Девочка огляделась по сторонам, но рядом никого не было. Две фразы были сказаны на русском языке, который сложно было услышать в Амстердаме в 1765 году. Она не сомневалась лишь в одном: кто-то произнес ее имя. Но больше ничего странного не произошло.
Прислушиваясь к городскому шуму, Анна Белль пошла дальше. Амстердам жил своей повседневной жизнью портового города. По его каналам хаотично двигались лодки и суденышки покрупнее. Докеры выгружали товары, упакованные в тюки и коробки. Прямо от стен домов, стоявших вдоль набережной, выдвигались специальные поворачивающиеся балки с маленькими блоками, которые горожане использовали в качестве подъемных кранов, чтобы прямо из лодок подтягивать поклажу на верхние этажи. Пахло сыростью, иногда тянуло зловонием от сливавшихся в каналы нечистот.
Жители неспешно прогуливались по набережным, обходя стороной грузы, зависшие над головами, и повозки, едва разъезжавшиеся друг с другом при встречном движении.
Девочка догнала мать у поворота к дому, они вместе вошли в особняк Геррита Браамкампа.
– Почему ты отстала? – строго спросила Джейн у дочери.
– Я слушала улицу, – уклончиво ответила она.
Геррит встретил их очень приветливо.
– Nou, als je Amsterdam? [22] – поинтересовался он.
– Gewoon een geweldige stad! Ik heb het gemist in Rusland! [23] – воскликнула Джейн.
Разговор и далее продолжался на голландском.
– А как город показался вам, барышня? – спросил Геррит у Анны Белль.
– Я много знаю о нем из книг и видела на гравюрах. Но в действительности он гораздо больше и суетливей!
– Суетливей! Как верно подмечено, Анна Белль! Суетливей, чем другие. Это действительно Амстердам!
Геррит не скрывал своего удовольствия. Он жалел, что его любимая супруга не дожила до этого счастливого момента, и мысленно делился с ней радостью от общения с близкими людьми. Возможно, кто-то считал ошибкой его одиночество, но Геррит знал: это временно. Совсем ненадолго, пока он жив сам. Несравнимо с вечностью любви!
Смысл жизни господина Браамкампа сосредоточился вокруг его знаменитой коллекции. Геррит выкупал картины у тех, кому они доставались по наследству или иным случайным образом. Такие собственники, как правило, обращались с шедеврами недолжным образом, а он, знаток и ценитель, приводил полотна в порядок, заказывал для них красивые рамы. Он понимал, что совершает благое дело, собирая произведения искусства, приобретая у бедных картины, сохраняя их, чтобы человечество веками могло любоваться плодами художественного творчества. Именно так и формулировал для себя Геррит цель своей жизни.
Джейн погостила у дяди несколько дней. Она поняла: дочери будет хорошо с двоюродным дедушкой. Восторженный взгляд Анны Белль и не покидавшая ее лицо улыбка казались залогом будущей радостной жизни в Амстердаме. Джейн не боялась оставить дочь и была готова продолжить путь.
Она обняла Анну Белль. Слезы сами покатились по щекам.
– Матушка, не плачь! Мне здесь очень хорошо. Ты выздоровеешь и быстро ко мне приедешь!
– Конечно, моя девочка! Я скоро вернусь!
– А путь твой будет легким и быстрым…
– Jane, die u zal voldoen aan de in Napels Leopold. Ik stuurde hem een bericht van twee maanden geleden, – вмешался Геррит, сглаживая тяжесть момента прощания. – Zeg hem dat dit! [24]
Они перешли на голландский язык.
– Если это деньги, то совершенно ни к чему! У меня есть…
– Это не деньги, Джейн. Это мое участие и спокойствие. Я их даю не для тебя, а для себя самого. Пожалуйста, не обижай старика отказом.
Джейн обняла и поцеловала дядю Геррита.
– Спасибо. Я спокойна, что Анна Белль остается с вами. – Она печально посмотрела на свою десятилетнюю дочь, затем достала из саквояжа сверток, перевязанный лентой, и сказала по-русски: – Вот, это тебе маленький подарок!
Девочка с любопытством развернула ткань и увидела небольшую картину, написанную маслом на деревянной дощечке, в которую сзади были вставлены две клиновидные распорки. Это был образ Мадонны с младенцем на руках, скопированный одним из учеников Рафаэля.
Рафаэль Санти. «Мадонна Конестабиле»– Если что-то случится, непременно возвращайся к дедушке в Россию!
– Что ты, матушка, ничего не случится!
– Запомни это, пожалуйста, он тебя очень ждет. Всегда. Прощай!
Кучер взмахнул кнутом, присвистнул и обрушил удар кожаных ремней на лошадиные крупы. Экипаж со скрипом тронулся в путь и вскоре скрылся за поворотом.
Анна Белль, вернувшись в свою комнату, установила материнский подарок на секретере.
– А путь твой будет легким и быстрым, мама! – повторила девочка, глядя на Мадонну с младенцем, читающую Евангелие. – Мамочка…
На следующий день Геррит Браамкамп после завтрака направился в библиотеку. Там постоял, с обожанием рассматривая свои любимые картины на стене, не занятой книжными полками, подошел к глубокому креслу у окна и опустился в него; рядом на маленьком столике лежала раскрытая книга.
Он погрузился в чтение.
В библиотеку вошла Анна Белль.
– Geachte heer! Ik wil sdalt u een andere suggestie, [25] – серьезно сказала девочка.
– Да, моя дорогая? – тотчас отложил книгу Браамкамп.
– Мне кажется, надо не просто записывать в каталог названия картин и имена художников, но еще заносить туда детали…
– Это как же, Анна Белль?
– Например, сделать отдельные списки натюрмортов, пейзажей, портретов. Пейзажи можно разделить на деревенские, городские и морские, а портреты – на мужские, женские, детские и групповые.
– Интересно…
– И еще. У вас в доме не все картины развешаны на стенах, некоторые стоят в рамах или без них сложены на полу. Наверное, трудно отыскать многие экспонаты коллекции…
– Только для посторонних, Анна Белль, – улыбнулся Браамкамп. – Я знаю, где находятся все мои драгоценные экспонаты и всегда могу их найти.
– Конечно, дорогой дедушка Геррит, я не предлагаю менять их местами. Хорошо бы начертить схему дома и во всех помещениях цифрами пометить местонахождение полотен. А потом эти цифры проставить в списках картин – тогда их можно будет сразу же отыскать в доме.
– Замечательно, Анна Белль! И ты сама сможешь это проделать?
– С радостью, дедушка! С радостью!
Анна Белль с большим энтузиазмом взялась за обработку картотеки. Она ходила по комнатам и развешивала на картинах картонные таблички с номерами. В руке у нее была печать, которую по ее настоянию Геррит заказал у гравировщика. Надпись на латыни гласила: «Heiredium teres adorn vita» – «Наследие прекрасного украшает жизнь» – и далее на голландском: «Из коллекции графа Геррита Браамкампа».
Кроме экслибриса, был изготовлен штамп с трафаретом, который Анна Белль заполняла отдельно для каждой картины. Она записывала название, имя художника, дату создания, год приобретения, жанр, краткую историю покупки картины, добавляла комментарий дедушки и номер. Прямоугольные картонки с этими сведениями Анна Белль складывала в коробки, которые, опять же специально, Геррит заказал для картотеки.
Девочка самостоятельно вычертила на большом листе бумаги план особняка, проставила на плане номера картин, и стало понятно, где они находятся в доме. Кроме того, все данные Анна Белль аккуратно заносила в тетради, которых набралась целая пачка. Они содержали списки картин, составленные по разным признакам: от жанра до года написания и сюжета.
– Когда ты закончишь работу, мы можем перевесить картины и поменять их местами по твоим рекомендациям, Анна Белль, – предложил Геррит Браамкамп, перелистывая очередной журнал и поражаясь усердию внучки.
– Нет, дедушка Геррит! Они уже привыкли к своим местам и к соседям. Это может отразиться на их настроении, – серьезно отвечала Анна Белль.
Девочка росла. Каждый раз, когда в зеркалах появлялось ее отражение, было видно, как она взрослеет. Черты лица менялись, постепенно исчезла детская припухлость щек, тело приобретало женственные формы. Действительно, в этот период времени – между одиннадцатью и пятнадцатью годами – дети быстро превращаются в подростков, просто на глазах. То же происходило и с Анной Белль.
Незаметно летело время. Удивительные метаморфозы отражались не только в зеркале. Ее портрет в медальоне, подаренном дедушкой Рене, тоже менялся. Анна Белль редко открывала золотую крышечку, но всякий раз поражалась увиденному чуду. Лицо на рисунке взрослело вместе с ней. Словно ее отражение, пойманное зеркалом, затем перемещалось в медальон.
На городской площади Амстердама перед Рождеством из красивых цветов выкладывали цифры приближающегося нового года. Анна Белль часто проходила по этой площади, когда отправлялась на уроки рисования и по поручениям дедушки в гости к художникам, чтобы проверить исполнение заказа или отнести деньги. Совсем недавно она видела там выложенные цифры – 1767. Ей скоро должно было исполниться двенадцать лет…
Однажды, выполнив очередное поручение, Анна Белль заглянула в библиотеку, где любил проводить время Геррит Браамкамп.
