей.
Мария очень часто оставалась с ней наедине, и однажды Кристиана сказала:
— Я никогда не забуду то время, когда сэр Вильям был в немилости у вашего величества. Граф Морэй находился в Англии, а вы послали гонца в Лохлевен с приказом, чтобы сэр Вильям с семьей покинул замок и уехал из Шотландии в течение шести часов.
Мария кивнула; она хорошо помнила тот случай. Они пытались воспрепятствовать ее браку с Дарнли, а в тот момент ей очень хотелось выйти за него замуж. Морэй поднял войска против нее, и, конечно же, Дугласы, как всегда и во всем, поддержали его.
— Это был ужасный день, когда нам зачитали приказ, — продолжала Кристиана. — Я рожала моего первого ребенка, и мысль о том, что придется покинуть замок, была невыносима. Сэр Вильям заболел и был вынужден лечь в постель.
— Я помню, — отозвалась Мария. Она не очень-то поверила в болезнь сэра Вильяма, но не сомневалась в том, что графиня Бучанан рожала.
— И вы отменили приказ и распорядились, что мы может остаться, — продолжала Кристиана. — Вы только потребовали, чтобы охрана замка перешла под ваше командование. Никогда не забуду, какое облегчение я почувствовала. И я всегда благодарна вашему величеству.
— Но я уверена, что сэр Вильям не испытывает подобной благодарности, — быстро произнесла Мария. — Он вряд ли сочувствует моему затруднительному положению и думает только, как бы получше услужить моему честолюбивому брату.
— Ваше величество… Вы, возможно, кое-что знаете о моей истории. В таком случае вы поймете, что я не испытываю особого желания служить вашему честолюбивому брату.
— Я знаю, — ответила Мария, — что вы когда-то были помолвлены с ним, но он предпочел вам Агнессу Кейт, дочь графа Маришаля.
— Более подходящая партия для него! — со значением сказала Кристиана. — Обручения, которые за нас совершают в юности, часто ни к чему не приводят. Но я находилась под его опекой и была наследницей состояния. Он не стремился к браку со мной, видя еще более перспективную партию. В то же время ему не хотелось терять мое состояние. Думаю, он весьма сожалел, что не мог сослать меня в какой-нибудь монастырь. Поэтому он отправил меня к своим родственникам, и, ваше величество, в этом Лохлевенском замке я была такой же узницей, как вы теперь.
— Моя бедная Кристиана! Боюсь, я настолько погрузилась в собственные беды, что мало думаю о чужих горестях.
— Ваше величество, все знают, что вы великодушны. А мое положение стало менее тяжелым благодаря симпатии леди Дуглас, которая, несмотря на стремление услужить своему незаконнорожденному сыну, всегда готова быть доброй к тем, кто оказывается в беде, конечно, при условии, что она не слишком далеко заходит против желаний Морэя. И даже в этом случае она готова пойти на некоторый риск… как, например, со мной. Когда мы с Робертом полюбили друг друга, она помогла нам пожениться и не позволила, чтобы Морэй узнал о случившемся, пока не состоялась церемония бракосочетания.
— Чтобы он ничего не мог уже поделать!
— О да, ваше величество, он всегда очень изобретателен. Именно поэтому ему удалось добиться теперешнего положения. Он продолжал держать меня узницей в Лохлевене и отобрал у меня состояние. Вот я и осталась здесь, зависящая от щедрости Дугласов, потому что я — жена Роберта.
Мария задумчиво произнесла:
— Удивительно, что я всегда твердо верила в доброту моего сводного брата. И только теперь, когда у меня появилось время для размышлений, я увидела его в истинном свете. Он вновь и вновь выступал против меня; затем, когда он приходил ко мне, его спокойствие с выражением твердой приверженности долгу обманывало меня. Больше этого не будет: одним из моих злейших врагов в Шотландии на сегодняшний день является мой сводный брат, регент Морэй.
— Но у вашего величества есть хорошие друзья. Здесь вас поддерживают Сетоны и Флеминги, а на севере — Хантли.
— Сетоны и Флеминги всегда были моими добрыми друзьями. Мэри Сетон и Мэри Флеминг воспитывались как мои сестры. Потом есть еще лорд Семфил, женившийся на Мэри Ливингстоун, и он тоже на моей стороне.
— Как я понимаю, ваше величество, лорд Семфил и лорд Сетон сейчас находятся неподалеку. Не сомневаюсь, что они частенько поглядывают на вашу тюрьму с материка.
— Эта мысль успокаивает.
— Кроме того, у вас есть друзья за границей.
— Король Франции очень хочет жениться на мне, — подтвердила Мария. — Я уверена, что он помог бы, если бы это было в его силах; но им руководит его мать, Екатерина Медичи, а она никогда не любила меня.
— И все же ни одну королеву не радует видеть другую в плену. Это как удар по королевскому достоинству.
— Если бы я могла написать им… если бы я могла заставить их понять мое унижение и оскорбительность моего положения…
— Я уверена, что красноречие вашего величества вызовет у них сочувствие.
— Но я не могу написать. У меня нет никаких письменных принадлежностей. У меня все отобрали. И у меня нет возможности пересылать письма моим друзьям.
Кристиана молчала. Мария взяла свое вышивание и в сосредоточенном отчаянии принялась за работу.
На следующий день, когда Кристиана зашла навестить ее, она принесла все для письма.
— Ваше величество, только будьте осторожны, чтобы никто их у вас не увидел, — предупредила она. — Но если вы напишете письма, я могу проследить, чтобы их доставил надежный посыльный. За мной не следят, как вы понимаете. Они не боятся, что я убегу. Здесь мой дом и моя семья… а моё состояние уже принадлежит Морэю.
Как быстро возродилась надежда. Королева сидела у окна, глядя на озеро. Она потеряла Джорджа и Вилли, а теперь судьба послала ей Кристиану.
Шарль, король Франции, мог бы помочь ей. Она знала, что он поможет, потому что он страстно любил ее всей своей странной, взвинченной натурой. Хотя он был намного моложе ее, когда она вышла замуж за его брата Франсуа, его злобная ревность вызывала тревогу.
Но им полностью управляла его мать, которой он боялся, и Мария знала, что любое письмо, посланное Шарлю, сначала попадет в руки его матери. Так что ей оставалось только одно. Она должна написать Екатерине Медичи и постараться вызвать в ней возмущение, которое должны испытывать все королевы от удара, нанесенного королевскому достоинству. Она должна надеяться, что королева покажет ее письмо своему сыну; и тогда король Франции устремится к ней на помощь.
Редко выдавались моменты, когда можно было, не опасаясь, достать письменные принадлежности, и ей приходилось ждать подходящего случая. Но наконец момент настал. Сетон и Джейн караулили, пока она сидела за столом и писала. Ее послание получилось весьма трогательным.
