этому сроку? Я тогда к вашим услугам.
– Увы, не думаю, что лодку привезут так быстро, – посетовал Яо.
– Ну, значит, в следующее полнолуние! – весело воскликнул Гуаньцзи.
– Это уже без меня, – заявила Мэйлин. – Я вскоре уеду домой.
– Останьтесь хотя бы до того момента, – попросил Яо.
– Вы очень добры, но, боюсь, это невозможно, – ответила она, а потом обратилась к Гуаньцзи: – Как говорится, я «тороплюсь, как путник, перед которым дальний путь».
Это была знаменитая цитата из «Девятнадцати древних стихотворений» [78], которая говорила о кратком миге между жизнью и смертью, подразумевавшая, что нужно пользоваться моментом. Она подает сигнал, что заинтересована в нем? Или просто демонстрирует, что образованна, как и ее дочь, потому что это польстит тщеславию зятя?
– Может быть, лодку доставят вовремя, – сказала Яркая Луна.
На мгновение наступила тишина, и Мэйлин вмешалась, чтобы поддержать разговор:
– Я слышала, генерал, что вы рано ушли в отставку, чтобы заняться литературным творчеством. Не сочтите за дерзость: это было внезапное решение или вы давно обдумывали его?
На самом деле Мэйлин это не волновало, но, по ее опыту, люди высокого полета обожают говорить о себе.
– Ах! – Гуаньцзи замолчал и задумался. Вообще-то, ему не нужно было размышлять, потому что он много раз произносил эту короткую речь, но собеседникам нравится считать, что они задали оригинальный вопрос. – Когда я был сиротой, – проникновенно начал он свой рассказ, – мне говорили, что мой долг – стать воином, как мой отец, который героически погиб. Он был членом клана Сувань Гувалгия, Полюс Духа которого находится в Пекине. Я в девятом поколении потомок Фионгдона, князя Желтого Знамени, близкого соратника основателя династии Цин. Фионгдон стал герцогом Непоколебимой Праведности, а спустя столетия после смерти поднялся еще выше, наконец став потомственным герцогом первого класса.
– Для тех, кто не принадлежит к императорскому дому, это высший титул, – объяснил господин Яо, кивнув жене и теще, чтобы они поняли, какого чудесного гостя он сумел пригласить в свой дом.
– Воспитавший меня дядя из Ханчжоу был видным деятелем в литературном мире. Он напечатал много прекрасных книг и часто писал мемуары и всевозможные посвящения. Но он внушил мне, что мой долг и предназначение – стать великим воином на службе у императора. Он был состоятельным человеком и смог обеспечить меня лучшими лошадьми, оружием и учителями, дать мне хорошее образование на маньчжурском и китайском языках, чтобы я соответствовал этой роли. Как вы знаете, сейчас не так много маньчжурских воинов, обученных по старым правилам, и он надеялся, что я буду выделяться на общем фоне.
– И вы определенно выделились, господин генерал, – вежливо произнес Яо.
– В определенной степени да, господин Яо. Знаменные относились ко мне как к своему. Научили меня своим песням и старинным сказам. Я ездил с ними верхом. Я стрелял из лука и стрел. Я познал свободу открытой степи. Мне это понравилось. А еще мне понравилось учиться в школе. Но я никогда не хотел быть ученым. Думаю, у меня слишком много энергии. – Он посмотрел на двух женщин. – И все же чего-то не хватало в моей жизни. Возможно, я нашел это что-то в поэзии. А еще ощущал во время посещения храма… – Гуаньцзи остановился, словно бы подыскивая слова. – Я даже втайне задумывался, не стать ли мне священнослужителем. Подобные идеи часто появляются у юношей в определенном возрасте, особенно если они сентиментальны. Я чувствовал, что это слабость, и остался выполнять долг. Я воевал против тайпинов. Добровольно рисковал жизнью, как и должен делать всякий солдат. Я поднялся по карьерной лестнице и стал командовать другими. – Он замолчал.
– Но чувство, что чего-то не хватает, так и не покидало вас? – предположила Яркая Луна.
– Мне повезло в браке. Я часто говорил своей дорогой жене, что она слишком хороша для меня, но она была достаточно добра, чтобы притвориться, что это не так. – Гуаньцзи улыбнулся. – Думаю, я могу смело утверждать, что мы были очень счастливы, и я скучаю по ней каждый день. Когда моя дочь подросла, мы приложили большие усилия, чтобы найти ей достойного мужа, с которым она была бы так же счастлива. Рад сообщить, что нам это удалось. – Он сделал паузу. – Отвечая на ваш вопрос… пока была жива супруга, я чувствовал себя целостным. Но, потеряв ее, я затосковал по Ханчжоу и Сиху. Возможно, для солдата считается слабостью признать, что он уязвим. Хотя подозреваю, что характером я скорее пошел в дядю, а не в отца.
– Это не слабость! – с жаром возразила Яркая Луна.
– Вы очень добры, – отозвался Гуаньцзи, потом лицо его внезапно просветлело. – У меня двое чудесных сыновей, которые тоже стали военными, и их не мучают подобные сомнения. Красивые дьяволята. – Он повернулся к господину Яо. – Говорят, вдовствующая императрица Цыси любит красивых молодых маньчжурских воинов и продвигает их по службе. – Он рассмеялся и многозначительно посмотрел на торговца. – Так что я питаю особые надежды в отношении их карьеры!
Господин Яо тоже рассмеялся. Но Гуаньцзи следил за двумя женщинами. Большинству женщин нравятся сильные мужчины. Но генерал, который в открытую говорит об уважении к жене, признается в сентиментальности, даже уязвимости…
Эта его короткая речь почти всегда разжигала интерес у дам. Действительно, Яркая Луна явно призадумалась. Однако лицо ее матери было непроницаемым.
Они еще немного поговорили о недавних придворных событиях, о новой железной дороге, которую, увы, проложили-таки в Пекине. Все согласились, что этот кошмар не должен приближаться к Сиху. Затем, когда чайная церемония подошла к концу, Гуаньцзи вежливо сообщил, что ему пора. Хозяйка любезно выразила надежду, что генерал в ближайшее время удостоит их еще одним визитом. Гуаньцзи уже поднимался с места, но, похоже, хозяин был не готов вот так отпустить гостя.
– Генерал поскромничал и не упомянул, – сказал он жене и теще, – но вы должны знать, что он известный коллекционер.
Очевидно, торговец наводил справки о нем. Гуаньцзи поклонился:
– Это правда, господин Яо, что я собираю исторические печати, хотя моя коллекция очень скромная.
Коллекция была еще в зачаточном состоянии. Прежде чем удалиться на Западное озеро, Гуаньцзи решил, что было бы неплохо обеспечить себе какое-то место в здешней культурной жизни. Ему недоставало литературного таланта, чтобы писать такие эссе, как дядя из Ханчжоу. Но ему пришло в голову, что можно стать экспертом в какой-нибудь области, не требующей особых знаний.
– Почему бы тебе не начать собирать коллекцию? – предложил один его друг-ученый. – А что насчет печатей? Они не слишком дорогие.
Это оказалось правильным выбором. В конце концов, печати начали использовать еще на заре китайской цивилизации. Нижнюю сторону с вырезанными на ней китайскими иероглифами, часто примитивными, окунали в тушь, а затем ставили оттиск на документы, а потом такие же штампы стали ставить на
