— Вчера я подавала служанке горшок и, помню, подумала, что странного. Бледно-розовая. Тогда я вызвала доктора.
— И?..
— Он сказал, что причина лихорадки и хождения во сне женская истерия. Завтра он придет пустить ей кровь.
— Не допускайте этого! Проследите, чтобы она пила как можно больше воды. — Аркенти открыл дверь и шагнул в коридор, говоря через плечо: — Лекарство существует, но я должен получить его из Рима. Это займет несколько дней. Есть у вас слуга, которого можно послать гонцом? — Он стремительно двинулся вперед по коридору. — Ему понадобится несколько лошадей. Лучших из конюшни герцога…
Слуга, которого герцогиня отправила в Рим, был лучшим наездником при дворе. Юный Джорцио отличался крепким телосложением, на левой щеке его красовалось родимое пятно винного цвета, размером с детскую ладонь. Герцогиня выделила лучшую лошадь из конюшни, мать убитого жеребенка, великолепное животное, которому Элеттра дала имя Круна, и еще одну, на случай, когда первая устанет. Джорцио редко выпадала возможность проехаться на прекрасной белой Кру-не, его бедра прямо-таки ныли от желания обхватить круп животного, ощутить его мощь.
Монсеньор Аркенти поспешно вошел в конюшню, держа в руке письмо, запечатанное перстнем с надписью Promotor Fidei. Он протянул письмо Джорцио, как только слуга вскочил в седло.
— Отвези генералу ордена иезуитов в Ватикане. Дождись ответа и немедленно возвращайся с тем, что он тебе даст. Не мешкай. Жизнь девушки зависит от тебя. Скачи! Скачи скорее!
Он хлопнул кобылу по крупу. Лошадь, наездник и вторая лошадь в поводу проскочили под аркой и скрылись из виду.
Ваше высокопреосвященство генерал ордена Лоренцо Риччи, Острая необходимость заставила меня писать Вам. В городе Кремоне юная девушка из семьи добрых христиан страдает от приступов малярии. Я считаю, жизнь девушки можно спасти, если Вы пришлете мне немного коры хинного дерева, привезенной монсеньором Де Роса с перуанских нагорий. Я понимаю, что хинная кора — большая ценность, но думаю, герцог, отец девушки, будет благодарен и найдет способ выразить признательность, если мы спасем жизнь его дочери. Письмо доставит Вам некто Джорцио, слуга герцога. Я просил его дождаться Ваших указаний и немедленно возвратиться.
Засим остаюсь
Ваш преданный слуга
Монсеньор Микеле Аркенти, Promoter Fidei.
Монсеньор Аркенти стоял у окна своей приемной и наблюдал за струями дождя. Он думал о девушке. Целых две недели он дежурил подле нее, ожидая возвращения Джорцио. Он припомнил прошлый вечер, когда до поздней ночи просидел у ее постели. Старуха и слуги разошлись по своим комнатам, то ли решив, что она в надежных руках, коль скоро рядом священник, то ли, что ей ничто не поможет, кроме молитвы. Он был вполне счастлив сидеть так часами, глядя на ее лицо.
Неоднократно девушка оказывалась на грани жизни и смерти, он точно это знал. Каждый раз Аркенти чувствовал, что она подходит к роковому пределу, а затем возвращается. Он восхищался ее силой, понимал, что лишь воля и сила характера заставляют ее бороться за жизнь.
Во время приступов лихорадки Элеттра металась в постели. Пряди черных волос липли ко лбу, становясь еще темнее, губы распухли. Аркенти то молился, то смотрел на девушку, дыша с ней в унисон. На мгновение адвокат оборвал молитву и задремал. Вдруг он резко проснулся. Девушка лежала неподвижно, дышала слабо и тяжело. Он обернулся к двери, почувствовав присутствие некоей тени, что была темнее самого мрака. В воздухе ощущалась не столько злоба, сколько любопытство, бесстрастное изучающее любопытство. Смерть стоит на пороге, пытаясь понять, не пришло ли время девушки. Смерть хочет знать, кто следующий. Стоило Аркенти заметить тень, она тут же исчезла, растворившись в ночи, словно одно внимание священника могло отпугнуть смерть. Девушка застонала и перевернулась. Даже в этом состоянии кожа ее оставалась сияющей, и сияние это, казалось, идет прямо из глубины ее существа.
Аркенти долго смотрел на нее, завороженный. Иногда сердце задает вопросы, которых не может услышать разум. Внезапно его задумчивость прервало появление всадника на белом коне, скачущего через площадь под монотонным серым дождем. Джорцио вернулся! Он бросился к лестнице и побежал вниз, перескакивая через две ступеньки.
За неделю стало ясно, что хинная кора совершила чудо и девушка поправится. Именно тогда герцогиня спросила монсеньора, не согласится ли он учить Элеттру латыни, пока остается в Кремоне.
— Конечно, — кивнул он. — Почту за честь.
В обычной ситуации во время расследования он бы отверг подобное поручение. Однако сейчас он без колебаний согласился, почувствовав открывающиеся возможности. Похоже, старая дама в самом деле доверяла правнучке, быть может, рассказала ей что-нибудь по секрету про Камбьяти, быть может, вызнать мысли невинной девушки окажется легче, чем мысли герцогини.
Кроме того, адвокат осознал, что пока не испытывает желания возвращаться в Рим. Он чувствовал, что события там развиваются не в его пользу, и понимал, что лучше было бы их переждать. Весна пролетела быстро, начиналось лето. В Риме жара должна быть невыносимой, даже хуже, чем в Кремоне.
Следующее утро началось с необычайно громкого звона колоколов на площади. Уже спустившись по лестнице, адвокат слышал, как взволнованные горожане повторяют новость, пересказывая друг другу. Папа Бенедикт XIV умер. За этим всегда следовал вопрос: кто будет следующим папой?
Адвокат тоже гадал: кто будет следующим?
Утреннее солнце хлынуло в окна комнаты девушки. Лихорадка спала. Элеттра села на постели. Монсеньор Аркенти, сидевший в ожидании на стуле рядом с ней, рассматривал густые темные волосы, огромные черные глаза, глубокие, ясные и влажные, как у жителей Аравии.
— Вы слышали? Папа…
— Да.
— Вы теперь вернетесь в Рим?
Он отметил смесь надежды и страха в ее голосе.
— Нет. В этом не будет необходимости.
— Хорошо. Расскажите, как там, в Риме?
— Что вы хотите услышать?
— Расскажите правду. Вам там нравится?
Повернувшись на стуле, он посмотрел в окно и сказал:
— Буду с вами честен. Я был рад оставить Рим. Город полон зловонных языческих руин, где кишат шелудивые коты. Его старые площади и амфитеатры пропитаны вековой кровью, этот запах чувствуется жаркими летними ночами. Этот город
хуже, чем душа язычника, он лопается от сатанинских мыслей и воспоминаний.
Было в девушке нечто такое, что хотелось рассказать ей правду, рассказать, как все есть на самом деле или, по крайней мере, как все виделось ему. Он мог бы прикрыться приятными словами, но взгляд ее требовал правды. Этот взгляд был проницательным, умным и в то же время невинным. Адвокат чувствовал странную беспомощность, чувство, которого даже не подозревал в себе. Возможно, я устал от всего, устал притворяться и прятаться, использовать любой разговор как тайное средство заглянуть под маску собеседника. И потом, вероятно, если я поделюсь с ней тайной, она поделится со мной тайнами, что касаются кандидата в святые.
— Возможно, вы будете потрясены, услышав такое, но много дьяволов в сутанах ходят по улицам Рима и по коридорам Ватикана. Воплощение зла. Честолюбие не знает предела. Да, я с радостью оставил Рим. А в последнее время в воздухе словно висело что-то зловещее. Я ощущал глубокую тревогу и беспокойство как раз перед отъездом из Рима и путешествием сюда.
— Меня немного удивили ваши слова, — она чуть подумала, — тем не менее все так, как я подозревала. Отец говорил, что священникам верить нельзя. Особенно римским священникам.
Аркенти снова поразило ее стремление быть откровенной, ее природный ум, ее бесхитростность.
— Никому не говорите того, что я сказал. Это будет нашей тайной, хорошо?
— Да.
Она опустила глаза и улыбнулась, радуясь возможности разделить с ним тайну.
Адвокат дьявола и писарь собирали бумаги, закончив последнюю беседу в последний день официального опроса свидетелей, когда Бенефицио, простодушный слуга средних лет, показался в дверях приемной с высокими потолками. Он сцеплял и расцеплял пальцы и выглядел взволнованным.
— Э-э-э, ваше высокопреосвященство…
Монсеньор Аркенти смотрел на него и ждал:
— Говори.
— Человек, там человек пришел. Он хочет с вами поговорить, ваше высокопреосвященство. Не знаю, надо ли его пускать.
— Как его зовут?
— Родольфо.
У Анджело глаза полезли на лоб.
Вздохнув, адвокат дьявола устало махнул рукой:
