Камбиз благосклонно принял Фанета. Он простер свое благоволение до того, что припомнил, как при взятии Вавилона доблестный грек преподнес ему свой трофей — какую-то безделушку. У царя царей была очень причудливая память: он мог вспомнить и в мельчайших подробностях о каком-то незначительном эпизоде, происшедшем давным-давно, и начисто позабыть об услуге, оказанной вот только что!
Фанет тоже вспомнил тот случай, когда золотая статуэтка богини Иштар, так напоминавшая своей точеной фигуркой несравненную гетеру славного Милета и поэтому особенно дорогая для влюбленного грека, была безропотно отдана Камбизу, хотя предназначалась для божественной Артемисии. Фанет по одному лишь взгляду понял желание желчного царевича и поспешил протянуть ему в бою взятый, столь ценный для себя трофей, при этом изобразив на лице любезную улыбку. Вот и сейчас старый вояка пытался изобразить всем своим существом беззаветную преданность тому, кого он не любил и боялся.
Камбиз слушал Фанета, изумленно приподняв бровь. Когда Фанет закончил речь, произошло невиданное — Камбиз рассмеялся! Но даже смех этого человека — мелкий, сардонический, наводил какой-то животный ужас, и многих продрало дрожью.
* * *
Усилиями тайной службы персидского царя по Пелусии распространился слух о том, что Камбиз отнесется великодушно лишь к тем, кто добровольно сдастся в плен, к тем же, кого возьмут силой, - пощады не будет! Коварный совет Фанета произвел ожидаемый эффект - в городе стало тревожно. В сердца защитников крепости вселилась подозрительность друг к другу. И без того недружелюбные отношения между наемниками и египтянами еще более обострились. До открытого столкновения не доходило лишь потому, что произошел взрыв раздора между самими наемниками. Ливийцы, например, откровенно обвиняли греков в том, что измена Фанета — лишь пробный камень и произошла с ведома греческих наемников. Эфиопы громко кричали, что ливийцы и греки ждут лишь удобного момента, чтобы всем гуртом перебежать к персам. Шерданы хранили грозное молчание, но это молчание беспокоило больше, чем крики эфиопов. Египетские священные корпуса потихоньку располагались так, чтобы было удобнее окружить казармы наемников и раздавить любой бунт или мятеж. Эта гнетущая обстановка должна была как-то разрядиться, и она разрядилась самым ужасным образом, завязав новый узел смертельной вражды.
— Эй, Артемисия, где твой муж?
Услышав грубый хриплый голос, донесшийся со двора, Артемисия прижала крепко детей и забилась мелкой дрожью. После исчезновения Фанета Артемисия жила предчувствием чего-то ужасного. Как и все жены воинов, она каждый раз после вылазки встречала у крепостных ворот возвращающихся воинов, со страхом вглядывалась в лица тех, кого несли на носилках, но каждый раз Фанет возвращался живым и невредимым. Он всегда шел в одиночестве, как-то особняком. Сдержанно отвечал на страстные объятия жены и, разжав ее руки, чаще уходил в казарму, чем к себе домой. Он боялся раскиснуть и размякнуть в семейной обстановке, и тогда решиться на задуманное было бы невыносимо сложно. Он боялся за последствия и избегал взгляда своей жены — боялся не выдержать. Ушел он тайком, как вор...
— Эй, Артемисия, выходи!
Она узнала этот голос. Он принадлежал недругу Фанета — командиру спартанцев Архелаю. Из рук вырвался младшенький — Одиссей. Он вылетел из дома, подбежал к Архелаю и заколотил обеими руками по его панцирю.
— Не смей кричать на маму! Вот придет мой отец и задаст тебе трепку. Он сильнее тебя! Он сильнее всех!
Обычно в таких случаях взрослые смеются, но Архелай не засмеялся, он больно схватил малыша за ухо и вывернул. Мальчик взвыл диким голосом, и на его вопль выскочила Артемисия. Она фурией бросилась на Архелая, но ее перехватили гоплиты и грубо скрутили...
Когда ее вывели из казарм ливийцев, она охрипшим голосом стенала, прося ее убить...
Из эфиопских казарм выволокли уже полуживое существо, которое беззвучно разевало рот...
На плацу перед казармами шерданов беснующуюся толпу, ведущую вконец истерзанную женщину, встретили шерданы во главе со своим предводителем Нао. Спартанец Дамипп швырнул Артемисию, и она упала у ног Нао.
— Шерданы! Это Артемисия, жена изменника Фанета — она ваша!
Артемисия с трудом приподняла голову и взглянула на Нао. И сердце шердана дрогнуло. Старый морской разбойник, просоленный штормами всех ветров, видел и не такое в своей жизни, но такой мольбы в глазах женщины он еще не видел. Предводитель шерданов вынул длинный нож и вонзил в грудь Артемисии, прерывая ее страдания на этой грешной земле. Артемисия вздрогнула, тихо застонала и приникла к земле. Разгневанные спартанцы схватились за мечи, но предводитель шерданов, окинув их высокомерным взглядом, процедил:
— Шерданам не нужны чьи-то объедки.
Шерданы расступились, давая ему дорогу, но как только вождь прошел, они вновь сомкнулись, выжидающе глядя на спартанцев. Те, неловко потоптавшись, повернулись и пошли, проклиная дикого Нао, выбравшего вместо человеческого имени название скалистого мыса в Иберии, логовища морских пиратов.
* * *
В один из дней осады греческие наемники, высыпавшие на крепостную стену, воззвали к Фанету, и, когда перебежчик подъехал к крепости, военачальник, спартанец Архелай, прокричал ему, что из-за того, что истинные эллины побрезговали прикасаться к телу жены гнусного и презренного предателя, Артемисия была отдана сначала в казармы ливийских наемников, а сейчас уже услаждает чернокожих нубийцев, после этого ее ожидают шерданы в своих казармах. Фанет содрогнулся. На этом несчастия грека не окончились, а только начались. Наемники на крепостной стене вывели перед собой детей несчастного Фанета — Ахиллеса и Одиссея, а затем на глазах потрясенного отца перерезали им горло. Хлынувшую кровь мучители слили в большой кратер с вином, то есть размешали по греческому обычаю вино, но не водой, а кровью детей Фанета. Архелай, размешивая эту ужасную смесь, стал разливать ее по фиалам поочередно подходящих гоплитов, которые, залпом опорожнив чашу, уступали место следующему.
Окаменев, смотрел Фанет на эту страшную сцену. К нему подъехал Дарий и, тронув за плечо, проговорил:
— Мужайся, мой бедный Фанет, мужайся. Тебя зовет Камбиз, а он не любит, когда его заставляют ждать. Возьми себя в руки, соберись! Насколько я знаю Камбиза — его месть за тебя будет страшной. Он умеет мстить и любит это делать. А теперь пойдем, мой бедный друг, к царю царей.
Фанет молча последовал за Дарием.
* * *
Теперь громче всех кричали греки, которые своими злодеяниями по отношению к Фанету, находившемуся в чести у персидского царя (греки видели с крепостной стены изменника рядом с Камбизом), лишили себя возможности сговора с персами. Прямым нажимом, угрозами, греческие военачальники заставили Петиса решиться на всеобщую для всего гарнизона Пелусии вылазку для генерального сражения с персидским войском.
Широко распахнулись ворота Пелусии, выпуская одну колонну за другой. Персы стали спешно строиться в боевой порядок для долгожданного сражения и не препятствовали выстраиваться и гарнизону Пелусии.
Первыми в бой, показывая пример, затянув боевую песню — пеон, устремились греческие наемники под предводительством своих командиров, имея с правого фланга египтян, а с левого — ливийцев, шерданов и чернокожих нубийцев.
Мужественно и бестрепетно шли египетские воины на шеренгу персидских войск. Персы стойко встретили яростную атаку пелусийцев, но все-таки на фланге, где дрались египтяне, воины Камбиза стали подаваться назад под сильным напором боевых колесниц. Персы разомкнули свои ряды, пропуская летящих во весь опор коней и тут же смыкаясь. Возничие и стрелки из лука гибли в плотном кольце персов. Но все-таки боевые колесницы сделали свое дело — нанесли большой урон сарбазам Камбиза и ослабили этот фланг персов. Почувствовав это, египтяне еще больше усилили свой натиск, и персы бросились под прикрытие щитоносцев. Египтяне уже добивали смятенных персов, как вдруг щитоносцы сдернули чехлы со своих щитов и выставили щиты навстречу египтянам, и те враз... остановились! По совету Фанета, персы пришпилили к своим щитам кошек, скарабеев, ибисов и других почитаемых жителями Та-Кемта священных животных. Египтяне стали как вкопанные, и слезы ярости текли у них из глаз. Персы стали в упор расстреливать из луков, пронзать копьями и дротиками потерявших способность к сопротивлению египтян, которые безвольно гибли тысячами под безжалостными ударами врагов.
Сокрушив ливийцев и нубийцев, перебив отчаянных шерданов на своем правом фланге и пройдя по трупам египтян слева, персы вышли в тыл яростно сражающихся греков, которые, потеряв почти всех своих командиров и почти половину состава, продолжали упорное сопротивление даже тогда, когда их полностью окружили. На предложение сдаться, греки отвечали, что сложат оружие, только если сам Камбиз поклянется своим царским словом сохранить им жизнь. Камбиз бесстрашно подъехал вплотную к распаленным грекам и сказал:
