Мария Темрюковна была поражена красотой русской природы, а особенно множеством дичи, водившейся в здешних лесах. Охотники позавтракали во дворце и спустились с Воробьевых гор в долину реки Сетунь. Мария управляла конем легко, непринужденно. Отряд миновал Кунцево, Крылатское и приближался к селу Ромашкову, вотчине Романовых, родственников царя.
Охотники направились к лесу. По дороге им встретился торговый обоз, ехавший в Москву. Люди, зная приветливость царя, бросились к нему. Иван остановил коня, готовясь вести разговор с купцами.
Но Мария вылетела на породистом скакуне вперед и, сверкая злыми глазами, крикнула торговцам:
– А ну прочь с дороги! Или не видите, кто едет?
– Так видим, царица, – ответил старший из купцов. – Поэтому и вышли к вам, хотим поприветствовать, пожелать здоровья да счастья.
Лицо Марии Темрюковны обезобразила злоба.
– Пошли вон с дороги, доброхоты!
– Негоже царице так с подданными разговаривать. Прежде такого не было.
– Не было, так будет. Пошли вон, холопы, или я вас сейчас кнутом угощу.
Старший купец помрачнел.
– Да, послал нам Бог царицу. И за какие такие грехи?
– Что ты сказал, собака? Чем-то недоволен?
Она подняла кнут и хотела ударить купца, но подоспевший царь успел перехватить руку жены. Он рывком сбросил ее с коня.
– Ты, кабардинская княжна, не много ли берешь на себя?
Мария вскочила с земли.
– Это меня оземь? И за кого? За смердов?
– Пред тобой люди. Они с добром к тебе вышли, а ты?
– А я…
– Молчать! – приказал ей царь, соскочил с коня, подошел к купцу и спросил: – Как тебя зовут?
– Потап Ермилин, – все так же мрачно ответил тот. – Едем на торговлю из Погарово. Вот увидели тебя с молодой женой, хотели пожелать счастья, а в ответ кнут. Меняются времена. Жаль.
Царь обратился к остальным купцам, сбившимся в кучку:
– Вы так же считаете?
– А чего считать-то, государь?! – заявил какой-то молодой мужчина. – Ты и сам видел, как встретила нас твоя жена.
Иван обернулся к Марии:
– Видишь, что натворила, царица? Пред тобой люди, а не скот. Здесь не дикие степи. Молчишь? Верно поступаешь. Перед людьми предупреждаю, коли хоть один еще раз позволишь себе унижать наших людей, то цацкаться с тобой не стану, отправлю обратно в горы вместе с родней. Свое слово я всегда держу. – Царь повернулся к опешившим купцам: – Вы простите ее, люди добрые. Да и меня… – Он не договорил, с досады ударил себя кнутовищем по сапогу.
– Да что ты, государь, всякое бывает. Вы торопитесь на охоту, а тут мы лезем со своими пожеланиями. Ничего. А царица пообвыкнет, обживется на Москве, другой станет. Счастья вам и долгих лет жизни. – Ермилин и все купцы поклонились царю.
– Удачной торговли вам, Потап. На Москву езжайте смело, никто обиды не учинит. – Иван вскочил на коня, то же самое сделала и Мария.
Царь взглянул на нее и сказал:
– Возвращаемся в Воробьево, поохотились!
– Но я не хочу во дворец! – воскликнула Мария.
– Ты жена моя и будешь делать то, что я скажу. А я велел молчать. Забыла? Коротка бабья память? Или приказы мои тебе нипочем? Так я быстро научу, как надо себя вести. Твоим же кнутом. Все! Домой, я сказал!
Охотничий отряд пошел обратно в Воробьево.
Во дворце Иван закрылся в своих палатах, но недолго пробыл один. Вошла царица, на этот раз смиренная, в обычной домашней одежде.
– Чего тебе? – грубо спросил жену Иван.
– Не гневайся, хозяин сердца моего. Погорячилась я, но такая уж кровь течет в моих жилах. Позволь сказать.
– Говори. – Иван быстро отходил от гнева.
Мария пристроилась рядом с креслом на лавке, покрытой дорогим заморским ковром.
– Только обещай выслушать до конца и без обиды. Я вижу, как далеки мы пока друг от друга. А нам жить вместе, детей рожать. Вот ты царь, а разговариваешь с простолюдинами как с равными. Ты второй на Руси после Бога. Разве это допустимо? У нас в Кабарде не так. Если простолюдин косо посмотрит на князя, сразу же отведает батога. А не подчинится, проявит своеволие, так и голова с плеч.
– Как обстоят дела в Кабарде, я знаю. Это неправильно, менять будем. Законы в России одни на всех. Если тебе неизвестно, то скажу, что лет пять назад кабардинские князья приезжали в Москву с богатыми дарами. Они просили меня принять весь ваш народ в русское подданство. Я удовлетворил их просьбу, и Кабарда стала частью великой Руси. Законы там те же, что и в Москве. Да, с народом я общаюсь просто. Ведь он и есть государство. Поэтому простые люди меня и любят. Не все, конечно, но большинство за меня стоит. В этом успех моего правления.
– Но любят того, кого боятся. Русский народ будет уважать тебя еще больше, если ты проявишь строгость, а не милость. Особенно бояре.
Иван посмотрел на Марию.
– Что ты понимаешь под строгостью?
– А то, что врагов надо уничтожать. Казнить всех, кто слово против тебя скажет.
– Ты предлагаешь мне извести собственный народ?
– Нет, заставить всех бояться тебя, а меня, твою жену, уважать. Ты сегодня унизил меня пред купцами. Что они сейчас на Москве скажут? Вот какой у нас царь, заступник, защитник, а супруга у него так себе. Он вон взял и бросил ее в грязь.
– Сама виновата. Нечего было на людей лаяться да кнутом размахивать.
– Ладно, пусть виновата, но ты должен был поддержать меня.
– Чтобы ты при мне купца кнутом не за что угостила? Тому, Мария, не бывать. Слово, данное при людях, я сдержу. Помни об этом.
– Эх, царь! – Мария вздохнула. – Если бы ты хоть немного слушал мои советы, то и Русь стала бы другой. Не понимаю! Бояре чинят заговоры против тебя. Наместники в отдельных областях открыто проявляют своеволие. Прямо здесь княгиня Ефросинья с сыном своим плетут сети смуты. Сколько зла они тебе принесли, а ты всех прощаешь, если наказываешь, то вскоре снимаешь опалу. Вот изменники и берутся за прежнее. Почему ты не казнил Адашева, Сильвестра, Ефросинью и Владимира? Отрубил бы им головы на лобном месте при всем народе, так другие крепко задумались бы. Вот твоя мать Елена Глинская, та правила верно. Она врагов не щадила, да вот только не успела всех извести. А ты их прощаешь.
Иван поднялся.
– Все сказала?
– Все! Теперь хоть казни, хоть милуй.
– Если все, то о сказанном забудь и впредь не лезь в мои дела. Я буду править так, как считаю нужным, и советы твои мне не требуются. Ты же по возвращении в Москву, покуда места своего не поймешь, из Кремля ни ногой. Дальше видно будет. Таков мой ответ, царица Мария Темрюковна.
– Может, ты и спать со мной, дикой кабардинкой, перестанешь?
– Супружеский долг исполнять буду, но на любовь мою не рассчитывай. Нет ее. А теперь ступай и распорядись, чтобы стража готовилась к отъезду в Москву. После обеденной молитвы и трапезы тронемся.
Мария фыркнула дикой кошкой и вышла из палаты.
Царь же достал из-под рубахи образок с изображением Анастасии и сказал:
– Видишь, Настенька, как плохо мне без тебя! Во дворец хоть не ходи. Видеть эту особу не могу, но должен спать с ней. Ты все понимаешь и простишь меня. За детей не волнуйся, живы и здоровы они, слава Богу. Эх, Настя, недолог был наш счастливый брак. Лиходеи разлучили нас. Они не только тебя, но и меня убили. Но я должен править государством, закончить все задуманное, оставить детям нашим, царевичу Ивану сильное, процветающее государство. Потом приду к тебе. Мы снова будем вместе, с нашими детишками, которые без времени покинули нас. Я люблю тебя, Настенька. Так будет до гроба. Прости. – Иван поцеловал образ, спрятал его под рубаху и почувствовал, что голова словно свинцом наливается.
Неужто опять приступ? Он не взял с собой лекарство, сделанное Куртом. До Москвы далече, а тут помощь оказать некому.
Но обошлось. Голова прошла.
Начальник стражи доложил о готовности к отъезду. После молитвы и трапезы царь двинулся к Москве и в третьем часу вошел в палату.
К нему тут же явился Курт Рингер.
– Прости, государь, но почему ты не предупредил меня, что покидаешь Москву? Я пока не советовал бы тебе уезжать так далеко и надолго.
– А если будет срочная потребность?
– Тогда я должен сопровождать тебя. Сегодня здоровье не подвело?
– На мгновенье голова будто свинцом налилась. Но отступило.
– Вот видишь! А коли приступ? Кто помог бы тебе?
Иван улыбнулся.
– Тебя доставили бы из Москвы.
– Не надо так больше делать, Иван Васильевич!
– Хорошо, не буду. Без тебя никуда.
– Тебе все шуточки, а я места себе не находил, узнав, что ты выехал из Москвы.
– Беспокоишься за меня?
– Странный вопрос, государь. Я за тебя готов жизнь положить!
– Не обижайся, Курт, скажи лучше, кто тебя нашим старинным словам научил?
– Федот Борзов постарался.
– Кстати, как он познает твою науку?
– Как песок воду знания в себя впитывает. Очень хороший лекарь будет, причем совсем скоро.
– А другие?
– Тоже весьма усердны в учебе. Русский народ очень любознательный и тянется к знаниям. Поэтому Россия и станет самой просвещенной державой в Европе. Я в этом не сомневаюсь.
