Столетов глянул на предгорья, и мысль, что тревожила его в последние дни, вернула к действительности. Знал: беспокойство не покидает и генерала Гурко, командира кавалерийской дивизии.
Этот Передовой кавалерийский отряд, прорвав придунайскую линию обороны турок, упёрся в Балканы. Успех явный, доставшийся легко. Тырново, древнюю столицу болгар, взяли несколько эскадронов. Болгарские дружины не успели ввязаться в бой.
Но теперь Передовой отряд на правом крыле ощущает силу турецкого гарнизона Никополя, на левом — Рущука. Турецкие таборы рассредоточены и по другим городкам придунайской обороны. А у Видина, по данным разведки, крупное соединение Осман-паши…
Сейчас бы Западному и Восточному отрядам поддержать Передовой отряд, а не топтаться на месте. Ведь дивизии Гурко и ополчению предстоит начать марш через Балканы…
На Марином поле, по которому, как рассказывают легенды, любила пять веков назад гулять царица Мара, жена последнего болгарского царя Ивана Шишмана, белели палатки ополчения, играли дудки-сопелки, дружинники, обнажённые по пояс, ставши в круг, водили «хоро». Слышалась песня «Балканы, Балканы, родные Балканы…».
Столетову нравилось, как поют болгары. Их песни всегда немножко грустные, чувствуется тоска народа по утраченной свободе.
Удачное начало войны радует дружинников. Не раз генерал слышал и от них, и от русских солдат: «Коли турок так и впредь бегать будет, то мы вскорости до самого Царьграда дотопаем».
Раздумья Столетова нарушил поручик Узунов, прибывший в Тырново с шестой дружиной. В который раз промокнув лицо полотенцем, генерал сказал:
— Голубчик, Стоян Андреевич, требуется офицер для связи ополчения с генералом Гурко. Его кавалерия и наши дружины на этой неделе начинают переход Балкан.
— Когда надлежит выехать, ваше превосходительство?
— Завтра утром у подполковника Рынкевича получите пакет — и с Богом…
Едва полковые трубы нарушили рассветную тишину, как Стоян уже скакал по дороге из Тырново в Габрово. Расстояние в сорок вёрст не так и велико, день обещал выдаться жарким.
К восходу солнца поручик догнал растянувшиеся на марше полки. Пехота шла споро, с шутками:
— Поспешай, братцы, покуда Ярило не припёк.
— Вестимо. Тогда не до балагурства, было б чем дохнуть.
— Споём? Кузьма, выводи!
И солдат-запевала, расправив грудь, затянул на одном дыхании:
Эй вы, солдатушки,
Бравы ребятушки…
Рота подхватила, а наперёд выскочил удалец, застучал в ложки, засвистел.
Едва Стоян миновал пехоту, потянулись лёгкие пушки, зарядные ящики. Следом шагали расчёты.
Узунов пустил коня вскачь, догнал конницу. Она двигалась поэскадронно. Конные дозоревали в сёдлах, клевали носами.
Командира Передового отряда и штаб Стоян настиг, когда солнце уже поднялось, осветив горные вершины, поросшие лесом.
Начало припекать, и Стоян пожалел пехотинцев: каково им сейчас! У солдат полная выкладка: подсумки с патронами, ружья с примкнутыми штыками, за спинами вещмешки, а через плечо тугие шинельные скатки…
Штаб дивизии и самого командира Передового отряда Стоян заметил издалека. Высокий, плечистый генерал Гурко плотно сидел в казачьем седле, огненно-рыжая раздвоенная борода покоилась на груди.
Начальник штаба принял донесение Столетова и, приказав поручику следовать с первым эскадроном, подъехал к Гурко.
В ожидании дальнейшего приказа Узунов посматривал по сторонам. Дорога избитая, пыльная, и Стоян с тоской подумал, что в этот день ему не раз придётся проскакать по ней от головы колонны до арьергарда, в котором идут болгарские дружины, и обратно к Гурко…
По колонне понеслась команда сделать привал, и солдаты рассыпались в поисках какой-нибудь тени. Устроившись, они жевали сухари, курили. К Узунову подсел ротмистр, открыл портсигар:
— Угощайтесь, поручик, здесь таких нет. Из самого Санкт-Петербурга!
— Спасибо, ротмистр.
— Вы какого эскадрона?
— Из ополчения генерала Столетова.
— То-то вижу, незнакомый. Слух был, вы на нас из-за Тырново в обиде?
— Не так уж, но скажу: болгарские воины хотели поучаствовать в деле. Тем более речь шла о древней столице Болгарии.
— Дайте срок, ваше ещё впереди.
— Это так, Осман-паша приберёг силы.
— Только ли он? Переходы через Балканы не шутка. Думаю, потому славному Иосифу Владимировичу и поручили Передовой отряд.
Проскакал в голову колонны Скобелев. Стоян посмотрел ему вслед:
— Мне довелось видеть генерала в бою под Систово. Он, кажется, совсем лишён страха смерти.
— Вот чего нет, того нет. Смерти, поручик, всяк боится. Разница лишь в том, как к ней относиться. Генерал Скобелев её презирает и тем храбрость солдатам придаёт. Обратите внимание, как они его любят и, не страшась, идут за ним в атаку.
— Весьма возможно.
— Не хотите ли пожевать холодной телятины?
— Нет, ротмистр. Сейчас бы в баньку…
— Чего захотели. В Габрово, извольте…
Короткий привал, и отряд снова тронулся.
Скобелев догнал Гурко, поехали стремя в стремя.
— Итак, Михаил Дмитриевич, я твёрдо убеждён: мы приняли правильное решение, перейти Балканы через Хайнкиейский перевал. Турки назвали его Предательским и считают непроходимым для больших сил, а мы этим воспользуемся.
— Если иного выбора нет, нам остаётся Хайнкией.
— Шипкинский перевал османы берегут строго. Турецкие таборы стоят при выходах через Твердинский и Тревненский перевалы.
— Позвольте мне, Иосиф Владимирович, открыть с добровольцами дорогу?
— Болгарские лазутчики сообщили: в деревне Присово нас дожидаются проводники. Они выведут нас в село Хайнкией.
— Долина Роз — долина крови, — покачал головой Скобелев.
Гурко снял фуражку, вытер лоб:
— Сочувствую солдату, да миссия у него святая. Вы, Михаил Дмитриевич, изволили выразить желание пройти Хайнкией с первыми добровольцами. А я полагаю, вам надлежит с частью имеющихся у нас сил продвинуться к Габрово, где, соединившись с отрядом генерал-майора Дерожинского, поступите в распоряжение генерала Святополк-Мирского. Совместным наступлением на Шипку со стороны Габрово, где наиболее значительные укрепления турок, вы прикуёте к себе внимание Халюси-паши, командующего Шипкинским перевалом, и обеспечите возможность нашему Передовому отряду, вырвавшись в Забалканье, повести наступление на Шипку от Хайнкиея.
— Вас, Иосиф Владимирович, не волнует отсутствие взаимодействия между отрядами?
Гурко хмыкнул:
— Отчего же? Но я не обсуждаю приказы, Михаил Дмитриевич. Нам велено «вперёд», и мы пойдём с верой в успех.
В самом конце июня Мраморное море было спокойно и тихо. Набрав в котлах пару, корабли резали синь морской воды. Под плеск волны о корпус парохода Сулейман-паша думал о превратностях судьбы человеческой, какие не минуют и султанов. Сулейман-паша сидел в плетёном кресле, нахохлившись, как ворон, а за спиной кучно сбились высшие офицеры его армии: Ариф-паша, Салил, Реджиб-паша, Шукри-паша, Мухлис-паша, Назим-паша.
Опытный военачальник, удостоенный всех высоких наград Оттоманской Порты, тридцатидевятилетний Сулейман-паша спрашивал себя и не мог ответить: какую лазейку в душе султана отыскали хитрые, как лисы, и коварные, как гиены, англичане? Их посол в Стамбуле открывает двери великого султана и его визирей так же легко, как открывается вход в те благопристойные публичные заведения для богатых иностранцев в столице Блистательной Порты.
Сулейман-паша — воин, он редкий гость в Стамбуле, особенно с тех пор, как его армия покоряла черногорцев, но молва — конь с крыльями. Когда, свергнув Абдул-Афиза, султаном стал Мурад Пятый, молва нашептала: заговор — дело рук английского посла Эллиота.
Не прошло и года, эта же судьба постигла и Мурада.
Ныне султан Абдул-Хамид слушает, что в его светлые уши нашепчет англичанин, какой яд вливают в его душу уста неверного.
Кабинет лорда Биконсфилда много обещал, но мало сделал. Втянув Порту в войну с Россией, лорд Биконсфилд теперь выжидает, чем всё кончится.
Мысленно Сулейман-паша анализирует причины неудач, постигших турецкую армию. Проклятые гяуры форсировали Дунай и взошли на Балканы. Терпят поражение опытные военачальники — сердер-экрем Абдул-Керим-паша, Осман-паша. Совсем в недавнем прошлом Оттоманская Порта наводила страх на весь христианский мир, а теперь, не приведи аллах, гяуры снимут полумесяцы с мечетей в Стамбуле.
Дымы кораблей в море. Сколько чёрных столбов, столько и пароходов. Всю свою армию прославленный турецкий военачальник Сулейман-паша переправляет в Адрианополь. Его янычары остановят армию Гурко-генерала, а башибузуки поклялись вырезать всех болгар, какие служат гяурам. Он, Сулейман-паша, закроет русским дорогу в Забалканье, в цветущую долину, в райские места, откуда пять веков пополняли свои гаремы султаны и визири, наместники и почтенные люди Блистательной Порты.
